– Нет, – только ответил он.
– Тогда помогай. Расстегни платье, но аккуратно, пожалуйста.
Он подошел, коснулся плеча, прошелся ладонью по коже, расстегнул молнию до середины спины, погладил. Жадно смотрел, как его сын припадает к моей груди. Потом сел рядом, даже улыбнулся, когда провел по маленькой пухлой щечке внешней стороной пальцев. Это был мило, даже завораживающе. Но потом зарылся носом в мои волосы, рождая табун мурашек. И интимным шепотом сказал то, что от него совсем не ожидала:
– Тебе не за что волноваться, моя маленькая, я весь твой… Ты даже не представляешь, как сильно я соскучился…
Он поцеловал меня в спину, потом еще раз. От удовольствия я даже закрыла глаза, ощущая дрожь во всем теле. А он стиснул пальцами за горло, не душа, просто в крепкой хватке, и жадно поцеловал в шею.
– Раф, мне еще нельзя, – напомнила ему.
– Когда будет можно? – хрипло спросил он.
– Не знаю… может через месяц.
Его пальцы резко зарылись в мои волосы, и он заставил повернуть голову в бок, чтобы увидеть мои глаза.
– Ты сейчас пошутила?
– Нет. Роды – это не занозу вытащить. И потом, тебя никто не заставляет здесь со мной сидеть.
И тут он по-настоящему разозлился. Встал, схватил меня за подбородок и сказал в лицо:
– Покормишь сына – жду в своей комнате.
Я проводила его взглядом в спину и вернулась к Даниилу. Он постепенно снова засыпал. Похоже, моя единственная радость. Когда сын наелся и уснул окончательно, я переложила его в кроватку и направилась в комнату к Рафаилу. Но когда вошла, то бросилась не на шею, а с претензиями.
– Хватит на меня давить! И заставлять делать только то, что хочешь ты! Начни уже считаться с моим мнением, в конце концов!
Его взгляд был знаком мне хорошо: холодный, пронизывающий, уничтожающий.
– Отлично, – произнес Раф. – Ты недовольна моим отношением к тебе. Ты не хочешь за меня замуж, не хочешь секса. Отлично… Когда Даниил будет готов к перелету?
– Не уточняла, но я точно пока никуда не собираюсь.
– Я спросил не о тебе, а о нем, – холодно произнес Рафаил и добавил, так же холодно. – Я забираю его.
Внутри меня пробежал озноб.
– Ты не сделаешь этого…
– Сделаю, – ответил твердым голосом, глядя прямо мне в глаза.
Вот оно то, чего я так боялась, когда спешила выйти замуж за графа. Но теперь графа нет, и каменного замка тоже нет, в котором можно было спрятаться. Зато есть дракон, который жрет молодых женщин и ворует их младенцев. Я начала злиться, очень сильно. Даже подошла ближе к нему, чтобы сказать в лицо:
– Ты не имеешь на него никаких прав. Или ты забыл, как заставлял меня сделать аборт? Даниил – мой сын, ясно! Только попробуй его у меня забрать, глотку перегрызу.
От злости и решительности меня трясло. Ощущения были, будто в одной точке сошлись два торнадо, где-то как раз между нами. Но если я действительно злилась, то Рафа это, похоже, возбудило. Он схватил меня за подборок и с жадностью припал ко рту. Я хоть и ответила, губами, но руками уперлась в его грудь так, что в какой-то момент удалось оттолкнуть. Теперь в глазах Рафаила плескалась похоть. И я поняла, что в моих руках заиграл любимый женский инструмент. Это было даже лестно. Это начало вытаскивать из меня женщину, а не мать. Между тем, мой свирепый мужчина смягчился. Протерев влажные губы тыльной стороной ладони, он шагнул ко мне вплотную и спросил:
– Чего ты от меня хочешь?
– Я все сказала. Ничего сложного: понимания, уважения, любви… И не смей даже говорить мне, что собираешься отбирать ребенка.
Он навис надо мной, как хищник, но смотрел так, что под кожей пронеслись мурашки.
– Я не умею любить, сколько раз повторять? Тебе мало, что терплю все твои выходки? Мало моего признания? Моей опеки? Сколько еще я должен тебя уговаривать выйти за меня замуж?
Мой бедный, бедный Рафаил, устал меня уговаривать. Я даже улыбнулась. В попытке его пожалеть подняла руки и обхватила мужскую шею. А он вдруг задержал дыхание, задрожал, а потом моргнул и посмотрел на меня так, будто я была вишенкой на вкусном торте. Даже забыла, что хотела сказать, и губы сами собой потянулись к его. Опять этот запах, его фирменный, наверняка вскружил мне голову. Но когда я почувствовала, как его руки стиснули подол моего платья и потянули вверх, сразу отстранилась со словом:
– Нельзя.
Он резко подался назад, отпустил меня и отошел. Достал из шкафа бутылку виски, гневно сорвал крышку с горлышка.
– Ты из меня веревки вьешь. И тебе все мало?
– Я? Уверен? Не ты ли только что хотел отобрать у меня сына?
– Ты не оставляешь мне выбора. Но не этого я хочу.
– А чего хочешь ты?
Он налил напиток себе в стакан, отпил и подошел ко мне, чтобы уверенно произнести:
– Тебя.
– Зачем?
– Ты хочешь от меня откровенных признаний?
– Да. Почему бы и нет? Это важно.
– Хорошо, я скажу их… в момент бракосочетания.
Я ахнула.
– Это шантаж?
– Да. Почему бы и нет? – передразнил он меня.
– Нет, Раф, это не смешно!
Он прямо-таки удивился.
– А я разве смеюсь сейчас? Поверь, я едва себя сдерживаю, чтобы тебя не задушить, – сказал и скользнул по мне взглядом, – или не трахнуть.
– Вот! Это то, чего я опасаюсь. Да у тебя все мысли вокруг одного места! О какой супружеской верности может идти речь?!
На его лице снова отразилась гримаса удивления.
– А мое нынешнее воздержание тебя не устраивает? Скоро третий месяц пойдет, практически иду на рекорд.
Я отнеслась к этим словам как-то недоверчиво.
– Да неужели? Что, здесь нет приличных проституток?
Раф на это рассмеялся, но истинного смеха в этом не было, скорее полный рот злости. Он даже вернулся ко мне.
– Нет, не поэтому. А потому, что хочу только тебя, дуру.
Я возмутилась, находясь уже не в состоянии оценить истинный смысл его слов.
– Да почему ты всегда называешь меня дурой! Задолбал!
– Да потому что ты действительно дура, Маша! – закричал и он, грубо хватая меня за декольте, чтобы притянуть к себе ближе. – Я уже сказал, что люблю тебя! И не раз доказал, как сильно тебя хочу. Ты, мать твою, извела меня за последние месяцы так, что поможет спустить пар только дикий секс или боксерская груша. Да я не один год отказывался от брака, который навязывала мать, а теперь уговариваю тебя выйти за меня замуж и не потому, что этого хочет та же мать, а потому что этого хочу я. Я хочу! Чтобы ты сидела дома с нашим ребенком и грела нашу с тобой постель, пока я не вернусь домой. Что из этого тебе не ясно или вызывает сомнения?