— Кино, Егор, это значит кино.
— Правда, что ли? — чуть насмешливо интересуется он.
— Ага.
— Ну ладно, но кино только на кровати.
Подходит к шкафу и достает оттуда плед, я же, недолго думая, вытираю рукой губы. Да… далеко пойду. Надо сваливать отсюда. Живот заболел? Голова? Вспомнила, что утюг дома не выключила? Мозг, будь добр, начни работать!
— Ну все, давай забирайся.
— Ага.
Сажусь на край кровати, как сиротинушка, наблюдая за тем, как Егор орудует пультом, сама же думаю о том, как тактично отсюда свалить. Если я сейчас спущусь вниз — эффекта будет ноль. Надо выждать хотя бы минут двадцать. Блин, ну вот на фига я это делаю?! Перевожу взгляд со своих рук на резко распахнувшуюся дверь.
Никогда не думала, что буду так рада появлению Лукьянова. Меня даже не смутило то, что он зашел в комнату без стука, в буквальном смысле слова — с ноги, с ведром воды, тапками и… шваброй.
— Ты белены объелся, что ли?! — возмущённо бросает Егор в сторону брата.
— Я пока не ужинал, — ставит ведро и швабру рядом со мной и кидает тапки в сторону Егора. После наклоняется к моим ногам и без церемоний резко снимает с меня босоножки. — В моем доме не ходят в уличной обуви. Это одноразовые тапки. Переодень их и вымой за собой полы.
Сказать, что я в шоке — ничего не сказать. Однако, я, как ни странно, рада такому исходу. Уж лучше мыть полы, чем с кем-то облизываться.
— Я сам потом вымою! Выйди сейчас же из моей комнаты! — впервые я не узнаю голос Юсупова. Он по-настоящему зол.
— Тихо, Егор, — встаю с кровати и надеваю тапки, пытаясь подавить в себе улыбку. — Богдан Владимирович прав, — кладу руку на плечо Юсупова. — Мы и вправду с тобой наследили. Я сейчас все уберу. Не надо ссориться, — улыбаясь, произношу я и беру в руки швабру. — Сейчас все быстро исправим, не волнуйтесь, Богдан Владимирович.
После моего «не волнуйтесь» Егор, откровенно говоря, выходит из себя.
— Пойдем выйдем, — обращается Егор к Лукьянову. — Аня, не надо ничего мыть, — бросает в мою сторону взгляд. — Я сейчас вернусь.
Любопытство — однозначно мой порок. Однако здесь подслушать тупо не получится. Куда ушли братья, я просто не в курсе. Достаю мобильник из сумочки и быстро набираю смс Саше: «Позвони мне через десять минут. Это жизненно важно». Недолго думая, беру швабру и действительно начинаю мыть пол. Только сейчас понимаю, что в доме Лукьянова нет ковров. Чистоплюй хренов. Ставлю ведро около лестницы и прислушиваюсь к доносящимся неподалеку звукам. Опа, хлопок дверью и шаги. Судя по всему, идут вдвоем. Поправляю платье на груди, спускаюсь на одну ступень и продолжаю усердно мыть пол.
— Аня, я же сказал не надо ничего делать! — с недоумением в голосе произносит Егор.
— Егор, не драматизируй, это всего лишь пол. Спускайтесь вниз, не следите тут, — как можно доброжелательнее произношу я, отступая в сторону.
— Вот именно, не драматизируй, у Ани отлично получается мыть пол. Движение — это жизнь, да, Анна? — Лукьянов, как всегда, в своей манере.
— Безусловно. И профилактика целлюлита.
