Джейсон получил сведения, за которыми они сюда прибыли. Их цель Афины. Наиболее безопасный маршрут – или, по крайней мере, не совсем невозможный – пролегал вдоль южного побережья. Сегодня двадцатое июля. У них осталось всего двенадцать дней до первого августа – древнего праздника Надежды, дня, когда Гея собирается пробудиться.
Джейсону и его друзьям нужно уходить, пока есть возможность.
Но что-то не давало ему покоя – какое-то холодящее кровь дурное предчувствие, как будто самые плохие новости ему еще не сообщили.
Евримах упомянул Дельфы. Джейсон втайне надеялся побывать в этом древнем месте обитания Дельфийского оракула, где он, возможно, узнает что-нибудь о собственном будущем, но если это место переполнено чудовищами…
Он отодвинул от себя тарелку с остывшей едой.
– Похоже, здесь всё под контролем. Надеюсь, так и есть, это в твоих интересах, Антиной. Эти полубоги очень изобретательны, даже закрыли Врата смерти. Нам бы не хотелось, чтобы они проскользнули мимо тебя и получили в Дельфах помощь.
Антиной усмехнулся:
– Этого можно не опасаться. Дельфы вышли из-под управления Аполлона.
– А… понятно. А если полубоги поплывут долгим путем вокруг Пелопоннеса?
– Ты зря волнуешься. При любом раскладе для полубогов нет безопасного пути, и это еще мягко сказано. К тому же Виктория, обезумев, бегает по Олимпии. Пока всё идет так, как идет, у полубогов нет ни одного шанса выиграть эту войну.
Джейсон понятия не имел, что это означает, но кивнул:
– Хорошо. Я так и доложу царю Порфириону. Спасибо за… хм… угощение.
Стоявший у фонтана Майкл Варус выкрикнул:
– Стой!
Джейсон едва не выругался. Он попытался не обращать внимания на мертвого претора, но Варус уже шел к нему, окруженный туманной белой аурой, его глубоко посаженные глаза походили на две выгребные ямы. На боку у призрака висел золотой имперский гладиус.
– Ты должен остаться, – сказал Варус.
Антиной метнул на призрака раздраженный взгляд:
– В чем дело, легионер? Ир хочет уйти, так пускай катится – от него воняет!
Остальные призраки нервно засмеялись. Стоявшая на другом конце дворика Пайпер с тревогой посмотрела на Джейсона. Чуть дальше Аннабет словно бы случайно накрыла ладонью разделочный нож, лежащий на ближайшем подносе с мясом.
Варус держал руку на рукояти меча. Несмотря на жару, его нагрудник покрывала корочка льда.
– Я дважды потерял на Аляске свою когорту, первый раз – при жизни, а второй – после смерти, проиграв граекусу по имени Перси Джексон. И всё же, услышав зов Геи, я явился сюда. Знаешь почему?
Джейсон сглотнул:
– Потому что ты упертый болван?
– Это место для тех, кто страстно чего-то желает, – проговорил Варус. – Всех нас влечет сюда не только огромная сила Геи, но и наши непреодолимые страсти. Евримаха привела жадность, Антиноя – жестокость.
– Ты мне льстишь, – пробормотал упырь.
– Гасдрубала – ненависть, – продолжал Варус. – Гиппия – горечь, меня – тщеславие. А ты, Ир? Что тебя привело сюда? Чего больше всего хочет нищий? Возможно, это желание вернуться домой?
Джейсон ощутил неприятное покалывание в затылке, – такое же чувство он испытывал перед сильной грозой.
– Я, пожалуй, пойду, – сказал он. – Послания надо доставлять.
Майкл Варус вытащил меч из ножен.
– Мой отец – Янус, двуликий бог. Я привык видеть сквозь маски и распознавать обман. Ты знаешь, Ир, почему мы так уверены, что полубоги не минуют наш остров незамеченными?
Джейсон молча перебрал в уме все латинские ругательства, какие знал. Попытался прикинуть, сколько у него уйдет времени, чтобы вытащить и зажечь сигнальную ракету. Надо надеяться, он сумеет выиграть достаточно времени, чтобы девушки успели добежать до укрытия, прежде чем эта толпа покойников разорвет его на куски.
Он повернулся к Антиною:
– Слушай, ты тут главный или нет? Может, тебе стоит заткнуть своего римлянина?
Упырь глубоко вдохнул, стрела в его горле задрожала:
– Ах, но это может быть весело. Продолжай, Варус.
Мертвый претор поднял меч:
– Нас выдают желания. Они показывают, кто мы на самом деле. К тебе кое-кто пришел, Джейсон Грейс.
Толпа за спиной Варуса расступилась, и вперед вышел мерцающий призрак женщины. Джейсону показалось, что его кости рассыпаются в прах.
– Милый, – сказал призрак его матери. – Вот ты и дома.
III. Джейсон
Каким-то образом Джейсон узнал маму. Узнал ее платье с запа́хом, в зеленый и красный цветочек, похожее на бордюр вокруг рождественской елки. Узнал разноцветные пластиковые браслеты на ее запястьях, врезавшиеся ему в спину, когда она обняла его на прощание в «Волчьем доме». Узнал ее волосы, чрезмерно взбитый каскад крашеных светлых завитков, и ее запах – лимона и аэрозоля.
Ее глаза были синие, как и у самого Джейсона, но сейчас они поблескивали тусклым светом, как будто она только что вышла из убежища после ядерной войны и теперь жадно ищет взглядом знакомые предметы.
– Милый, – она протянула к нему руки.
Джейсон больше никого не видел, он словно забыл про призраков и упырей.
Туман, изменяющий его облик, рассеялся. Его спина распрямилась, суставы перестали болеть, а палка снова превратилась в золотой имперский гладиус.
Чувство жжения не исчезло. Джейсону казалось, будто пласты его жизни один за другим высыхают и исчезают – месяцы, проведенные в Лагере полукровок, годы – в Лагере Юпитера, его обучение у Лупы, богини-волчицы. Он снова стал напуганным и уязвимым двухлеткой. Даже шрам на его губе, оставшийся после попытки съесть степлер в нежном ясельном возрасте, заболел как свежая рана.
– Мама? – выдавил он.
– Да, милый, – ее фигура замерцала. – Ну же, обними меня.
– Ты… ты не настоящая.
– Конечно, она настоящая, – голос Майкла Варуса звучал где-то вдали. – Или ты думал, что Гея оставит такой важный дух чахнуть где-то в Царстве Мертвых? Она твоя мать, Берил Грейс, телезвезда, возлюбленная владыки Олимпа, отвергшего ее, не единожды, а дважды, в обоих своих обличьях – и в греческом, и в римском. Она заслуживает справедливости, как и любой из нас.
Сердце Джейсона болезненно билось. Женихи столпились вокруг него, наблюдая.
«Я для них развлечение», – понял Джейсон. Вероятно, для призраков такое зрелище повеселее, чем драка до смерти двух нищих.
Сквозь гул в его голове пробился голос Пайпер:
– Джейсон, посмотри на меня.
Она стояла в трех метрах от него, держа в руках свою керамическую амфору. Улыбка исчезла с ее лица, в повелительном взгляде читалась ярость, его невозможно было проигнорировать – как и ярко-синее перо в ее волосах.