Плата за успех. Откровенная автобиография - читать онлайн книгу. Автор: Анастасия Волочкова cтр.№ 27

В этом проекте под названием «Лестница в небо» участвовали четыре коллектива, целых сто пятьдесят человек, под руководством режиссера Эдвальда Смирнова. Очередная страница в жизни была перевернута, я доказала, что дело не в росте и не в весе. Но хочу сказать, что у меня и по жизни такой девиз: рост и вес — это важные показатели, но вырастать мы должны в глазах друг друга своими поступками, своим благородством. И весомыми должны быть именно поступки, а не наше тело.

* * *

Но Большим театром моя карьера не ограничивалась. Были еще сольные концерты, и Сулейман об этом не забыл. Я в то время была нарасхват, и не только в России. Буквально на следующей день после увольнения из Большого театра позвонил Александр Григорьевич Лукашенко и сказал: «Настенька, приезжай ко мне, будешь танцевать у нас в театре». Летала к нему в гости, он приглашал нас к себе в резиденцию, угощал вкусной рыбой, которую вылавливал из пруда, шутил. Он вообще невероятный человек! И очень помог. В театре у них не осталась, но с подачи Лукашенко мы почти сразу же организовали там концерт с детьми.

И все же большие деньги делали свое дело. Когда против меня началась настоящая травля, уже назначенные концерты стали один за другим отменяться. И неважно, что на многие из них уже были распроданы билеты, причем с аншлагом — тысяч на тридцать долларов. Но Сулейман переплачивал больше организаторам за площадки, рекламу… Концерты отменялись, билеты возвращались.

Еще одним ударом было нападение на мой офис в «Петровском пассаже», который выделил мне сам Сулейман. Самое настоящее разбойное нападение — налетели люди в масках и ограбили. Кстати, через несколько лет один дизайнер захотел подарить мне свадебное платье и пригласил в свой шоу-рум в «Петровском пассаже». И когда я приехала, оказалось, что его шоу-рум находится именно там, где был мой офис. Там даже перепланировку не сделали. Вот такое совпадение.

Ну а тогда, когда ограбили офис, меня не только напугали, но и сильно расстроили, потому что оттуда унесли все мои фото и видеоматериалы. Сейчас даже трудно представить, что это значило в начале двухтысячных, когда Интернет только-только начал развиваться. Многие материалы были в единственном экземпляре, и они пропали навсегда. Но зато каким-то чудом спасся мой портрет, более того, спасся он именно благодаря этому ограблению — вот так избирательно порой действует мой ангел-хранитель. Это очень значимый для меня портрет: я там изображена в главной роли в «Лебедином озере», ставшим судьбоносным в моей жизни. Этот сохранившийся портрет сейчас тоже со мной, но уже как украшение нынешнего офиса. Если бы не нападение, он бы пропал — офис предоставил друг Сулеймана, и после нашего разрыва меня оттуда просто выставили. Мама ездила туда, просила, чтобы ей позволили забрать хотя бы занавески, на которых она собственноручно вышивала мои инициалы, — Сулейман не позволил даже этого. Конечно, портрет он бы тоже не отдал. Но тот как-то непонятно пропал во время нападения, а потом мама случайно наткнулась на него где-то на заднем дворе Петровского пассажа. Вот такая странная история.

Вообще это было ужасное время. Сулейман обложил меня со всех сторон, я уже вздрагивала от каждого шороха. Это ужасно, когда не успеваешь узнать одну плохую новость, как за ней уже идет следующая. Он пытался отобрать у меня квартиру, в которой мы с ним жили, выгнал из офиса, угрожал моим партнерам, устроил мое увольнение из Большого театра, срывал мои концерты… Пытался отобрать у меня квартиры в Москве и Петербурге, которые сам же и подарил.

