Угрюм-река - читать онлайн книгу. Автор: Вячеслав Шишков cтр.№ 68

– Мужчина, позвольте прикурить, – и к нему, поднявшись со скамьи, подошла высокая блондинка в белом платье и черной широкополой шляпе. Прохор сдунул пепел и щелкнул каблуком в каблук:

– Честь имею...

Что-то Анфисино было в ней: брови, фигура, волосы, чуть раздвоившийся подбородок, только глаза не те.

– Мужчина, знаете, я вас очень попрошу, – переливным ясным голосом и полузакрыв голубые глаза, улыбчиво проговорила она. – Угостите меня мороженым...

– До свиданья, – приподнял он фуражку и непринужденно, хотя и задерживая шаг, пошел вперед.

– Мужчина, стойте! – зазвенело вдогонку.

К повернувшемуся Прохору быстро несла себя роскошная дама.

– Вы такой великолепный! Я сама угощу вас мороженым. Сама угощу вином. Пойдемте кутить... Милый! – Она энергично подхватила его под руку, и ее лакированные туфли замелькали по песку бульвара.

– Позвольте, позвольте... Я ведь... – слабо сопротивлялся он. Из-под темно-синей поддевки вяло и жалко белела чесучовая рубаха, но глаза загорались.

– Милый, я вас видела... я вас давно люблю.

– Где вы могли меня видеть? Вздор какой! Позвольте! Я не свободен... Я связан.

– Связан? Ах, как чудесно это! – вильнула она голосом и, заглядывая ему в глаза, тихо захохотала в нос. – Вы рыцарь мой. И знаете, где я вас видела? Я вас видела во сне. Да, да, да... Милый, великолепный мой, рыцарь мой! – Она стала говорить торопливо, нервно, – да, да, да – ей надо голосом зачаровать его, опутать страстью, он упирается, вот-вот уйдет.

– Вы сибиряк, купец? Я же знаю! Да, да, да... О милый, милый. – И голос ее звучал точь-в-точь как у Анфисы.

– Нет, нет, я никак не могу, сударыня... У меня ж невеста, – проговорил он, все более и более распаляясь.

– Да вы, милостивый государь, очевидно, за проститутку принимаете меня? Стыдно, стыдно вам! – возмущенно произнесла она, опустив веки.

– Нет, что вы, сударыня! – подхватил он. – Ничего подобного.

– А знаете, кто я? Я графиня Замойская. Да, да, да... Но ни слова, ни звука: муж ревнив. Я умчу вас в свой замок, впрочем, нет, мой замок в Кракове, и там старый-старый муж... А здесь так... ну, так... моя скромная келия... Милый, он согласен... Да, да, да?

Прохор смутился.

– Но поймите, госпожа графиня, – с отчаянием произнес он, – у меня действительно невеста здесь... Я бы с полным удовольствием.. И вот, например, халат... для Якова Назарыча... – Он потряс свертком, покраснел весь: ведь перед ним не тунгуска в тайге, перед ним – графиня, сама графиня Замойская... Вот идиот, дурак!

– Халат? Якову Назарычу? Как это очаровательно! – потряхивая головой, хохотала она.

Прохор взглянул на ее перламутровые зубы, на ее пунцовый рот.

– Я, госпожа графиня, согласен, – сказал он басом и мужественно кашлянул.

– Шалун, ах, какой шалун! – крутилась, колыхалась, таяла графиня. И сам он крутился, извивался, таял. «А что за беда, – решительно подумал он, – черт с ней!» И про кого это подумалось: «черт с ней», – про графиню ли, про Нину ли, или про Анфису, может, – Прохора не интересовало. «Черт с ней».

Долго, до третьего часу ночи, щелкал на счетах, выхеривал и вносил в книгу Яков Назарыч, и до третьего часу ночи сидела с ним Нина. «Что ж это с Прохором?» Синим и красным отмечала она в книжках о нижегородской старине, рассматривала план города, ярмарки, и вот – в ее глазах зарябило.

– Папочка, я лягу спать.

– Где же это мыкается Прохор-то наш?

Яков Назарыч потел, кряхтел, пил московский квас – на деле он трезв и строг: ни капли водки. Ах, паршивый оболтус, где же он?

Окна открыты, чуть колыхались занавески, их потряхивал налетавший с Волги ветерок. Было темно на улицах и тихо, только нет-нет да и засвистит городаш, заорет пьяный, а вот гуляки идут с песней, и словно бы – голос Прохора. Яков Назарыч нырнул под занавеску и воткнулся головой во тьму. Гуляки нескладно, как-то слюняво хлюпая горлом, пели в два голоса, а третий только подрявкивал и ухал:

Нас на бабу пр-роменял!..

Над-дну ночь с ней пр-р-равазил-си, сам на у-у-у...

– Это что за безобразие! Напился и проходи! – строго раздалось внизу.

– Мы не будем, господин городовой, папаша!.. Это Мишка все... Мишка, молчи, черт! А то – под шары...

Мишка взревел дурью:

– Сам на у-у-у-у-у...

Резко на всю тьму задребезжала горошинка в свистке, дробный топот гуляющих ног враз взорвался и, смолкая, исчез вдали. Яков Назарыч закрыл окно.

– Нет, не он.

От другого окна стрельнула за ширму – в одной рубашке, босая – Нина.

Прохор явился солнечным утром без покупок. Его чуб свисал на хмурый лоб, глаза и губы были обворованы, неспокойны, жалки.

– А, Прошенька... Где, соколик, побывал? – язвительно-ласково запел Яков Назарыч, умываясь. Он послюнил указательный перст, ткнул им в солонку на столе и принялся тереть солью и без того белые зубы.

– А я, можете себе представить, такой неожиданный случай... – начал Прохор подавленно, – встретил вчера товарища по школе...

– Так, так, так... – подмигнул ему Яков Назарыч, наигрывая пальцем на зубах... – Товарища? Хе-хе-хе...

– Ну, зазвал меня к себе, пообедали, поужинали, – вытягивал из себя Прохор и краснел. – А тут дождик пошел. Я и остался ночевать.

– Дождик?! – в два голоса – отец и дочь – спросили и с хохотом и с грустью. – Это у тебя, может, дождь, в нашей губернии не было... Так, так, так...

«Этакий я подлец, этакий негодяй! Зачем я так вру?..» – с брезгливостью подумал Прохор, опускаясь на стул.

Из-за ширмы вышла Нина. Яков Назарыч прополаскивал рот: задрав вверх бороду, захлебывался, булькал, словно утопающий.

– Ниночка! – Прохор подошел к ней, опустил голову. – Доброе утро, Ниночка! – И прошептал: – Я негодяй... Негодяй!..

– Здравствуй, Прохор, – проговорила она, вопросительно подымая на него большие серые глаза. – Кто ж это твой товарищ? Познакомь меня... – И, таясь от отца, прошептала: – В чем дело?

Но Яков Назарыч, кой-как перекрестившись, усаживался за стол. Самовар давно пофыркивал паром. Чай пили молча.

– Иди-ка, Нинка, снеси телеграмму поскорей... Вот, – сказал отец.

Когда она ушла, Прохор сделал беспокойное, озабоченное лицо.

– Яков Назарыч! – Он взглянул на крупный нос старика, отвел глаза, опять взглянул. – У меня украли в трамвае двадцать пять тысяч.

– С чем вас и поздравляю, – громко сморкнулся в платок Яков Назарыч.

– Одолжите мне, пожалуйста, денег.

– Сколько же?