(Псефисма)
(268) Такое ваше решение, граждане судьи, против предателей и богоненавистных людей всем людям – и грекам, и варварам – представляется правильным и прекрасным. Но так как получение взяток предшествует предательским действиям и именно оно побуждает некоторых к этому, то раз вы, граждане афинские, заметите кого-нибудь как взяточника, так и считайте его вместе с тем и за предателя. Если один предает благоприятные условия, другой – выполнение дел, третий – воинов, то каждый из них, мне кажется, губит то именно, что окажется в его распоряжении; но ненавидеть таких людей надлежит всех одинаково. (269) У вас, граждане афинские, у одних на всем свете есть возможность в этом отношении пользоваться своими отечественными примерами и на деле подражать своим предкам, которых вы справедливо восхваляете. Действительно, если сейчас вам не представляется случая подражать им в боях, в походах или в опасностях, в которых отличались они, так как в данное время у вас существует мир, то подражайте по крайней мере хоть их благоразумию. (270) В нем везде есть нужда, и благоразумное отношение отнюдь не требует больших хлопот и беспокойств, чем безрассудное; но если каждый из вас теперь, сидя на месте, будет судить о делах, как надо, и подавать свой голос, он в такое же время приведет в лучшее состояние общественные дела в государстве и вместе с тем совершит действия, достойные предков; если же будет решать не так, как надо, он приведет дела в еще худшее состояние и прямо недостойное предков. Так вот, ка́к же, они думали о таких людях? Возьми-ка, секретарь, и прочитай вот эту выписку: вам нужно увидеть, что вы относитесь слишком легко к таким делам, за которые наши предки приговаривали к смертной казни. Читай.
(Надпись на плите)
(271) Вы слышите, граждане афинские, надпись говорит, что Арфмий, сын Пифонакта, зелеец, объявляется недругом и врагом народа афинского и союзников – сам и весь его род243. За что? – За то, что от варваров он привез золото в Грецию. Из этого можно, кажется, увидеть, как ваши предки были озабочены тем, чтобы и из посторонних людей ни один человек не мог, польстясь на деньги, причинить какого-либо вреда Греции, а вы не принимаете мер даже к тому, чтобы против самого государства нашего никто из граждан не мог совершить преступления. (272) – «Но, клянусь Зевсом, – скажет, пожалуй, кто-нибудь, – этот столб с надписью поставлен здесь случайно». – Нет, хотя весь этот вот Акрополь есть священное место и занимает широкую площадь244, этот столб поставлен справа возле большой бронзовой Афины245, которую государство воздвигло в память победы над варварами на средства, данные греками. Да, тогда так свято чтили справедливость и такое значение придавали наказанию людей, виновных в подобных делах, что одинаково удостаивали постановки как победный памятник в честь богини, так и решения о наказаниях преступникам; а сейчас – просто смех, полная безнаказанность, если эту крайнюю необузданность не остановите вы теперь. (273) Итак, я думаю, что вы, граждане афинские, поступите правильно, если будете подражать вашим предкам не в чем-нибудь одном только, но вообще во всем без исключения, что они делали. Вы все, я уверен, слыхали про дело с Каллием, сыном Гиппоника. Он заключил в качестве посла тот пресловутый мир, по которому царь246 не должен был по суше приближаться к морю на расстояние однодневного конного пробега и заходить по морю на военном корабле в местах между Хелидонскими и Кианейскими островами247. Так вот этого Каллия они едва не предали казни за то, что он во время посольства будто бы принял подарки, а при сдаче отчета наложили на него взыскания в размере пятидесяти талантов. (274) А между тем лучшего мира, чем этот, никто не мог бы назвать ни в предыдущее, ни в последующее время248. Но они смотрели не на это. Причину этой удачи они видели в собственной доблести и в славе государства, причину же того, бескорыстно ли это сделано или нет, видели в нравах своего посла. Они требовали, таким образом, от того, кто приступает к общественным делам, чтобы он держался честных и неподкупных нравов. (275) Да, они считали взяточничество до такой степени ненавистным и зловредным для государства, что не терпели его ни в каком деле и ни у какого человека. А вы, граждане афинские, видели, как теперешний мир разрушил стены городов у ваших союзников и как он же сооружает дома у послов, как у нашего государства отнял достояние, а этим людям доставил такие богатства, которых они никогда еще и во сне не рассчитывали приобрести249, и вы все-таки не казнили их сами; вам еще требуется обвинитель, и вы на словах лишь судите тех, чьи преступления видят все на деле250.
(276) Конечно, можно бы рассказать не только о старых делах и, приводя их в пример, призвать вас к мщению; но и на памяти вас самих, здесь присутствующих и еще здравствующих, понесли наказание многие; всех их я не стану перечислять, упомяну лишь одного или двух из участников другого посольства, оказавшегося гораздо менее пагубным для государства, которые были преданы смертной казни. Возьми-ка и прочитай вот эту псефисму.
