Жила-была девочка, и звали ее Алёшка - читать онлайн книгу. Автор: Таня Танич cтр.№ 207

Слухи о его неожиданной удаче поползли еще в мае, но друзья, сообщившие мне известие, были не очень удивлены из-за того, что я ничего не слышала раньше. Сам Вадим не поощрял и не подтверждал эти сплетни, всякий раз пересекая обсуждения резким взглядом или еще более резким словом. Но судачить все равно продолжали, особенно после того, как он все же заявил в своей обычной манере, что теперь «все желающие заниматься хренотой могут вздохнуть свободно», больше он не смутит их своими придирками и хамством. Документы на выезд оформлены, билет на самолет куплен. Его решение «свалить за бугор» окончательно и обжалованию не подлежит.

Местное общество, однако, не спешило радоваться перспективе избавления от главного грубияна и скандалиста. Теперь эта новость обсуждалась с особым возмущением: ну как фортуна может быть так несправедлива? Кто как не Третьяков всегда высмеивал эмигрантов, бегущих в новые страны в надежде на признание и прочие сказочные перспективы, которые казались невозможными здесь? И вот тот самый выигрыш, на который годами надеялись те, кто не желал пробивать лбом каменную стену, что-то ломать и строить здесь, на родине, достается тому, кто пренебрежительно относился к самой этой мысли — возможности начать с нуля в другой стране, среди абсолютно других людей.

Третьяков со своим вечным неуместным сарказмом опять посмеялся над всеми, разозлив такой неприличной везучестью даже тех, кто до этого относился к нему нейтрально. Я же была одной из немногих, кто понимал, что за его решением подать документы на участие в лотерее именно прошлой осенью, когда мы резко прервали всякое общение, стояла отнюдь не насмешка, не желание позлить или утереть нос тем, кто не первый год и не всегда успешно пытался выехать из страны.

Вадим действительно хотел покончить со всем старым. Сила его разочарования и усталости, о которой он так часто упоминал во время наших последних встреч, толкнула его на то, чтобы не просто задуматься, а сделать осознанный шаг к решению, которое он всегда исключал для себя. Уехать. Эмигрировать. Бросить все — свою борьбу, свою страну, которую любил слишком неудобной любовью — слепой и яростной, бросить наш с ним город, ставший свидетелем тех смелый мечтаний, половина из которых не сбылась, а половина исполнились так, что лучше бы этого никогда не было.

Как странно и страшно все получалось. Один за другим, по своей воле или против, мы уходили из тех мест, где когда-то были так счастливы — сначала Ярослав, потом я, и теперь — Вадим. Тот, кто был несокрушимым, кто, казалось, никогда не сдастся, у кого хватило бы сил гнуть свою линию и бороться до конца, покидал поле боя если не проигравшим, то отказавшимся от своей борьбы.

То, как быстро невидимая рука стирала наши фигурки с доски жизни, поражало и пугало меня. Внезапно мне захотелось по-настоящему, искренне проститься с Вадимом, ведь именно он был той его частью моего прошлого, которая никогда бы не поблекла даже под влиянием самых сильных разочарований. И я не могла допустить, чтобы наша последняя встреча осталась в его памяти такой, какой она вышла в квартире Марка — горькой, злой, полной несправедливых обвинений. Я не хотела, чтобы последними словами, сказанными моему лучшему другу и наставнику, были: «Уходи, Вадим! Мне больше ничего от тебя не нужно!»

Он должен знать, что был, есть и навсегда останется для меня особенным. И пусть мы больше не увидимся, но пока мы оба будем держать в памяти наше прошлое — оно никогда не умрет. Бывшие друзья-приятели скоро забудут нас, город изменится, эхо наших шагов навсегда умолкнет на знакомых улицах — но мы обязаны помнить друг друга. И наше последнее, честное прощание, без глупых ссор и обидных слов.

