– Она так сказала?
– Я, конечно, понимаю, не стоит выпытывать, что произошло между вами, но с твоей стороны неблагоразумно ставить девушку в такое положение.
– Ты, как всегда, права. Это неблагоразумно, Я поговорю с ней, – согласился Ботолф, кланяясь матери, а про себя подумал: «Да, я поговорю с негодницей, но после того как задам ей трепку».
Он направился к карете, которую Саксан делила с Питни и леди Мери.
– Вот он, – прошептала Саксан, поворачиваясь к Питни.
Питни покачал головой:
– Мне кажется, ты забываешь, что он наш сеньор.
– Граф сам во многом виноват. Нелегко помнить, что он мой сеньор, когда он зовет меня девчонкой или малышкой. – Саксан состроила удивленному брату гримаску, и тут Ботолф остановился перед окном кареты.
– Разве ты не могла придумать что-нибудь поумнее, чтобы успокоить мою мать, а не расстраивать ее? – набросился он на девушку.
Его грозный взгляд Саксан встретила с самым невинным видом.
– Боюсь, я не очень умна.
– Ты достаточно умна для того, чтобы не моргнув глазом выдумывать небылицы. Я сам в этом убедился.
Саксан со вздохом уставилась себе под ноги.
– Мне не нравится лгать леди Мери.
– Мне тоже не нравится ей лгать, дорогая, – мягко сказал Ботолф, заставив ее посмотреть ему в глаза. – Но постоянная угроза моей жизни очень расстраивает маму. Я просто не хотел добавлять ей огорчений. Хотел, чтобы это осталось между нами.
– Когда нужно, Тодд может быть нем как могила, – произнесла Саксан с пафосом.
– Сэсил, пытающийся меня убить, – мой сводный брат, незаконнорожденный сын моего отца.
– Но вы сказали, что родились с ним в один день и час и все такое, – выпалила Саксан, но сразу осеклась.
Ботолф улыбнулся, погладил ее по щеке, покрывшейся краской стыда, и почувствовал нежную бархатистость кожи.
– Мои родители были помолвлены в детстве. Отец знал имя невесты, но никогда не видел ее. Мать Салила много лет была любовницей моего отца в Мирвуде. Она умерла, родив Сэсила, и моя мать вскормила его грудью. Мы были как братья.
– И Сэсил не хочет смириться со своим положением, – предположила девушка.
Он прислонился к карете и сложил руки на груди в попытке преодолеть искушение коснуться Саксан.
– Именно так. Сэсил имеет и связи, и деньги, но ему этого мало. Не знаю, когда он замыслил убийство, потому что поздно догадался о его планах. Теперь он понимает, что я в курсе его смертельной игры, и вынужден прятаться от меня, но продолжает покушаться на мою жизнь. А мать не хочет этому верить. Сэсил был для нее сыном.
И стараясь убить вас, он убивает и ее. Проклятие неблагодарного ребенка. – Саксан изучающе посмотрела на Ботолфа. – Он очень похож на вас.
– Как близнец, за исключением шрама над глазом, – вздохнул Ботолф. – Это я оставил его.
– Значит, вы уже дрались на мечах?
– Клянусь бородой Спасителя, да! – Ботолф с усилием отогнал мучительное воспоминание о Сэснле, занимающемся любовью с Элис. – Так что теперь ты понимаешь, почему я стараюсь как можно меньше посвящать в это дело леди Мери?
Саксан кивнула:
– Для вас это тоже, должно быть, тяжело. Сасил вынуждает вас сделать тяжелый выбор: либо быть вам убитым, либо вы прольете его кровь и, значит, кровь вашего отца. Было бы лучше, если бы конец предательству положил не ваш меч, а чужой.
Ботолф насторожился и заметил, что Питни тоже услышал ее слова. В первое мгновение граф посмеялся над мыслью, что женщина выследит Сэсила я покончит с ним. Но Саксан охотилась за самим Ботолфом, когда думала, что он убил Питни. Совсем недавно она сражалась с подлинным мастерством и убила двух человек. Возможно, девушка считает себя обязанной ему из-за того, что граф заботится о ее брате, или даже из-за того, что покушалась на его жизнь. Саксан также могла относиться к этому просто как к увлекательному приключению.
– Не смей даже думать об этом, – приказал Ботолф.
Саксан не отрицала, что уже размышляла над тем, как избавить графа от Сэсила.
– Я могла бы его убить, – заверила она. – Ну, возможно, могла бы. Но потребовался бы скрупулезный план.
Ботолф взглянул на Питни, слушавшего их с широко открытыми глазами, затем строго посмотрел на девушку.
– Я начинаю опасаться, что ты сумасшедшая. – Он схватил ее за худенькие плечи и слегка встряхнул. – Дай слово.
– Слово? – невинно переспросила Саксан, отбрасывая с лица прядь волос.
– Да, клятву, что ты не будешь пытаться расправиться с Сэсилом.
– О, хорошо. Даю слово. Но у меня была очень хорошая идея, – пробормотала она.
– Забудь о ней.
– Милорд, еще один вопрос. Не кажется ли вам странным, что Сэсил всегда знает точно, где вас найти?
– Мы вместе росли, – ответил Ботолф не очень уверенно. – Сэсил хорошо знает мои привычки.
– Это так, но мне кажется, что вам не нужно исключать возможность, что кто-то из вашего окружения помогает ему.
– Ты права, Саксан. Бывали времена, когда и у меня возникали сомнения. Нужно подумать.
Он попрощался и отошел. Саксан смотрела, как граф присоединился к своим друзьям.
– Надеюсь, что он сделает больше, чем просто подумает, – промолвила она, покачав головой.
– Он разумный человек, – поддержал ее Питни.
– Конечно, но в этом деле у него есть одна слабость.
– Какая?
– В отличие от Сэсила наш сеньор не желает проливать кровь своего родственника, человека, который делил с ним молоко матери. Мы должны проследить за тем, чтобы эта слабость не погубила его.
И она как ни в чем не бывало улыбнулась леди Мери, садившейся в карету.
Ботолф не забыл предупреждение Саксан. Оно отдавалось в его голове с каждым шагом лошади, приближавшим их к Регенфорду. Высокомерие и гордыня требовали отбросить любую мысль о предательстве в его свите, но граф понимал, что это могло стоить ему жизни. Многие люди, ехавшие с ним, помнили Сэсила; некоторые знали его в те годы, когда он жил в их семье. Несмотря на его жестокость и вероломство, у него были сильные и преданные друзья.
– Вы чем-то озабочены, милорд. Вас тревожит то, что может случиться в Регенфорде? – спросил Весли, подъезжая вместе с Роджером к Ботолфу.
Ботолф покачал головой, но потом произнес:
– Сэсил знает каждый мой шаг.
– Похоже, что так, – согласился Роджер. – Но почему вы вспомнили об этом сейчас?
– Мне намекнули, что у него могут быть глаза и уши среди тех, кто едет со мной, – ответил граф. – Иначе непонятно, как человеку, пусть даже хорошо знакомому с моими привычками, становится известен буквально каждый мой шаг.