Ужас весь в том, что если бы Сулейман позвонил мне и сказал: «Мне для счастья нужны эти две квартиры», я бы тут же принесла ему ключи. Но когда я узнала об этом из повесток в суд, я даже сначала не поверила, в голове не укладывалось: «Как такое может быть?!» И в какой-то момент я стала бояться даже за свою жизнь. Мне было страшно оставаться в квартире на Петровке — каждый раз, когда я слышала вечером или ночью шорох за окном, то подбегала к домофону и смотрела, нет ли кого у подъезда. Когда с крыши к моему окну спустили какой-то провод (а это был последний этаж), я была несказанно напугана. Оказалось, это просто ремонт делали. Но нервы были уже на пределе, и я в конце концов сбежала — уехала за город и сняла дом в какой-то глуши, практически в лесу. Но это не помогло — там продолжало быть так же страшно.

* * *

Мне угрожали и физической расправой. Я была приглашена в Киев для участия в балете «Кармен» осенью 2003 года, в самый разгар моих судебных разбирательств с дирекцией Большого театра. Перед началом спектакля в мою гримерку постучали и вошли два молодых человека. Они внесли огромную корзину цветов. Видимо, благодаря этой корзине их и впустили за кулисы театра. Я приняла их за обычных поклонников и начала благодарить за цветы. Но вдруг один из вошедших закрыл дверь на ключ, а второй вытащил нож и с угрожающим видом разразился чудовищной бранью в мой адрес. Сначала я так испугалась, что не могла ничего понять. Думаю, на моем месте испугался бы любой мужчина. Постепенно до меня дошло: они требуют, чтобы я немедленно забрала из суда иск к директору Большого театра Иксанову.

Я ужасно перепугалась. Я решила, что они действительно могут меня убить, и испугалась не на шутку. Сказать, что было страшно, — ничего не сказать. Но, несмотря на охвативший меня страх, я вдруг поняла и другую цель их «визита». Люди, пославшие этих наемников, рассчитывали довести до такого морального состояния, при котором мой провал на киевской сцене был бы обеспечен. Осознание этого факта вмиг меня отрезвило. Я твердо знаю, что не существует препятствий, которые помешали бы мне выйти на сцену и станцевать с полной отдачей. Такое отношение к профессии сумела навсегда привить мне мой педагог Наталья Дудинская еще в балетном училище. Она называла это профессиональным долгом русской балерины. С этого момента я начала говорить с «визитерами» спокойно и уверенно, насколько это было возможно. Попыталась достучаться до их совести. Говорила откровенно, объясняя им ту сложную и несправедливую ситуацию, в которой оказалась. Сказала, что понимаю: они пришли не по своей воле. И, наверное, у них есть свое мнение о той войне, которую ведут против меня и в которой мне приходится защищать себя, а не нападать. И они должны видеть, насколько неравны эти силы.

Постепенно выражение их лиц начало меняться. Нож был спрятан. Они внимательно выслушали меня и сказали, что моя храбрость, хоть и кажется им безрассудной, но достойна уважения. После чего они пожали мне руку. А уходя, просили никому не рассказывать об их визите. Я обещала. И только теперь, спустя много лет, могу позволить себе вспомнить эту историю и описать ее в своей книге.

* * *

Я вообще безумно боялась оставаться одна. И просто всего боялась… Хорошо, выручили друзья — дали водителя с машиной и охрану. Я сама себе этого в тот момент позволить не могла: Сулейман же перекрыл все источники дохода. Но спасибо добрым людям, так я смогла хотя бы передвигаться по городу, не впадая каждую минуту в панику.

И все равно, тяжелее всего было то, что я потеряла Сулеймана, что он из любимого человека превратился в моего злейшего врага. Все это время я в глубине души продолжала верить, что если мы встретимся и поговорим как люди, мы друг друга поймем и простим. Неосознанно искала в потоке движения номера его машины, а в толпе людей его лицо. Перед расставанием подарила ему одну книгу — и вот сама перечитывала ее и плакала, потому что там рассказывалось о людях, которые расстались, а потом снова встретились через двенадцать лет и поняли, что не могут жить друг без друга…