Угрюм-река - читать онлайн книгу. Автор: Вячеслав Шишков cтр.№ 103

– Вот проект, – сказал тот сквозь зубы, мусоля тонкими прямыми губами кончик сигары. – Расчеты проверены, но... – Американец двумя вытянутыми пальцами, как щипцами, выхватил из зубов сигару и очертил ею в воздухе замкнутый эллипс. – Но я полагал бы, прежде чем подписать проект, надо собирать технический совещаний.

– Ерунда, – сказал Прохор Петрович. – Садитесь, разверните проект. Мельница моя, и техническое совещание – это я.

– Но...

– Без всяких «но», мистер Кук. Фасад, разрез, план... Так, понимаю. Слушайте, зачем вы так раздраконили? Картина это, что ли? Достаточно в карандаше...

– Но... я привык...

– От ненужностей надо отвыкать. На какую глубину опустили вы бутовую кладку? На сажень? Много. Хватит на два аршина. Я грунт знаю...

– Простите, мистер Громофф. Но ведь грунт грунту рознь. Надо очшень бояться грунтовых вод...

– Ерунда! – вновь сказал Прохор Петрович. – Грунтовые воды мы перехватим шпунтовой перемычкой. Будет вдвое дешевле. – Он достал готовальню, раздвинул циркуль по масштабу и, отметив на чертеже точку, провел по бутовой кладке синим карандашом черту. – Вот граница бута. Стены тоже надо уменьшить. Внизу – три с половиной кирпича, согласен, а верхний этаж – два кирпича.

– Но... простите... нагрузка...

– Нагрузка? А на кой черт вы ставите железные двутавровые балки, когда у нас в тайге сколько угодно лиственницы? Да она покрепче вашего железа. Долой, долой. – Прохор поставил на чертеже против балок красным карандашом нотабене.

Американец учтиво поморщился, перекинул языком сигару в левый угол рта, сказал:

– Вот, машины... – и развернул чертежи котла и механизмов.

– Ну, тут я пас. В этом деле я ни бе, ни ме. «Быть посему», как пишут цари. Согласен. Давайте смету. Сколько?

– Семьдесят одна тысяча пятьсот тридцать девять рублей восемьдесят одна с половиною копейка.

Мистер Кук выговаривал эти цифры очень отчетливым, торжественно-холодным тоном, смакуя звук собственного голоса. Волк, прислушиваясь к его речи, наклонял голову вправо-влево и, как заяц, поводил ушами. Мистер Кук, большой любитель русских пословиц (он всегда жестоко их перевирал), скользом взглянув на зверя, почему-то вспомнил: «Волка накормишь, а он опять на башню влез...» Очшень харашшо...

– Сколько, сколько копеек?

– Что? Восемьдесят одна с половиною копейка.

– С половиною? Довольно точно. – Прохор Петрович подъехал со стулом вплотную к мистеру Куку и крепко положил на его плечо кисть правой своей руки. – Пятьдесят тысяч! И ни копейки больше.

– Нет, нет! – брезгливо дернул плечом мистер Кук. – Семьдесят одна тысяча. Ну, правда, приняв во внимание ваши поправки, можно надеяться, что...

– Ради Бога, не тяните. Пятьдесят тысяч!.. Пейте...

Он налил себе и гостю по чайному стакану коньяку.

– Техническое совещание, мистер Кук, закончено. Ваше здоровье!

– Ваше здоровье!

Мистер Кук с башни спустился благополучно. Далее ноги стали носить его куда попало. Наконец он укрепился среди дороги, немного покачался и усилием воли принудил себя идти четко, прямо, как по струнке.

Прохор Петрович бросил волку кусок телятины. Тот щелкнул зубами и, не жевавши, проглотил.

До позднего вечера работали телефонные звонки. Прохор выслушивал, давал распоряжения, проверял счета, заносил в книги приходы и расходы, принимал гонцов, докладчиков. Белая рубаха стала на спине мокрой; он целую четверть выпил клюквенного морсу и выкурил кисет махорки. В напряженнейшей работе он не заметил, как мчалось время. Уже давно смолкли гудки его заводов, рабочий люд давно отужинал и завалился спать по своим убогим землянкам, баракам, а то и просто под открытым небом, в шалашах из хвои. А Прохор Петрович все еще сидит. Все частицы его мозга, получив зарядку мысли, не скоро еще придут в покой, но тело устало, просило отдыха. Он прошелся по кабинету, вздрогнул от визга волка, которому он наступил на хвост, зажег электрическую лампочку, с утомлением упал в мягкое кресло и закрыл глаза. Уснуть бы, забыться бы минуты на три. Но пред смеженными глазами проносились цифры, записи, цифры, векселя, чьи-то оскаленные смехом зубы, взмахи рук, пробы золотоносных песков, бабьи улыбчивые рты, опять бесконечная вереница цифр, чертежи, детали машин. А в ушах неумолкаемо звенели давно замолкшие телефонные звонки. И не было забвенья.

Он провел концами пальцев по опущенным векам и открыл глаза. Перед ним стоял волк, тыкался мордой в его колени, повизгивал.

– Что, Люпус, домой?

Прохор Петрович подошел к раскрытому широкому окну. Виден был освещенный его дом. Возле подъезда таратайка инженера Протасова. По Угрюм-реке дымил далекий пароход; на буксире – баржа с железом. Даль застилалась сумерками. Тайга за рекой темнела. На пристани суетился народ, горело электричество, с дебаркадера кричали в рупор:

– Эй, на пароходе! Становь баржу на якорь!..

Всюду лаяли сторожевые псы. Караульные возле складов забрякали в железные доски. Где-то сдержанно пиликала гармошка.

– Барин, вот вам барыня прислала пальто.

Прохор оглянулся. Черненькая шустрая горничная Настя улыбалась всем лицом.

– Я и без того весь потный, – сказал он, хотел по привычке выругаться, но, передумав, быстро облапил Настю, стал целовать ее в захохотавший влажный рот. Настя закрыла глаза, не сопротивлялась. Волк отошел на почтительное расстояние, втягивал ноздрями воздух и пофыркивал, скаля в легкой улыбке зубы.

– Напрасно барыня посылает тебя ко мне на башню так поздно. Дура твоя барыня. Могла бы казачка прислать...

Настя оправила волосы, сказала:

– Очень даже верно. Вы известный шарлатан насчет дамских сердцов.

– Что? Ты откуда слышала это слово? Пошла вон! – топнул он и раскатился громким смехом вслед убежавшей горничной.

Он надел белый картуз, накинул на шею волка парфорс, вложил ему в пасть нагайку и стал спускаться с башни.

Внизу старый Федотыч стоял на коленях пред Прохором:

– Христом-Богом молю, прости, не штрафуй!

Волк обнюхивал вытянутую по земле деревянную ногу старика.

– Нет! – крикнул Прохор Петрович и подергал картуз за козырь вверх и вниз. – Вам, чертям, только потачку дай...

Дома он застал инженера Протасова.

– А как вода?

– Одолевает. Я за вами, Прохор Петрович.

– Но он же не обедал, – взмолила Нина. – Прохор, садись. Настя, подавай пельмени. Живо!

Прохор Петрович взял с тарелки два куска черного хлеба, густо намазал горчицей, круто посолил, сложил как бутерброд и сунул в карман.

– Идемте, Протасов.

Вернулся в пятом часу утра измученный, промокший – на работе он свалился со сходней в наполненный водою котлован.