Еще несколько дней я прожила в полной растерянности, не замечая ничего вокруг. В мозгу стучала-билась одна только мысль — нам с Вадимом нужно увидеться перед моим и его отъездом, обязательно. Если бы я была уверена, что он не бросит трубку, едва услышит мой голос, то просто бы позвонила и договорилась о встрече в каком-нибудь кафе или ресторанчике. Но я была уверена, что Вадим и слушать меня не захочет после того, как я отказалась от творчества, прилюдно растоптала все то, что так много значило дня него. Человека, который трижды сбежал, спасовал, предал тебя, трудно простить и захотеть выслушать его в четвертый раз. Да я и не думала объясняться. Я просто хотела сказать последнее «До свидания» — но еще не знала, как.

Случай вскоре представился сам собой, да такой, лучше которого невозможно было придумать. Помня о том, что в самом начале августа у Вадима день рождения, я посещала старые места уже с конкретной целью — узнать, будет ли он как-то отмечать эту дату — и вскоре услышала то, что мне было нужно. Вадим, никогда не любивший пышность и официоз, устраивал что-то вроде неформального прощания в той самой «Квартире Йоханнеса», где мы встретились с ним под новый год.

Теперь нам предстояло увидеться так же неожиданно и поговорить в последний раз. Я не очень волновалась из-за того, что не была приглашена — за все время общения с Вадимом я ни разу не видела, чтобы он кого-то специально приглашал. Каждый желающий просто мог позвонить ему в день рождения или перехватить в одном из мест, в которых он так любил бывать. Не требовалось никаких подарков, никакой особой подготовки, никаких пожеланий счастья-здоровья. Вадим всегда превращал этот день в веселые дружеские посиделки, без излишней торжественности и пафоса.

В этот раз, я была уверена, выйдет почти так же, с одной лишь разницей — народу соберется в несколько раз больше, чем обычно. Ибо, несмотря на всю нелюбовь творческой богемы, в среде журналистов и студентов Вадим продолжал оставаться культовой фигурой. И прийти пожелать ему удачного начала новой жизни соберутся его бывшие студенты, ученики, коллеги по совместным проектам — и от этого мне было очень страшно. Я не хотела затеряться в толпе и, в то же время, понимала, что больше не имею права перетягивать все его внимание на себя. Кроме того, еще неизвестно, каким словом, сухим или очень крепким, одарит меня мой бывший наставник, когда увидит. Наша зимняя встреча после первой серьезной размолвки прошла очень напряженно — еще тогда Вадим выкинул немало сюрпризов. Предсказать его реакцию сейчас я просто-напросто не решалась.

С самого утра шестого августа я чувствовала сильнейшую нервозность. Всего лишь десять дней оставалось до того момента, когда Марк приедет за мной на выходные, и я вернусь с ним в город нашего детства — навсегда. И именно сегодня, в шесть часов вечера, я знала, Вадим придет в «Квартиру Йоханнеса», чтобы выпить у стойки любимый коньяк, поболтать и посмеяться с барменами, которых, казалось он знал в каждом заведении, обменяться привычными колкостями и шутками с теми, кто не хотел отпускать его без дружеских слов прощания — и улететь через несколько дней.

Дата отлета Вадима, которую, я надеялась, мне назвали правильно и без ошибки, опережала день моего отъезда ровно на неделю. И это было очень хорошо — так я могла покинуть город, зная, что в нем не осталось больше ничего и никого дорогого для меня.

Я точно решила, что приду уже к ночи, когда поток посетителей пойдет на спад и большинство друзей Вадима разойдется — завтра был рабочий день, немногие могли позволить себе засидеться допоздна. Я знала, что подарю ему то, чем дорожила сама: фотографию, на которой, обнявшись, смеялись мы с Ярославом, празднуя мое девятнадцатилетие. Да, она была дорога мне как напоминание о поре безмятежного счастья, разлетевшегося вдребезги уже на следующий день, но я очень хотела подарить ее Вадиму. Мне было немного страшно из-за того, что он может воспринять этот подарок как насмешку, как напоминание о тех, кто водил его за нос и кого он не уберег, несмотря на желание помочь. Но, в то же время, он должен был сохранить память обо мне и о Яре, всегда искренне любивших его, восхищавшихся им. И, если мы выбрали свой путь, отличный от того, который он считал правильным, то не потому, что Вадим приложил мало усилий или был неубедителен. Просто… так было нужно.