— Вы думаете это сделала девушка?
— Ну, конечно, это баба, — уверенно бросает он.
— Черт, кто же там тогда был, — хватаюсь за голову, пытаясь сконцентрироваться. — Мне нужен мой мобильник. А где он?
— В руках того, кто не только удалит, но и нашепчет имя, слившее это самое видео.
— Это кто?
— Конь в пальто. Какая к черту разница кто?
— Большая. С момента нашего знакомства я сделала вам, мягко говоря, не очень хорошие вещи. Но если те мои действия вы не рассматривали как намеренные, то отравление точно списываете на меня. А оно, как я поняла со слов Егора, точно было. Вам незачем мне помогать. Наоборот — потопить меня еще больше, чем есть. И сейчас, пользуясь моей беспомощностью, — это идеальный вариант, учитывая, что вы меня терпеть не можете! — на одном дыхании проговорила я, ни разу не запнувшись.
Лукьянов же только хмыкнул на мои слова и лишь спустя несколько секунд как-то задумчиво произнес:
— Мда… дурочка, ты еще, Аня. Дурочка, — по слогам повторил он, направляясь к двери.
— Ну если я такая дурочка, то объясните зачем вам помогать мне удалять это видео? — поворачивается и смотрит на меня, не отрывая взгляда. Странно смотрит. Так же, как в первый день, узрев меня на отделении. От чего-то пробирает дрожью.
— Соберись и вспомни правило номер один, о котором я тебе говорил в первый день твоей практики. Забудь о видео, оно будет удалено в максимально сжатые сроки. Переодевай джинсы и приводи себя в норму. Даю на все десять минут. Максимум. Дальше мы идем принимать больных, — жестко произнес Лукьянов, схватившись за ручку двери. — Время пошло.
Правило номер один… какое это, блин, правило. Точно, хорошая мина при плохой игре.
* * *
Сделать хорошую мину, тогда как мысли заняты этим чертовым видео — невыносимо тяжело. Голова, где угодно, но только не в пациентах. На третьем больном мысли в норму по-прежнему не пришли. Правда, на мое счастье, Лукьянов проявлял крайнюю степень выдержки в течении дня, да и сейчас, когда я перкутируя больного, несколько раз промазала по пальцу. Делаю я это сегодня на редкость паршиво. Самой стыдно, но ничего не могу с собой поделать.
— Кстати, Анна Михайловна, больная с неукротимой рвотой сама с себя сняла… медицинские чулки. Видите, во всем надо искать плюсы, — неожиданно произносит Лукьянов, отстраняя меня от дедули с пневмонией. Сам же прислоняет стетоскоп к телу больного, показывая мне жестом в виде приподнятой руки — мол, «а сейчас пошла отсюда вон никчемная бестолочь». И только, когда он проаускультировал легкие дедули до меня дошло. Это он про меня и мои чулки?!
— Сама?
— Да, сама, — передает мне в руки стетоскоп. — Если бы вы посмотрели внимательно и дальше, то увидели бы это и то, как больная с рвотой засунула эти самые чулки под кровать. Кстати, пострадавшая сторона, у которой до сих пор, как оказалось эти самые чулки, будет использовать их в качестве профилактических пыток, если больная с рвотой не вернется в нормальное и адекватное состояние в ближайшие минуты. Аускультируйте Николая Федоровича моим стетоскопом, раз свой вы забыли в предыдущей палате, — черт возьми, ну и растяпа. — Вперед, Анна Михайловна.
Наверное, сейчас я красная как помидор. Супер, я еще и чулки ему под кровать зафигачила. Атас. Хотя, если я действительно сняла их сама, то да, это безусловно плюс.
— Если еще раз я увижу такую пальпацию и перкуссию, я тебе не только руки отобью, я позвоню в деканат и сообщу о твоей полной профнепригодности. Ты меня поняла? — зло бросает Лукьянов, как только мы выходим из палаты.
— Поняла. Я умею это делать, просто сейчас… не могу. Не получается сконцентрироваться. Мысли не там.
— Ты и без сегодняшнего инцидента плохо перкутируешь, а печень вообще не умеешь пальпировать.
— Умею.
— Ты будешь со мной спорить, недоросль?
— Я не спорю. Отдайте мне, пожалуйста, мой телефон. Уже прошел час и сорок шесть минут. Ну спросите, как там и что? Освободите меня от этого груза, а после я вам все проперкутирую и пропальпирую. И вообще буду душкой, клянусь.
— Нет, Аня, — хмыкает Лукьянов. — Душкой ты будешь мне не интересна. Чеши давай, — подталкивает вперед, положив руку на талию. — Иди заполняй приемки.
Ровно через шестнадцать минут Лукьянов завалился в кабинет. Да, именно так. Я бы сказала с ноги. И не один, а с больным. Точнее с мужиком с зеркальным расположением органов из ВИП-палаты.
— Анечка, а у вас с головой все в порядке? — весьма по-доброму интересуется мужчина, усаживаясь на диван.
— Конечно, нет. Какой у нее может быть порядок в голове, — ничуть не фильтруя свою речь, встревает Лукьянов.
— В каком смысле? — недоуменно спрашиваю я.
— Вы очень сильно ударились лбом на видео. Я об этом.
— Я не помню, как это было. И нет, у меня ничего не болит, — позорище, блин.
— Кстати, да. Странно. Ни гематомы, ни шишки. Что там у тебя в голове, Ань? — насмешливо добавляет Лукьянов, прикладывая пальцы к моему лбу.
— Вата.
— Сахарная?
— Ну, пусть будет — да.
— Анечка, подойди…те ко мне, — быстро исправляется мужчина. Ярослав! Точно! — В смысле ко мне на диван. Я вам кое-что покажу.
Мужчина открывает ноутбук, а дальше начинает выражаться какими-то умными речами об ай-пи адресах и прочей непонятной мне ерунде. Я же сконцентрирована на двух вещах: удаленном видео и над именем, с чьего аккаунта было слито видео. Точнее фамилия.
— Смотри. Смс сброшена с одного имени. Аккаунт, с которого слито видео, зарегистрирован на другое. Но фамилия одна и та же. Адрес есть, но тебе в принципе знакома фамилия?
— Знакома. Стерва, — бурчу себе под нос. — Ну попляшешь ты у меня еще, Яночка.
— Не стоит. Женские разборки к хорошему никогда не приводят. Я дам тебе флешку, где будет доказательство того, что видео в сеть скинула она. Припугнешь ее уголовной ответственностью за вмешательство в частную жизнь, а не вырыванием волос и нецензурной лексикой, — предлагает Ярослав.
— Ну она же может скинуть заново это видео? У нее же оно осталось. Мне что каждый раз просить кого-то его удалять?
— Если грамотно провести с ней беседу, то нет. По факту, очко поджать должна она, а не ты. Чего ты тупишь, Ань? — перевожу взгляд на развалившегося на диване Лукьянова. Черт возьми, я даже не заметила, когда он оказался возле меня.
— Хочу и туплю. Яна проходит практику на вашем отделении, — неожиданно осеняет меня. Так осеняет, что улыбка на моем лице буквально расцветает. — Вы ее сами распределяли. Накостыляйте ей, пожалуйста. В смысле, словесно. И к Церберу ее отправьте для профилактики. Она тогда точно покается.
— Женщины удивительные существа. Пять минут назад траур на лице, а сейчас радость. Я подумаю над твоим предложением на досуге, — с усмешкой произносит Лукьянов.