Лиззи пожалела, что не воспротивилась этой прогулке. Уж лучше бы потерпела еще чуть-чуть...
– Как вы себя чувствуете? – поинтересовался супруг, едва отъехала карета. – Вас более не мутит?
– Спасибо, сейчас относительно лучше, разве что ноги онемели от долгого сидения. Скорее бы до места добраться!
– Доберемся, Элиза, непременно доберемся. Осталось совсем немного...
Мужчина чуть стиснул ее запястье, и девушка почувствовала благодарность за это участие. Быть может, не такой он бесчувственный чурбан, как ей прежде казалось. Быть может, им даже удастся найти общий язык... как-то ужиться, не возненавидев друг друга. Только бы избавиться от этих жутких очков... Придать ему вид нормального человека.
– Простите меня за тот вечер, – в смущении пролепетала она, имея в виду свою брачную ночь. – Сама не понимаю, как так получилось.
Аддингтон улыбнулся, чуть снисходительно, с толикой насмешливости.
– Полагаю, мой военный рассказ оказался несколько убаюкивающим, как и порция доброго коньяка, отпитая из фляжки. Вам не о чем беспокоиться!
Его слова смутили девушку еще больше, ей захотелось отстраниться от Аддингтона, дистанцироваться от его насмешки над ней, выраженной в изгибе красивых губ. Она непроизвольно дернулась, однако он держал крепко, и Лиззи не удалось высвободиться.
– Вы насмехаетесь надо мной? – спросила она с обидой в голосе. – Похоже, вам доставляет удовольствие делать это.
Аддингтон отозвался:
– Отнюдь, Элиза: у меня и в мыслях не было оскорбить вас насмешкой, однако, если ситуация забавна, я нахожу необходимым сдобрить ее улыбкой.
– Улыбкой, которая при наличии спрятанных глаз, кажется оскорбительной, – не сдержалась она от колкости.
И Аддингтон посерьезнел, даже остановился, чтобы посмотреть на нее.
– Мне известно, каково ваше отношение к моему внешнему виду, – произнес он. – Помнится, вы уже высказывались на этот счет. И мне хотелось бы прояснить этот вопрос, коли ваш отец не сделал этого прежде, и объяснить наличие очков.
Лиззи поджала губы.
– Отец ничего об этом не говорил.
– Что ж, – сумерки сделались почти черными, темнота наползала со всех сторон, и мужчина снял и убрал очки во внутренний карман фрака, – я объясню их наличие. Это не блажь, Элиза, как вам то, верно, кажется, – произнес он, – скорее необходимость, с которой я вынужден считаться. Во время битвы на море я получил серьезное ранение головы, затронувшее мое зрение: доктора уверяли, что я никогда не увижу солнечного света, что травма затронула зрительный нерв и лишила меня возможности видеть. Долгое время я и сам в это верил, пока в нашем доме не появился Джованни Тамизи, удивительный доктор и давний приятель отца, навестивший меня по его просьбе. – Мужчина выдержал секундную паузу, как бы заново пережив период полного отчаяния, отметившего то время. Продолжил: – Тамизи вернул мне не только зрение, Элиза, – он возвратил мне желание жить. И плата была значительно небольшой: развившаяся светобоязнь принуждает меня к ношению очков, каким бы неприемлемым это вам не казалось. Яркий свет вреден для моих глаз...
Элизабет молчала, не в силах молвить ни слова: ей стало неловко за собственную грубость. За то, как несправедливо она его обвиняла...
А он вдруг добавил:
– Однако, чтобы порадовать вас, я готов сделать небольшое отступление от собственных правил: обещаю давать вам возможность видеть себя без очков. Возможно, таким образом вам станет легче привыкнуть ко мне, увидеть в моем лице не просто переменившее жизнь недоброе обстоятельство, но хотя бы доброго друга, искренне к вам расположенного.
Элизабет почти открыла рот для ответа, когда обступившую их темноту разрезал звук раздавшегося выстрела. Он прозвучал из-за поворота, оттуда, где, должно быть, стояла карета, однако казалось, звук шел ото всех сторон разом, отрикошетил от каждого листика в лесу.
Лиззи выдохнула:
– Что это было? Выстрел?
– Боюсь, вы угадали.
Аддингтон подобрался и бросился было бежать, увлекая девушку за собой, однако бежать столь же быстро, как он, она не могла, и, когда воздух пронизал женский испуганный крик, Лиззи велела:
– Идите один, оставьте меня здесь. – Аддингтон замешкался на секунду, как бы не решаясь оставить ее одну, и Лиззи понудила: – Поторопитесь! Это кричала Джейн. – И заметила, как что-то блеснуло в руках мужчины: лезвие клинка, не иначе.
Значит все это время при нем было оружие? Это и радовало, и пугало одновременно.
Лиззи замерла, тяжело дыша, провожая глазами исчезающую фигуру мужа, она расплылась в темноте прежде, чем успела исчезнуть за поворотом, и она поглядела на заросли по обеим сторонам дороги: они казались живыми, дышащими – пугающими.
– Лиззииии, – голос донесся до нее легким дуновением ветерка. Коснулся лица, запутался в волосах... – Лиззиии... – Ее сердце на секунду, но перестало биться: замерло даже оно, лишь голос явственно произнес: – Ключ... не забывай про ключ, Лиззииии...
Вот тогда-то оно и заголосило с удвоенной силой, так громко, словно тщилось заглушить сторонние звуки... Сердце-набат. Сердце-тревожный колокол. Девушка задохнулась от ужаса, глядя на чуть колышащиеся под взошедшей луной кусты у дороги, ей показалось даже то-то дышит у нее за спиной, с легким присвистом, выпуская воздух сквозь ощеренные зубы.
И тогда она поняла: желтоглазая тьма, та самая, что глядела на нее сквозь окно гостиной в отцовском доме, последовала за ней и сюда... Стояла буквально за спиной. Нашептывала на ухо скрипучим голосом...
– Ключ, Лиззиии... Не забывай про ключ!
Волосы зашевелились на ее голове, заломило затылок.
Оно стояло у нее за спиной!
Оно говорило с ней...
Элизабет разлепила бескровные губы и слабо пискнула... Дважды, пока не закричала в полный голос и не бросилась бежать, страшась услышать шаги за спиной. Преследование того нечто, что не оставляло ее... В какой-то момент нога ее подломилась – она угодила в разъезженную колею – и девушка плашмя полетела на землю. Ободрала ладони о землю, тыкнулась в нее носом... Осталась лежать, ощущая нарастающий звон в ушах и железистый вкус крови во рту.
Что-то шло по дороге... Спешило в ее направлении. Лиззи ощутила это в вибрации земли под собою. Она прикрыла голову руками и приготовилась к чему-то ужасному...
– Лиззи... Лиззи, что с вами?
Знакомый голос, услышать который прежде она не сочла бы за благо, сейчас прозвучал музыкой для ушей. Она позволила рукам его обладателя поднять себя на ноги, откинуть волосы с перемазанного лица, повторить с искренним беспокойством:
– Элиза, что с вами произошло?
И она, размазывая слезы по щекам, произнесла:
– Что-то говорило со мной... Что-то из темноты нашептывало мне на ухо...