К этому времени к центру города были стянуты основные силы боевиков, заранее предупрежденные о наступлении федералов. Вскоре началось светопреставление: ичкерцы с близкого расстояния, практически в упор, поджигали гранатометами боевые машины и прицельно расстреливали из автоматов солдат и офицеров.
* * *
Стороженко рассуждал часто абстрактно, однако конкретность и эмоциональный окрас раздумий появились тогда, когда его сын-срочник был направлен в Чечню. У него была возможность оставить сына в Москве, пристроить в какой-нибудь местный гарнизон, но сын сразу же отверг малейшую возможность в осуществлении подобного. «Я хочу служить и жить, как все простые парни», — сказал он отцу.
И только спустя несколько месяцев после призыва Николай узнал, что его сын воюет в Чечне: защемило сердце, заныло под грудиной, пропал сон, все чаще «ночи мучительная повесть» диктовалась бессонницей, появились черные раздумья и понимание того, что пуля-дура в любую минуту может оборвать жизнь сыну. Он гордился поведением всегда немногословного парня, заявившего командиру перед отправкой в Чечню, что если его оставят в гарнизоне мести плац, то он перестанет уважать себя. А когда решился вопрос отправки, то попросил офицера не сообщать об этом отцу. Матери у него не было — умерла, когда мальчику было неполных четырнадцать.
Первую весточку от сына Николай получил спустя два месяца после ввода федеральных войск в дудаевскую Ичкерию. В письме он извинялся за столь длительное молчание и обещал писать в будущем чаще.
«Нет, не на месяцы эта бойня, — нередко говорил сам себе Стороженко. — Чепуху городит Грачев, что десантным полком может взять Грозный. Забыл министр обороны или не знал слова генерала Ермолова о том, что Кавказ — крепость, которую невозможно взять штурмом, ее можно одолеть только осадой. Совсем вылетели из головы «августовско-октябрьского полководца» 1991 и 1993 годов соответственно знания истории. В Академии Генштаба, которую он окончил, наверное, изучали опыт уличных боев в годы минувшей войны.
Легче, конечно, приказывать стрелять по парламенту, который не мог ответить тем же. Политики не смогли договориться мирно и заварили «кавказскую кашу», которую наверняка придется расхлебывать не один год простым солдатам, офицерам и генералам. На Кавказе скоротечных войн не бывало. А тем более нельзя победить до зубов вооруженный народ. В горах развернется такая партизанская война, которая будет стоить жизни не одной тысячи наших сынов и с той и с другой стороны».
Мысли о Чечне теперь часто одолевали полковника запаса. А тем временем машина войны включилась в рутинный ритм.
Первые неудачи армии в кавказской авантюре вызвали шквал негодования и возмущения политикой Ельцина по всей стране. Его вчерашние приверженцы молниеносно перепрыгнули в стан критиков президента. С. Ковалев — штатный «правозащитник» поливал грязью армию и ее воинов из бункера Дудаева в Грозном. Его антивоенные материалы охотно перепечатывались либеральными СМИ. Любимыми телепейзажами были ужасные сцены войны — «с мясом и гарью». Показывали разбитые и сожженные танки и бронетранспортеры, изуродованные трупы, отрезанные головы наших воинов, испуганные и морально опустошенных пленных. С другой стороны, Ковалев ни разу не выступил в защиту русского населения, стонущего под гнетом ичкерских боевиков, которые им поднимались в своих рассуждениях до уровня лихих партизан. По антирусскому озлоблению дудаевские газеты 1991-1994-го вполне догнали немецкие времен 1941–1944 годов.
* * *
А тем временем Джохар Дудаев затеял длительную игру с пленными, чтобы накалить ситуацию для антивоенных настроений в России. Политиканы-либералы предложили целую серию миротворческих вариантов, чтобы хоть как-то потрафить стаду дутых «миротворцев» в изменяющейся ситуации и нажить дополнительный политический капитал.
Однажды Николай с упоением читал книгу своего земляка Н.В. Гоголя «Духовная проза», который представлял себя не той фигурой писателя-сатирика, обличителя пороков человеческих, а мыслителем совершенно другого типа — аскета и острого публициста, великого патриота своей страны. Читающий был сражен некоторыми откровениями. В книге давалась духовная проза писателя без купюр, которые практиковались в отношении мастера до и после 1917 года. Он был поглощен чтением, наслаждаясь правдой жизни.
Вдруг зазвонил телефон. Николай нехотя взял трубку.
— Привет, Семеныч! Узнаешь?
— Ну, как не узнать тебя, Андрюха!
— Чем занят?
— Пишу в стол, читаю то, что не дочитал во время службы, на старость бренчу гитарой под свои стихи — образно говоря, ремонтируюсь духом, — ответил Стороженко.
— А как с финансами?
— Живу на пенсию.
— Хватает?
— Всех денег не заработаешь. Да и у гроба карманов нет.
— А не хотел бы поработать в Думе?
— Нет, не хочу. Служить бы мог, а прислуживаться не смогу, тем более ельцинским разрушителям Отечества. Там их еще очень много.
— Подумай, деньги, как говорится, не пахнут.
— Нет, Андрей, именно сейчас они пахнут дерьмом и кровью.
* * *
Участие сына в боевых операциях било по нервным струнам Николая и беспокоило ночными раздумьями все чаще и глубже. Он считал, что исполнительная власть вкупе с «арбатским» генералитетом во главе с «лучшим министром обороны разных времен и народов» (так его нарек Ельцин. — А.Т.) Павлом Грачевым повинна в вооружении ичкерских бандитов, в непродуманности военных операций и безразличии к судьбам отвоевавших.
Он также, читая периодику, был уверен, что отдельные чиновники крайне заинтересованы в войне, пахнущей нефтедолларами и огромными барышами при организации выкупов наших военнопленных и журналистов, чем занимались «друзья» семьи президента. Особенно усердствовали нувориши во главе с Березовским и ему подобными. А у власти на освобождение рабов не было ни желания, ни денег, ни сил.
В то же время было видно, что президент, чуждый благородства, сострадания к Родине и людям, вместо того чтобы объединить народы России общенациональной идеей, стал заигрывать с региональными элитами. Так началась цепная реакция насаждения президентских постов от глав автономных республик до руководителей всевозможных объединений.
Да, именно прогнившая советская партноменклатура, вкупе и в спешке с перекрасившимися новыми руководителями, завела страну в тупик, порушив главное в любом цивилизованном государстве — спокойствие и труд. Именно в это время Запад хвалил Ельцина «за реформы, двигающиеся в правильном направлении».
Говорят, «демократы» развалили экономику, науку, культуру, армию и органы госбезопасности. Это все страшно и больно для многих, но главное — они уничтожили идею национального единения. Вот что опасно было для народов России! Они поссорили народы Советского Союза, украли результаты мартовского референдума 1991 года и разворачивали россиян друг к другу спинами по идеологическим соображениям! Правые левых называли «красно-коричневыми», левые правых — «лжедемократами», а народ для чиновничества — просто «быдлом». Сам Ельцин намекал и поддерживал идею о существовании в стране русского фашизма. Он прямо об этом говорил. Все, приехали!!!