Надинька посмотрела на трепетавшую на ветру бумажку, не понимая, к чему она ей нужна, а вот Коля взял и прочитал внимательно.
— Папа в сентябре умер, Яков Михайлович. Мы теперь на городской квартире вдвоём с Агашей! Помните Агашу? Вы её учили яблоки в марганцовке мыть, чтоб заразу не подхватить! И картошку чистить! Вы шкурку с картошки тонко-тонко срезали, так никто не умел!
Человек улыбнулся.
— Я же хирург. От чего умер Павел?
— Сердце не выдержало.
— Понятно.
Собственное Надинькино сердце колотилось быстро-быстро.
— Собственно, я к вам и шёл, к Павлу, — признался доктор Тихонравов. — У меня в Москве никого, ни единой живой души не осталось. Только Павел. Н-да… А тут…
Надинька обернулась и посмотрела на пустой дом.
— Там никого нет, — сказала она. — Мы в октябре уехали и дачу новым хозяевам сдали. Поедемте в город, Яков Михайлович!.. Вы пока у нас остановитесь, Агаша рада будет!
Надинька ни минуты не сомневалась, что Агаша действительно будет рада, ведь этот человек — почти родственник, друг мамы и папы, выбравшийся из прошлого сюда, к ним! Из прошлого никто не возвращался, а доктор вернулся, и теперь Надинька его никуда от себя не отпустит.
— Надежда, — сказал Коля напряжённым голосом, — можно тебя на минутку? Отойдём-ка.
Доктор Тихонравов крякнул, скинул под ноги, на утоптанный снег вещмешок, вытянул из кармана кисет и стал неторопливо развязывать.
Надинька пожала плечами, но всё же отошла следом за Колей к берёзам.
— Ты что? — заговорил Коля взволнованно. — С ума сошла? Зачем ты его зовёшь? Он зэка! В неприятности хочешь вляпаться?
— В какие неприятности, Коля? Его же освободили! Сейчас многие возвращаются, кто был ошибочно осуждён, а Яков Михайлович ни в чём не может быть виноват! Он первоклассный доктор, мама так говорила!
— Да пойми ты, сейчас они, может, и возвращаются, но не факт, что опять не начнут шпионить и вредить народу!..
Надинька посмотрела ему в лицо и спросила недоверчиво:
— Яков Михайлович — вредить?..
— Они знаешь какие ловкачи, шпионы эти! Кем хочешь могут прикинуться! И вообще! Врачи Сталина залечили! Так что пусть идёт куда знает, а ты не встревай!
Надинька помолчала немного.
— Яков Михайлович, — заговорила она громко, подошла и взяла доктора под руку. — Поедемте, правда! Холодно, а я снегу в боты начерпала.
— Надежда, — предупредил Коля, — я вынужден буду в комсомольскую ячейку сообщить!..
— А ведь и правда, — неожиданно согласился доктор. — Неприятности могут выйти. Отправлюсь-ка я в Можайск. Там ученик у меня, возможно, примет.
Надинька всегда считала себя слабой и нерешительной, но сейчас!.. Как она может отпустить доктора, ведь он уже здесь, он вернулся, он был там, в прошлом, он знал и любил их всех, а теперь он рядом, а это значит — ничто не потеряно безвозвратно.
— Яков Михайлович, — сказала она очень твёрдо, — я теперь заболею, точно говорю. У меня ноги совсем замёрзли. Если вы уедете в Можайск, кто меня станет лечить?.. И Агаша не простит, если я вас сейчас отпущу!
Доктор поднял на плечо вещмешок и сказал:
— Вся в мать. Та тоже храбрая была.
И они зашагали по дороге обратно к станции. Коля потоптался и отправился следом.
На полдороге поднялся ветер и началась настоящая метель.
Февраль, 1957 год
Трамвайным звоном зашёлся телефон на стене в конторке механосборочного цеха.
— Алё! Алё!
— Механосборочный? Начальник КБ у вас?
— С утра был, а сейчас кто его знает!
— Пусть к директору бегёт! Алё, алё! Слышали? Пусть бегёт к директору!
— Да где я его тебе возьму, милая? Ежели тута он, передадим, а ежели нету, ищите сами!..
Старший мастер дядя Коля Логунов приткнул трубку обратно на аппарат, посмотрел вниз, в цех. И первым делом увидел как раз начальника КБ!.. Он что-то говорил рабочим, размахивал руками и аж приплясывал как будто.
Дядя Коля постучал было в стекло, но где там! Из цеха поднимался такой шум, какой помнился дяде Коле только на войне, когда «работали» одновременно артиллерия и авиация. Пулемётной дробью стрекотали пневматические молотки, гудел металл, громыхали трубы.
Дядя Коля напялил засаленную кепочку с пуговкой, сунул за ремень рукавицы и по металлической лесенке стал спускаться в цех. На стене справа так, чтоб всем было видно, висела сегодняшняя «молния»: «Товарищи! Равняйтесь на токаря-расточника Медведева, выполнившего на трое суток раньше ответственный заказ для строителей атомного ледокола «Ленин»!»
— Сергей Ильич, — на ухо начальнику КБ прокричал дядя Коля. — Дуй к директору, вызывают тебя!
— Чего это?!
— Да почём мне знать! Телефонистка передала — пусть берёт ноги в руки и дует!
Сергей Ильич пожал плечами.
После воспаления лёгких, скрутившего его в начале зимы, он сильно похудел, пожелтел и осунулся. Лечился, прямо скажем, кое-как, в больницу ехать наотрез отказался, лежал дома. Из заводской столовой ему приносили еду, а из КБ «синьки» и чертежи — а он всё работал!
Дельный оказался мужик, одобрительно подумал дядя Коля, не болтун, не заносчивый! Говорит понятно, перед рабочими не выделывается, даром что инженер и сам в очках.
В механосборочном цехе ударными темпами собирали перо руля — теперь работали даже по ночам при свете прожекторов. Впрочем, стапель тоже трудился без отдыха. Ходили слухи, что на воду ледокол спустят к Дню Советской Конституции, то есть уже в декабре, а до спуска столько работы нужно поднять и осилить!..
Сергей Ильич договорил нечто неслышное мастерам, махнул рукой и помчался в конторку. Крутая железная лесенка далась ему с трудом.
В квадратной комнате, где козлоногий письменный стол, пара стульев, жёсткий диван с исчерканной деревянной спинкой, он сдёрнул с головы кепку, жадно попил из бачка — кружка была пристёгнута к бачку железной цепочкой, — взялся за телефон и покрутил ручку.
— Дайте КБ, — попросил он «барышню», облизывая солёные губы.
Пока она соединяла, он думал, почему все телефонистки на свете зовутся «барышнями»? Давным-давно нет ни господ, ни рабов, все равны, все едины, а вот смешное слово «барышня» отчего-то прижилось, осталось.
В КБ ответила какая-то девица, Сергей Ильич не разобрал, кто именно, и попросил Бориса Смирнова.
— Это вы, товарищ начальник? — протянула девица. — Вас из дирекции искали! И ещё приглашение пришло в Дом культуры!
— Зачем искали? — спросил начальник.