Наша внутренняя обезьяна. Двойственная природа человека - читать онлайн книгу. Автор: Франс де Вааль cтр.№ 7

Несложно увидеть здесь зарождение рационального оправдания человеческой жестокости в целом и холокоста в частности – и ситуацию уж точно не улучшало то, что голос передовой науки того времени говорил на немецком языке. Конрад Лоренц, всемирно известный австрийский специалист по рыбам и гусям, был страстным защитником идеи, что агрессия заложена в наших генах. Убийство стало каиновой печатью человечества.

По другую сторону Атлантики похожие взгляды продвигал Роберт Ардри, американский журналист, вдохновленный предположениями, что австралопитек наверняка был хищником, который пожирал свою добычу живьем, расчленял ее кусок за куском и утолял жажду теплой кровью. Основанный на анализе нескольких костей черепа, этот вывод был ложным, однако Ардри выстроил на нем миф об обезьяне-убийце. В своем труде «Африканское происхождение» (African Genesis) он изобразил нашего предка психически неуравновешенным хищником, нарушающим хрупкое равновесие природы. Как говорится в демагогическом творении Ардри, «мы родились от возвысившихся обезьян, а не от падших ангелов, причем эти обезьяны были хорошо вооруженными убийцами. Так чему же удивляться? Чинимым нами убийствам и массовым побоищам, ракетам и войнам, которые ведут непримиримые противники?».

Трудно поверить, но следующей волне поп-биологии удалось превзойти даже это. В то же самое время, когда Рональд Рейган и Маргарет Тэтчер проповедовали, что жадность хороша для общества, хороша для экономики и уж точно хороша для тех, кто жаждет что-либо заполучить, биологи публиковали книги, поддерживающие эти взгляды. Книга Ричарда Докинза «Эгоистичный ген» (The Selfish Gene) ^[4] учила нас, что, поскольку эволюция помогает тем, кто помогает себе сам, эгоизм следует воспринимать как движущую силу изменений, а не разрушительный для нас самих порок. Может быть, мы и злобные обезьяны, но это целесообразно и весь мир от этого только выигрывает.

Однако оставалась небольшая проблема – на нее тщетно указывали зануды-критиканы, – а именно некорректный и вводящий в заблуждение язык книг подобного жанра. Гены, приводящие к формированию успешных признаков, распространяются в популяции и таким образом сами себя продвигают и наращивают свое количество. Но называть это «эгоистичным» не более чем метафора. Снежный ком, катящийся с горы, тоже сам себя наращивает и продвигает, но мы обычно не называем его эгоистичным. Доведенная до абсурда позиция «все есть эгоизм» ведет нас в кошмарный мир. Обладая превосходным чутьем на эпатаж, эти авторы затаскивают нас на гоббсовскую арену, где каждый человек существует сам по себе и для себя, где люди проявляют благородство только для того, чтобы обмануть других. О любви никто и слыхом не слыхивал, сочувствие отсутствует, а добродетель всего лишь иллюзия. Все это отражено в самой известной цитате того времени, принадлежащей биологу Майклу Гизелину: «Поскребите альтруиста – и увидите кровь лицемера».

Стоит только порадоваться, что такое мрачное и неприветливое место – чистая выдумка, что оно радикально отличается от реального мира, где мы смеемся, плачем, занимаемся любовью и обожаем малышей. Авторы сей выдумки понимают это и иногда по секрету признаются, что человеческая натура не так плоха, как выглядит в их описаниях. Хороший пример тому – «Эгоистичный ген». На протяжении всей книги утверждая, что наши гены знают, как лучше для нас, что они программируют каждое колесико человеческой машины выживания, Докинз выжидает до самого последнего предложения, чтобы нас обнадежить, утверждая, что на самом деле мы можем с легкостью выбросить все эти гены в окно: «Мы – единственные существа на планете, способные восстать против тирании эгоистичных репликаторов».

Таким образом, в конце XX в. подчеркивалась необходимость для нас возвыситься над природой. Эта позиция подается как дарвиновская, хотя сам Дарвин не имеет к ней никакого отношения. Дарвин, как и я, считал, что наша человечность коренится в общественных инстинктах, общих у нас с другими животными. Это явно более оптимистичный подход, чем утверждение, что мы «единственные существа на планете», кто может превозмочь свои базовые инстинкты. Согласно этому последнему представлению человеческая порядочность и мораль не более чем тонкая корочка: то, что мы создали, а не унаследовали. И всякий раз, как мы делаем что-нибудь не слишком достойное, сторонники «теории тонкого налета цивилизации» напоминают нам об отвратительной внутренней сущности, скрытой под этим налетом: «Видите, такова человеческая натура!»

В сцене, с которой начинается фильм Стэнли Кубрика «Космическая одиссея 2001 года», в одном блестящем образе заключается идея, что насилие – это хорошо. После того как между гоминидами вспыхивает драка, во время которой один колотит другого бедренной костью зебры, оружие триумфально взлетает в воздух, где спустя тысячи лет превращается в орбитальный космический корабль.

Приравнивание агрессии к прогрессу лежит в основе так называемой гипотезы «африканского происхождения человека», постулирующей, что мы достигли нашего нынешнего положения посредством геноцида. Когда группы Homo sapiens мигрировали из Африки, то продвигались вглубь Евразии, убивая всех прочих двуногих обезьян, с которыми сталкивались, включая вид, наиболее похожий на них самих, – неандертальцев. Наша кровожадность – центральный элемент книг с названиями вроде «Мужчина-охотник» (Man the Hunter), «Демонические самцы» (Demonic Males), «Царственное животное» (The Imperial Animal), «Темная сторона мужчины» (The Dark Side of Man), большинство из которых в качестве модели нашего предка берут шимпанзе, точнее – самца шимпанзе. Подобно сногсшибательным красоткам в ранних фильмах о Джеймсе Бонде, самки – это то, за что сражаются самцы, однако они не играют почти никакой роли в истории, выполняя лишь функции подружки или матери. Принятием решений и борьбой занимаются только самцы – и подразумевается, что они же движут эволюцию.

Но хотя шимпанзе стали воплощением дьявольского лика нашей головы Януса, так было не всегда. В то же время, когда Лоренц и Ардри заостряли внимание на нашей каиновой печати, дикие шимпанзе, по всей видимости, занимались в основном тем, что лениво перемещались от дерева к дереву и собирали плоды. Противники представления об «обезьянах-убийцах» – а их было предостаточно – использовали эту информацию в выгодном для себя свете. Они вольно цитировали Джейн Гудолл, которая в 1960 г. начала работу в местности Гомбе-Стрим в Танзании ^[5]. В тот период Гудолл еще представляла шимпанзе этакими благородными дикарями в стиле французского философа Жан-Жака Руссо: самодостаточными одиночками, не испытывающими нужды в общении или конкуренции с другими. Шимпанзе бродили в джунглях поодиночке или небольшими «партиями», все время менявшими состав. Единственными постоянными связями были отношения между матерью и зависящим от нее детенышем. Неудивительно, что люди считали, будто шимпанзе живут в раю.

Первые коррективы в эти представления внесли в 1970-е японские ученые, изучавшие шимпанзе чуть южнее Гомбе, в Махали-Маунтинс. У них появились серьезные сомнения по поводу «индивидуалистического крена» американских и европейских исследователей. Как могут столь близкие к нам животные не иметь общества, достойного упоминания? Японские ученые обнаружили, что хотя шимпанзе каждый день «тусуются» с разными сородичами, все они являются членами одного сообщества, отдельного от других групп.