Жила-была девочка, и звали ее Алёшка - читать онлайн книгу. Автор: Таня Танич cтр.№ 120

Поддавшись какому-то необъяснимому порыву, я приблизилась еще на пару шагов и провела пальцами по шероховатым свежим буквам. Как странно. Оказывается, всю жизнь человека можно уложить в две короткие строчки.

Если бы Яр прекратил свои игры в прятки и был сейчас со мной, он бы тоже оценил эту горькую иронию.

Когда он вернется, я обязательно приведу его сюда и покажу эту могилу. И скажу — в то время как все были уверены, что больше никогда его не увидят, я одна знала, что не стоит отчаиваться. Что он просто… задерживается. И мы вместе посмеемся над этим жутким недопониманием. Это же надо — устроить похороны живому человеку!

Почувствовав слабое движение рядом, я оглянулась и увидела Вадима, напряженно застывшего неподалеку. Даже спиной я ощущала его волнение, видела, как крепко сжаты побелевшие губы. Он неотрывно, как и я, смотрел на могилу и, казалось, на несколько секунд забыл, где находится.

— Ты все правильно понял, — тихо произнес Вадим, обращаясь к тому, чье имя было высечено на табличке. — Но решение принял самое идиотское из всех возможных. И я тебе этого никогда не прощу.

— Вы? Скажите, вы знали Ярослава? — вдруг донесся до моих ушей знакомый голос и я испуганно вздрогнула.

Борис Антонович. Сдержать свои истинные чувства перед ним было особенно тяжело, внутри у меня все дрожало от противоречивых эмоций. С одной стороны я захлебывалась болью от одной только мысли, как это — поверить, что твоего ребенка больше нет, смириться с тем, что его вычеркнула и стерла из жизни невидимая рука, и теперь вместо такого родного и необходимого человека — зияющее ничто, полная пустота. Будто бы его никогда и не было.

С другой стороны, я испытывала сильнейшую злость. Горе, которое подкосило и состарило родителей Ярослава, казалось мне фальшивым, поддельным. Будто бы они оплакивали свои разрушенные мечты и разбитые иллюзии, а не реального Яра. Ведь ни Жанна Павловна, ни ее муж совершенно не знали своего сына. Никогда не знали. Неудивительно, что они оба так легко поверили в его ненастоящую смерть.

Сжавшись в комок у самой его могилы, я пригнула голову, не желая привлекать внимания. То, что Борис Антонович не узнал меня со спины, можно было списать на сильнейшее потрясение — но я и так не хотела пока что попадаться ему на глаза. Слишком непредсказуемой могла быть моя реакция на любые его слова, теперь, когда притворяться и играть больше не было смысла.

— Ярослав был моим студентом. Я учил его. И еще… мы дружили. Да, можно сказать, я очень хорошо его знал, — тихий и уверенный тон, с которым Вадим ответил на этот вопрос, немного успокоили меня и я, стараясь не поворачиваться к Борису Антоновичу, продолжала прислушиваться к их беседе.

— Вот как? И вы… Вы тоже считаете правдой то, что произошло?

Я встрепенулась. Наконец-то! Хоть кто-то еще сомневается! Неужели отец Ярослава все-таки смог сбросить с глаз пелену иллюзий, в мире которых он и его жена жили так много лет?

Только мои надежды были преждевременными.

— Эта записка… Ведь это же неправда! В это совершенно невозможно поверить! Вот вы… Вы знали Ярослава и можете это подтвердить! Он же был совершенно нормальным, счастливым парнем! У него даже девушка была!

Осторожно оглянувшись, я увидела, как Вадим, нахмурившись при упоминании о "девушке" переводит взгляд то меня, то снова на Бориса Антоновича, который, растерянно теребя дужки очков, продолжал смотреть в лицо своему случайному собеседнику так, будто от его ответа зависела вся его дальнейшая жизнь.

— Так вы верите в это или нет? В то, что он написал? — не унимался он.