(Псефисма)
(277) На основании этой псефисмы вы, граждане афинские, приговорили тех послов к смертной казни, в том числе Эпикрата251, человека, как я слышал от старших, дельного и бывшего во многих отношениях полезным нашему государству, одного из деятельных участников возвращения народа из Пирея252 и вообще преданного демократии. Но все-таки никакая из этих заслуг не помогла ему – и справедливо; конечно, для того, кто берется руководить такими важными делами, недостаточно быть честным только наполовину, и, раз он заручился наперед вашим доверием, ему нельзя злоупотреблять им для того, чтобы иметь возможность еще больше вредить, но вообще он не должен совершать сознательно никаких преступлений против вас. (278) Так вот, если эти люди не повинны хоть в каком-нибудь одном из таких дел, за которые те были приговорены к смерти, тогда тут же казните меня. Смотрите сами: «Так как они, – говорит эта псефисма, – исполняя посольские обязанности, действовали вопреки постановлению». Таково первое из обвинений. А эти разве не нарушали постановления? В псефисме сказано: «С афинянами и союзниками афинян», а разве они не исключили из договора фокидян? В псефисме значится: «Приводить к присяге правительственных лиц в отдельных государствах», а они разве не привели только тех, которых прислал к ним Филипп?253 В псефисме предписывается: «Нигде не встречаться с Филиппом наедине», а они разве не вели с ним все время переговоры частным образом? (279) Там сказано: «И некоторые из них были изобличены в том, что неправильно докладывали в Совете». А эти еще не только в Совете, но и в Народном собрании. И кем же изобличены? Вот это и замечательно: самими делами, так как все произошло прямо обратно тому, что сообщали они. Далее там сказано: «И еще в том, что в письмах не сообщали правды». Да ведь так же и эти. «И еще в том, – говорится там, – что они сообщали ложные сведения про союзников и что принимали подарки». А эти не только сообщали про них ложь, но совершенно погубили их, что уж, конечно, гораздо ужаснее, чем сообщить ложь. Но, конечно, если бы они стали запираться относительно получения подарков, оставалось бы их изобличать, но так как они признавались254, следовало бы, конечно, тут же отвести их, куда нужно. (280) Так что́ же, граждане афинские? Раз дело так, неужели вы, сыновья тех людей, а частью даже сами остающиеся еще в живых из тех людей, допустите все это? Эпикрат, известный своими заслугами перед народом, принадлежавший к партии Пирея, был изгнан и подвергся наказанию, и еще вот в недавнее время известный вам Фрасибул, сын Фрасибула, ревностного демократа, руководившего возвращением народа255, был присужден к уплате десяти талантов256, также и один из потомков Гармодия257 и еще сыновья некоторых людей, оказавших вам величайшие услуги, которых по закону за благодеяния, совершенные ими вам, вы сделали во всех святилищах при жертвоприношениях участниками в возлияниях и кратерах и которых воспеваете258 и чтите наравне с героями и богами (281), все они понесли наказание по законам, и им не помогли ни снисходительность, ни сострадание, ни слезы детей, носящих имена наших благодетелей, ни что-либо другое – ну, а ка́к же после этого вы отнесетесь к сыну Атромета, учителя грамоты, и Главкофеи, собиравшей сонмища, из-за которых была казнена другая жрица259, неужели же вы, захватив его, сына таких родителей, человека, ни в чем не оказавшегося полезным для государства, ни лично, ни по отцу, ни по кому-либо из родственников, все-таки оправдаете? (282) В самом деле, есть ли от них хоть лошадь, хоть триера, участие хоть в одном походе, постановка хора, исполнение литургии, чрезвычайный взнос, доброе расположение, подвергал ли себя хоть раз опасности, – что́ из этого за все время сделано ими для государства? А между тем, будь даже налицо все это, но раз не было соблюдено одно условие, раз не исполнялись честно и бескорыстно обязанности послов, тогда за одно это он уже заслуживал смерти. А если не было ни того, ни другого, тогда разве вы не должны покарать его? (283) разве не припомните, что́ говорил сам же он, когда выступал с обвинением против Тимарха260, – именно, что ничего не стоит государство, которое не обладает твердостью в отношении преступников, и ничего не сто́ит государственный строй, в котором снисходительность и чье-нибудь ходатайство больше значат, чем законы; вам нечего, говорил он, жалеть ни мать Тимарха, престарелую женщину, ни малых детей, ни кого-либо другого, но надо иметь в виду, что, если поступитесь требованиями законов и государственного порядка, не найдете потом людей, которые бы пожалели вас самих. (284) Но что́ же, – значит, несчастный человек так и останется преданным атимии за то только, что увидел преступление этого человека, тогда как его самого вы оставите безнаказанным? Почему же? Ведь если людей, погрешивших против самих себя, Эсхин почел справедливым подвергнуть такому суровому наказанию, тогда какому же наказанию должны подвергнуть вы, как судьи, принесшие присягу, людей, совершивших такие преступления против государства, – и его в том числе, поскольку он уличается как их соучастник? (285) – «Нет, клянусь Зевсом, – скажет, пожалуй, кто-нибудь, – благодаря тому процессу261 поднимется у нас нравственность среди молодых людей». – Но в таком случае и этот процесс научит политических деятелей, по вине которых государство подвергается величайшей опасности; а нужно думать и о них. Так знайте же: и Тимарха он погубил вовсе не потому, клянусь Зевсом, чтобы имел в виду сделать ваших детей скромными (они и сейчас, граждане афинские, у вас достаточно скромны: не приведи бог такого несчастья, чтобы нашей молодежи потребовались в качестве софронистов262 Афобет и Эсхин!), (286) нет, это он сделал потому, что тот, будучи членом Совета, написал предложение – подвергать смертной казни всякого, кто будет уличен в доставке Филиппу оружия или оснастки для триер. Это видно вот из чего. С каких пор стал Тимарх выступать с речами перед народом? Давно! Так вот, хотя все это время Эсхин проживал в городе, он никогда не выражал негодования и не находил ничего страшного в том, что такой человек выступает с речами, – до тех пор, пока сам не побывал в Македонии и не отдал себя там внаем. Возьми-ка и прочитай самую псефисму Тимарха.