Жила-была девочка, и звали ее Алёшка - читать онлайн книгу. Автор: Таня Танич cтр.№ 142

А вот Вадим в нашем успехе уже не сомневался, что и доказывал, постоянно подбадривая меня, едва только видел на моем лице признаки сомнений.

— Алексия! Да ты что? Отставить сопли! Ты же, черт побери, писатель! — с особым удовольствием подчеркивая мой новый статус, одергивал меня он. — Что за тоскливые глаза? Что за вселенская грусть на лице? Пора отвыкать от этих детсадовских фокусов — у тебя впереди большая дорога, взрослая жизнь! И ты выходишь на нее хорошо подкованной лошадкой. Вот теперь я точно могу сказать, что доволен делом рук своих!

Все еще не успев привыкнуть к таким шокирующим новостям, я смотрела на Вадима с недоверием, ожидая, что под конец хвалебной тирады он выдаст какой-нибудь свой обычный сюрприз: "Да только ты все равно не вздумай считать ворон, а сделай-ка мне вот что!" Но он, похоже, действительно решил дать мне передышку перед очередным боем.

Вскоре начали оправдываться и его смелые прогнозы. Уже в декабре, спустя ровно год с того момента, как я закончила роман, мы получили известие о том, что рукопись одобрена, отправлена редактору и после финальной вычитки будет принята в печать. Теперь от меня требовалось только подписать договор с издательством — и ждать, пока книга будет сверстана, оформлена и выпущена в тираж.

От всех этих новостей у меня просто голова шла кругом. Казалось, я даже перестала понимать всю масштабность перемен, происходящих в жизни. Карусель событий завертелась с устрашающей скоростью, и главным моим желанием было просто удержаться, не соскользнуть, не выпустить из рук поручень, надежно и крепко удерживающий меня в реальности.

В том, что таким поручнем был для меня Вадим, я уже давно не сомневалась. Но весь последний год, полный нервотрепки, ожиданий, разочарований и надежд, мы оба задвинули на задний план мысль о нас двоих, о нашем будущем, о том, что же будет после того, как мы официально перестанем быть учителем и ученицей — хотя, на самом деле, рамки формальных статусов давно остались в прошлом.

Мое студенчество постепенно приближалось к финишу, к последней черте, которую я готова была подвести под этим чудесным, нелегким и удивительным этапом собственной жизни. Учиться оставалось всего лишь полгода, впереди было только дипломирование — и свобода, немного пугающая и кружащая голову.

Наверное, из-за этого — из-за близости серьезных перемен, я все острее чувствовала жгучее, распирающее грудь волнение, не оставлявшее меня ни днем, ни ночью. Упоение жизнью, щекочущая эйфория, от которой хотелось чихать и смеяться, теперь наполняли каждый мой день. Иногда мне даже казалось, что, проснувшись, я обнаружу у себя за спиной пару крыльев — и ни капельки не удивлюсь этому. Я и так уже летала над Землей, так почему бы им было не вырасти на своем законном месте?

Отныне я верила в любые чудеса, ведь одно из них происходило сейчас со мной. То, что казалось невозможным, что я осознанно вычеркнула из своей жизни пять лет назад, снова согревало меня и заставляло просыпаться с улыбкой каждое утро. И я почти не сомневалась, что это любовь — чувство, которое могло выжечь искру из самого неприступного сердца, которому были нипочем старые полузабытые страхи. Именно оно прорастало во мне сквозь толщу давних обид, пробивая себе дорогу, будто упрямая травинка сквозь асфальт.

Наверное, я была влюблена в Вадима.

От одной этой мысли мне хотелось смеяться, а потом, схватившись за голову, расплакаться навзрыд. Уж слишком противоречивы были мои желания.

Иногда меня одолевали настоящие приступы нетерпения — хотелось вскочить, толкнуть Вадима в грудь и закричать: «Ну, я же говорю тебе: да, да, да! Чего ты ждешь? Моего первого шага? Чтобы я сама пришла к тебе в наказание за то, что оттолкнула тебя в первый раз? Но я не могу быть такой смелой, я сама боюсь этих чувств, и просто хочу, чтобы ты сделал еще один шаг навстречу. Теперь все точно будет по-другому!»