— А что… Что он написал? — сдавленным голосом переспросил Вадим, вспоминая о другой записке, которая была предназначена для меня и которую мы читали с ним вдвоем, но в смысл ее, похоже, вник только он один.

— Так вы не знаете? Наверное, вы один и остались из неосведомленных! — с горькой, неестественной иронией, воскликнул отец Ярослава. — Он же оставил нам признание! Наш сын! Какое-то нелепое, бредовое признание, которое совершенно не укладывается в рамки здравого смысла! Про… СПИД. Или ВИЧ? Впрочем, какая разница… О том, что он будто бы болел этой болезнью. Или не болел, но вскоре должен был заболеть. Словом, что-то непонятное… А еще о том, что он… будто бы он гомосексуалист! — Борис Антонович выговорил это непривычное слово с брезгливостью и ужасом. — Вот как так? Как такое может быть? Вы знаете, я совершенно уверен, что это не он написал! Наверное, его заставили… Да! Так и есть. Его просто заставили, и довели до этого страшного шага! Потому что Ярослав не мог, он был не таким! Совсем не таким! Вы же подтвердите это, да? — опять зачастил он спасительную фразу. — На нас теперь, как на прокаженных смотрят, даже заставили квартиру зачем-то продезинфицировать. Но не это, не это главное! Нам просто важно знать, что наш мальчик — он был хорошим, просто запутался… Его просто обманули, заморочили!

Я слушала Бориса Антоновича, не веря своим ушам. Родители Ярослава, как и я, не восприняли происходящее всерьез. Только если я все еще ждала возвращения Яра, то их сомнения были совсем другого рода. Они просто отказывались взглянуть в настоящее лицо сына, даже поверив, что его больше нет.

Когда тебя не хотят понимать при жизни — это страшно, но привычно одиноко. Когда к тебе не хотят прислушаться даже после смерти — это похоже на плевок вслед уходящему в вечность.

— А это удивительно, да, когда совершенно не знаешь собственного ребенка? — внезапно услышала я свой голос и только после этого поняла, что не сдержалась и говорю вслух, больше не пытаясь остаться незамеченной. — Что, Борис Антонович, привычно вам, уютно в своем выдуманном мирке? Даже когда Яр устал ломать перед вами комедию и черным по белому все написал, вы опять придумываете какие-то смешные отговорки! Ну, сколько же можно, в конце концов? Зачем вы все время заставляли его играть и притворяться? Вы хоть понимаете, как тяжело ему было?

Глядя, с какими оторопелыми лицами смотрят на меня не только отец Ярослава, но и Вадим, я только в сердцах махнула рукой. Да что я смогу доказать сейчас своими словами? Учитель часто называл Ярослава "облаком в штанах", намекая на его неприспособленность к жизни. Но настоящее облако в штанах стояло сейчас передо мной — великовозрастное, растерянно моргающее глазами, неспособное понять ничего из того, что не укладывалось в рамки его иллюзий — Борис Антонович.

Я не могла даже сказать, что он меня узнал. Видимо, мои слова стали для него еще более непереносимой ересью, нежели признание сына в последнем письме. И поэтому я продолжила, хотя уже и не надеялась достучаться к нему.

— Что, правда глаза колет? А на самом деле — как всегда спрятались за вашими спасительными фантазиями: "Этого не может быть!" "Его заставили!" Кто заставил, Борис Антонович? Кто? Да и зачем? Вы не пробовали задать себе эти простые вопросы? Наверное, все-таки не пробовали, потому что как же это так… Они же способны разрушить ваши воздушные замки, да? В них же так уютно прятаться от реального мира, спокойно и безопасно! И лживо! Малодушно и лживо! Вот на самом деле — по ком вы убиваетесь? По своим разрушенным иллюзиям? Да-да, именно по ним, а не по собственному сыну! А волнует вас только одно — чтобы Ярчик оказался нормальным, небольным, чтобы никто ничего не подумал, да? Из соседей? Или из ваших коллег?