Верного слова никак не находилось, и Аддингтон заботливо подсказал:
– Грязная скотина? Мерзкое животное? Бессовестная свинья? Выбирайте любое из оскорблений, однако никогда, – он сграбастал ее за локоть и посмотрел прямо в глаза, – слышите, никогда не заговаривайте более с этим мужчиной.
Что он вообще себе позволяет?
Элизабет возмутилась:
– Вы не имеете права запрещать мне такое. Лейтенант Джексон – мой старый знакомец, и я не намерена отказывать ему от дома в угоду вашему ревнивому самодурству.
– Ревнивому самодурству? – повторил Аддингтон не без сарказма. Хотел добавить что-то другое, однако произнес: – Впрочем, думайте, как хотите. Однако с Джексоном более не заговаривайте...
– И не подумаю слушаться, – Лиззи замотала головой, – меня, в отличии от вас, учили манерам.
– Меня, в отличии от вас, Элиза, – повторил ее супруг, – учили не менее важным вещам: «Жена да убоится мужа своего».
– Однако вы упустили самое главное, – парировала она, – «Так каждый из вас да любит жену свою, как самого себя».
С этими словами она отворотилась к зеркалу, в надежде избавиться от неприятного собеседника, однако Аддингтон не уходил. И пусть Лиззи очень хотелось подсмотреть, чем он там, собственно, занят – не позволяла уязвленная гордость. А вскоре явился слуга с приглашением к ужину...
– Ужин готов, – произнес Аддингтон как ни в чем ни бывало. – Прекратите изображать пустую занятость и пойдемте к столу.
Элизабет отозвалась:
– Я вовсе не голодна. Ужинайте сами!
– Ничего более детского и ожидать было нечего. – Насмешка Аддингтона жалила, словно пчелиное жало. Лиззи стиснула кулаки, а он добавил с порога: – Пожелал бы вам доброй ночи, да не уверен, что голодный желудок способствует доброму сну. И посему приятно оставаться, дорогая!
Он вышел, аккуратно прикрыв за собой дверь, и Лиззи ударила по туалетному столику кулаком... Скривилась от боли, и, припомнив каждое из подсказанных Аддингтоном оскорблений, послала их ему вслед тихим шепотом (ругаться вслух было бы слишком неприлично), в чем и нашла своеобразную отдушину.
Явившаяся вскорости Джейн помогла ей снять платье и перешла к волосам... Каждый раз, как она касалась ее волос, девушка вспоминала вечер после свадьбы: «У вас красивые волосы, мэм. Уверена, они понравятся вашему мужу!» Кажется, Аддингтону ничего в ней не нравилось: его насмешки следовали одна за другой, казалось, ему доставляло удовольствие выставлять ее полной дурочкой.
– Надеюсь, вы хорошо себя чувствуете? – осведомилась вдруг горничная, продолжая водить щеткой по ее волосам. – Никакого недомогания... женских болей... Вас не тошнит по утрам?
Лиззи, думавшая о другом, в недоумении глянула на служанку.
– Ничего такого. Зачем ты спрашиваешь?
Джейн пожала плечами.
– Я подумала, – смутилась она, – мистер Аддингтон и вы... Обычно после такого... Извините, если ошиблась!
Элизабет отчего-то покраснела. Собственная горничная знала о браке больше нее! Хоть Лиззи и была благодарна судьбе за первую несостоявшуюся брачную ночь, сам факт ее отсутствия... и наличие здорового любопытства заставляли сердце сжиматься от мысли о том, что ждет ее в новом доме.
Свершится ли там это ужасное, на что намекала тетушка? И будет ли оно в действительности настолько ужасным... Лиззи желала и не желала одновременно получить ответы на мучившие себя вопросы.
– Ой, листок в волосах! – воскликнула Джейн, вычесывая нечто из волос хозяйки. И вдруг потемнела лицом...
– В чем дело?
– Папоротник. Это листок папоротника, – прошептала она.
– Откуда он в моих волосах? – удивилась Лиззи.
И Джейн отозвалась:
– Там вдоль дороги было много таких кустов...
Лиззи мгновенно поняла, что говорит она именно о стоянке в лесу. Припомнила нечто пугающее за спиной и голос, нашептывающий на ухо...
Решила оборвать эти мысли словами:
– А что, мне всегда нравились папоротники. – И удивилась, когда горничная одарила ее по-настоящему испуганным взглядом.
Допытываться о причинах она не стала: Джейн, эта хрупкая эльфоподобная девица, навязанная ей новой семьей, все еще не стала подругой для нее. Да и станет ли когда... Было в ней что-то эдакое, непроизвольно отталкивающее. Лиззи обрадовалась ее уходу и возможности побыть одной... В последний раз взглянула на увядший листок папоротника и залезла под одеяло. Уснула, едва коснувшись головой подушки...
… И проснулась со взмокшими волосами. В полной темноте... Под звук щелкнувшего замка.
– Джейн? – позвала она тихим голосом. – Джейн?
Лунный свет прочерчивал световую дорожку от окна до матраца служанки, и Лиззи видела, что ее нет на месте. Куда она могла выйти? Зачем? Она провела руками по волосам, лицу, коснулась затвердевших сосков и разом припомнила виденный сон: крепкие руки, обнимающие себя со спины, тихий голос, нашептывающий на ушко, и чувства, которые она при этом испытывала: смесь страха и неведомого доселе удовольствия. Удивительное, кружащее голову сочетание, сладкой истомой разливавшееся по животу... И Лиззи снова прикоснулась к своему телу. Сделала то, что прежде ни за что бы себе не позволила, что почиталось постыдным в любом из постулатов благовоспитанной девицы.
Переступила неведомую черту между ребенком и взрослой женщиной... И пока лежала под впечатлением от странного сна, силясь закрыть глаза и снова забыться сном, все ждала, что Джейн вернется на свой матрац... Но этого так и не произошло.
16 глава
– Мэм, пора просыпаться! Хозяин велел собираться в дорогу. – Джейн, свежая и румяная, стояла у ее постели с кувшином в руках. – Я приготовила воды для умывания и достала шерстяную накидку. День обещает быть ветреным!
– Благодарю, Джейн, – отозвалась Лиззи, исподволь изучая служанку. Вылезла из постели и принялась умываться. Та стояла с полотенцем в руках, и Лиззи не удержалась: – Я просыпалась посреди ночи и заметила, что тебя не было в комнате. Надеюсь, ничего не случилось? – спросила она и обернулась, принимая полотенце из ее рук. Только потому и сумела заметить секундное замешательство во взгляде служанки, вспышку испуга, паники.
– У меня прихватило живот, – ответила та. – Я думала выспросить лекарств у хозяйки, однако она ничем не могла мне помочь.
Элизабет изобразила сочувствие.
– Надеюсь, сейчас тебе лучше? Ты вовсе не кажешься больной.
– Я выпила немного молока, и хворь отступила. Благодарю, миссис Аддингтон!
Элизабет ей не поверила: ни ее на удивление спокойному голосу, ни ловким рукам, затягивающим шнуровку корсета, ни кроткой улыбке, обращенной на себя, – ничто, кроме секундного замешательства, замеченного ей ранее, не выдавало обмана служанки.