Записки опера,или Оборотни из военной разведки - читать онлайн книгу. Автор: Анатолий Терещенко cтр.№ 98

Багаж почти двухлетнего опыта, наработанного во Львове после окончания Высшей школы КГБ при Совете министров СССР, был для Стороженко стартовой площадкой для всей последующей работы в органах госбезопасности. Если влияние его наставника майора Деева он оценивал как тактическую основу, то уроки первого оперативного начальника отдела генерал-майора Николая Кирилловича Мозгова были для него стратегической линией не только в службе, но и во всей последующей жизни.

Доклады для оперативных совещаний генерал готовил сам, толково излагая аналитическую фабулу оперативного процесса подразделения с успехами и просчетами каждого военного контрразведчика. Он никогда не устраивал разносов. Был всегда предельно корректен и конкретен в оценке работы того или иного офицера-оперработника. Брак в работе называл «лихорадкой навыворот: он начинается жаром, а кончается холодом». Любил образные слова. Так, нерадивых сравнивал с человеком, несущим работу, как дохлую собаку. Запомнился с тех пор его афоризм о болтунах — «Меч и огонь менее разрушительны, чем болтливый язык».

Генерал жил в коллективе и коллективом. На физподготовку приходил рано, до работы. Со всеми офицерами бегал на равных, разминался и играл в волейбол. Однажды во время игры один из перворазрядников-волейболистов мячом попал генералу в лицо. Удар был такой силы, что тот еле устоял на ногах, брызнули слезы и, наверное, посыпались искры из глаз. Но он достойно отыграл игровое время и даже намека не сделал обидчику.

Как-то генерал Мозгов пригласил Николая в кабинет и, положив руку на плечо, по-отцовски тепло спросил:

— Ну, как, сынок, служится? Слыхал, слыхал, что вписался в коллектив. Молодец! А я вот не молодец — квартиру пока тебе не могу выбить. А какова же служба без собственной крыши?! Трудно, небось, с лейтенантской зарплатой? И заначку не отложишь. Мне о твоей квартирной проблеме говорил начальник сектора полковник Зотов. Да и кадровик напоминал наш — полковник Забродин.

— Ничего, товарищ генерал. Пока терпимо, крыша над головой есть — дождь не льет, — искренне ответил Стороженко.

— Мне нравится твой ответ. Мужской он, взрослый. Однако есть вариант: пришла разнарядка в Венгрию. Поедешь? Там чекистская практика приближена к боевой. Да и материально полегче, — продолжал разговор Николай Кириллович.

Николай дал согласие и в последующем не жалел. (Подробно этот период службы описан в книге «Оборотни из военной разведки». — А.Т.)

* * *

Прошло два десятка лет после той беседы во Львове с генералом Мозговым. Николай уже работал в центральном аппарате военной контрразведки и узнал, что Мозгов после выхода на пенсию переехал в Москву. В конце 80-х они встретились на юбилейном вечере в честь очередного Дня Победы в клубе им. Дзержинского. Стороженко сразу же узнал его по прищуру все еще живых, не подернутых возрастной усталостью глаз, всегда смело глядевших на собеседника.

— Здравия желаю, товарищ генерал! — привычно по-военному обратился Николай к нему.

— Здравствуйте, товарищ полковник. — заулыбался Мозгов.

— Вы меня узнали?

— Что-то есть. Осталось в памяти — не Львов ли?

— Так точно!

— Ну вот, видишь — у старика нет склероза.

Николай назвал свою фамилию, приоткрыв обстоятельства отъезда в Южную группу войск, и с гордостью рассказал, где и в какой должности служит на Лубянке.

— Молодец, прикарпатцы не подводят! Я знаю, что тут служит наш воспитанник полковник Магаляс Анатолий Федорович.

— Мы с ним в одном отделе — в первом!

Потом Николай стал встречаться с генералом чаще: то в клубе, то в Совете ветеранов. Бывший подчиненный рассказывал своему наставнику об успехах своего подразделения по линии выявления вражеской агентуры, о творческих планах, проблемах современного чекистского ремесла в период горбачевской перестройки.

Однажды Стороженко приехал в Совет ветеранов. В комнате Боевой славы был генерал Мозгов, внимательно читавший газету.

— Здравствуйте, Николай Кириллович!

— Привет, привет, земляк! — он привстал со стула и протянул теплую еще с сильным рукопожатием кисть.

Говорили долго. Именно во время этого разговора Николай узнал тайну, которая его мучила все эти годы…

* * *

— Вот так я распрощался с флотом и стал сухопутным генералом… — заметил генерал, подводя итог захватывающему повествованию об истории хрущевского мордования армии и флота.

Но об этом потом.

Николай понимал, что Мозгов, обладатель огромного чекистского опыта, не мог не написать о «суровой школе воспитания» в годы войны, у которой был персональный учитель — фронтовая действительность. Был в этой школе и главный предмет, как говорил генерал, суть которого выражалась так: «Умереть за Родину — нехитрая штука. Надо жить и побеждать».

На очередной встрече Стороженко, зная, что Николай Кириллович участвовал в операциях по обезвреживанию войск от германской агентуры на полуострове Ханко, куда был назначен на должность заместителя начальника контрразведки стрелковой бригады, задал ему вопрос по этому этапу службы.

— Я вкратце об этом писал в статье «Тревожные дни Ханко» в сборнике «Чекисты Балтики». На книгу не хватило ни своего духа, ни интереса у коллег и издателей. Ну, что могу сказать: было предгрозовое время. В апреле 1940 года я прибыл на полуостров Ханко на ледоколе «Ермак». Меня сразу же принял непосредственный руководитель — начальник Особого отдела военно-морской базы (ВМБ) полковой комиссар Я.А. Кривошеев. Ему я доложил свой план действий. Не успел развернуться в бригаде, как в августе был назначен начальником отделения Особого отдела ВМБ Ханко. Однажды в беседе со мной Кривошеев заметил, что Центр информировал его о том, что противник осведомлен о численности личного состава базы и расположении боевых средств. «Надо искать всем вместе канал утечки этой информации. Без крота тут не обошлось», — заметил начальник. Чекисты хорошо знают, что означает такой сигнал, где-то рядом скрывается и вершит свое черное дело враг в личине оборотня.

Я сразу же собрал офицеров и поставил задачу по поиску источника утечки секретных сведений. Вскоре один из оперативных работников предоставил материалы о финансисте железнодорожной батареи — неком Беркачеве. Суть их сводилась к тому, что финансист проявлял повышенный интерес к сведениям вне поля его компетенции.

В ходе дальнейшего изучения личности выяснилось, что Беркачев, после пленения в Первую мировую войну, длительное время жил в Германии. Потом приехал в СССР — натурализовался, получив советское гражданство. В последний предвоенный отпуск он посетил в Москве некоторых возвращенцев из Германии. Отдельные из них вели себя подозрительно и изучались чекистами столицы.