— В таком случае, гиноидной липодистрофии. Целлюлит — острая инфекция мягких тканей, характеризующаяся диффузным серозным воспалением с гиперемией, отеком и локальной болезненностью и не имеет никакого отношения к тому, от чего женщины привыкли страдать. А вот гиноидная липодистрофия — невоспалительные структурные изменения подкожно-жировой клетчатки у женщин, ключевым звеном в развитии которых является локальная гипертрофия адипоцитов. Это, кстати, один из любимых вопросов на госэкзамене вашего ректора, на котором заваливаются девяносто процентов. Завтра я с тебя спрошу все про щитовидную железу, ну а если быть точнее, про ее гормоны. Надеюсь, взаимосвязь тебе понятна, — на одном дыхании произнес Лукьянов и немедля стал спускаться по лестнице.
— Ань, брось, пожалуйста, швабру, — цедит сквозь зубы Егор, хватаясь за многострадальный агрегат.
— Не брошу. Прекрати, — резко отбираю швабру. — Иди посиди в спальне или в гостиной.
— А может мне вообще отсюда уйти?! — зло бросает он.
— Хватит нести чушь, — тихо произношу я, опуская взгляд вниз. Почему-то стало стыдно. И игривое настроение ушло, как только я продолжила мыть лестницу. Единственное о чем я уже думала — это о звонке Саши. Злить и задирать больше никого не хотелось.
— Как тебе пол моется, Анечка? — поднимаю взгляд на Лукьянова, развалившегося на диване. Егор сидит рядом и в отличие от старшего брата — не расслаблен.
— Фердипердозно, — пробубнила в ответ.
— Даже боюсь представить, что это означает.
— Это значит — не лезть туда, куда не надо, — зло бросает Егор.
В момент, когда зазвонил мобильник — я испытала самое что ни на есть облегчение. Я даже не помню какую несла пургу, когда торопливо засеменила к выходу. И только громкое Лукьяновское «босоножки переодень» привело меня в чувство.
— Спасибо, что напомнили, — быстро скидываю с себя тапки и переодеваю обувь.
— Давай я все же провожу, — настаивает Юсупов.
— Я же сказала не надо, Егор. Я тебя наберу. До завтра.
— И тебе до свидания, Аня, — ехидно добавляет Лукьянов.
Бегло перевожу на него взгляд и, кивнув в ответ, выхожу из дома.
* * *
Когда я поняла, что по полной налажала? Наверное, тогда, когда на следующее утро Лукьянов появился на отделении с пластырем на щеке, а Егор с подбитым глазом. Что я почувствовала в этот момент? Разъедающее чувство вины. Пожалуй, с этого дня все изменилось.
Лукьянов отстранен, строг и почти не обращает на меня внимания. Все, так сказать, — строго по делу. Лишь дважды за прошедшие две недели он съязвил и напомнил себя предыдущего. Правда, в одном он остался прежним — выращиванием из меня будущего врача. Учить меньше я не стала, скорее наоборот — больше. Но и придираться к моим косячным ответам он стал чуть меньше. Более терпелив стал, что ли.
Папа всегда говорит, что самое худшее состояние человека — это когда он не знает чего хочет. Теперь я понимаю, что он абсолютно прав. Я всегда знала чего хочу. А если нет — объедалась сладким и все приходило в норму. Сейчас же меня в прямом смысле слова ломает от того, что я не знаю чего хочу. Зачеркиваю дни в календаре, радуясь, что осталась всего неделя практики, и тут же вгоняюсь в депрессию от вопроса «А что дальше».
Встречаться с Егором я не хочу. Хуже всего, что я соглашаюсь идти к нему домой, в надежде, что меня там застанет сам Лукьянов. Вот только трижды вылазки к Юсупову заканчивались отсутствием старшего брата и моим нелепым, совершенно детским поведением. Совесть жрет с неимоверной силой, однако, исправить ничего не получается. Фактически я использую Егора для… а для чего, собственно?! Мне даже в мыслях страшно себе признаться в том, что Лукьянов мне небезразличен. Это, блин, немыслимо. Но тем не менее, это так. Он же сволочной, надменный, да просто козел! В конце концов, он старый для меня. Ну не старый, но… блин, ну как же так, Господи?! Чувство такое, как будто меня переехал поезд. Вроде руки и ноги на месте, но подняться с рельс тупо не могу.