И в то же время, я боялась разрушить сладкое и томительное предвкушение, которым была наполнена каждая минута, каждая секунда нового дня. Я всеми силами старалась растянуть хрупкий миг пред-счастья, чувствуя себя ребенком, который заворожено смотрит на неожиданный подарок и не решается сорвать красивый бант с коробки. Мне хотелось немного выждать и выбрать особенный момент для признания, которое так и готово было сорваться с губ. Вадим с его огромным сердцем, мощное биение которого двигало весь мой мир, заслуживал чего-то яркого, небанального, большего, чем будничное: «Я согласна!»

Я чувствовала — он видит, понимает, ощущает мои эмоции. И ждет. Из последних сил, даже не пытаясь сдерживать по-мальчишески хулиганское веселье, которое так и норовило прорваться сквозь привычную пелену его самоконтроля.

Теперь, когда Вадим, удовлетворенный победой, расслабился и перестал таиться, его чувства ко мне бросались в глаза так, что их увидел бы даже слепой.

Ему доставляло нескрываемое удовольствие хвалить и баловать меня напоказ, неизменно шокируя этим консервативное университетское окружение. Он громко смеялся над моим волнением, позволяя себе панибратские щелчки по носу и даже мимолетные объятия, от которых у меня перехватывало дыхание. И неизвестно, что было причиной этому — угроза нешуточного скандала, или же всплески пронзительного и веселого счастья.

Мои опасения по поводу реакции окружающих оказались не напрасны. На финишную прямую пятилетней учебы я выходила в ореоле скандальной славы студентки, сожительствующей со своим преподавателем-дипломником. К концу выпускного курса в этом не сомневался ни один человек как в универе, так и на работе. Особенно страсти забурлили после того, как слухи о скором выходе в тираж моей книги разнеслись по нашей творческой тусовке.

— Как же хорошо устроилась! — сплетничали коллеги, несмотря на то, что наш рассеянный редактор Руслан, с энтузиазмом поздравивший меня с «обретением личного счастья», старался пресечь перемывание косточек его любимому преподавателю и авторитету. — Да Робертович ей сам эту книжку и написал, в придачу к диплому! Что ему стоит, ради того чтобы протолкнуть свою любовницу, он и не такое сделает!

— Нет, ну писала-то, может и она, но договаривался с издательствами сто процентов Вадим. Сейчас же просто так никуда не прорвешься! Везде только связи нужны, обычного человека с улицы никогда не напечатают, хоть он им новую "Войну и Мир" принесет, — философски рассуждали старшие коллеги по цеху, более спокойные и взвешенные в оценках, тайком вздыхая о своих нетленных шедеврах, которые так несправедливо чахли в столах в ожидании всемогущего и пробивного агента.

— Вот как надо своего добиваться-идти по головам! Пока мы тут учили-зубрили, кое-кто решил проверенным методом, через постель и книжечку издать, и корочку о высшем получить! — неискренне восхищались сокурсницы, почему-то забывая о том, что "бедный соблазненный Вадим Робертович" меньше всего был склонен щадить своих любимчиков, а тем более — писать вместо них книги и дипломные работы.

К новоявленному скандалу не осталось равнодушным даже интеллигентно-профессорское окружение Вадима, которое, отвесив пару реверансов новому времени и свободным нравам, все же попросило разводить амуры не столь вызывающе. Нездоровый ажиотаж в стенах почтенного заведения был ни к чему и мог бросить тень на весь преподавательский состав. Это, однако, не помешало некоторым представителям коллектива тайком повздыхать насчет подобной дерзости и везучести. Связь со студенткой, способная вернуть забытое ощущение горячей молодости, для многих была непозволительной роскошью, и они утешали себя сладкими грезами о том, как было бы здорово оказаться на месте этого самоуверенного нахала, который плевал с высокой горы и на скандал, и на мораль, и на мнение дирекции ВУЗа.