Угрюм-река - читать онлайн книгу. Автор: Вячеслав Шишков cтр.№ 102

– Эй, ты! Старый черт!..

Однако «черт» стоял, разинув рот и расшарашив ноги. Прохор схватил с подоконника горшок с цветком и швырнул прямо в голову Федотыча. Но горшок грохнулся возле самых его ног и разлетелся в соль.

– Сказывал тебе, мерзавцу, сначала дай мне сигнал, потом стреляй!

– Виноват! Прошибся! Так полагал, что вас здесь нетути...

– Иди в контору! Скажи – штраф три рубля!.. – И окно опустело.

Летний кабинет Прохора весь в дорогих коврах. Шкафы с делами. На окнах, на огромном столе образцы минералов: тут медный колчедан, и круглые сферосидериты, и красноцветные песчаники, и сопутствующие золоту породы кварцев. В стеклянных пробирках – свежий порошок недавно найденного графита, пробы золотоносных песков, искусно сделанные модели самородков. Вот модель крупнейшего золотого самородка, в шестнадцать фунтов двадцать семь золотников. Оригинал, конечно, у Прохора дома, в стальном несгораемом шкафу. По стенам – раскрашенные таблицы, графики, схемы, генеральный план всех владений Громова. В углу заряженный штуцер и охотничье ружье с витыми дамасскими стволами. На медвежьей шкуре возле ружей дремлет матерый волк. Нет-нет да и посмотрит одним глазом на хозяина и вновь заснет. Окно открыто, но воздух пропах махоркой: Прохор Петрович, похожий на цыгана, курит, как цыган. Голова его встрепана, черная борода лохмата: видно, хозяин редко глядится в зеркало. Крупное, в крепких мускулах, лицо в бронзовом загаре, с носа лупится кожа. Глаза быстры, ясны. Меж густыми бровями – глубокая вертикальная складка; она придает лицу какое-то трагическое выражение. Его лица в моменты приступа злобы трепещет даже волк.

Нина Яковлевна заглядывает на башню редко. Однажды она принесла сюда небольшую икону и водрузила в переднем углу, на полке. Во время урагана икона упала, завалилась за шкаф и лежит там до сих пор. Вместо иконы теперь посажен на эту полку белый филин.

Стеклянным желтым глазом филин по-мудрому следит за каждым душевным движением Прохора Петровича, но угрюмо молчит о том, что видит. Может быть, темными ночами, когда башня безмолвна, он что-нибудь и пересказывает стоящему на дыбах медвежонку, такому же мертвому, как и он сам. Может быть, может быть. Недаром люди боятся в ночное время проходить возле башни. В народе болтали, что запоздавшим путникам слышится женский рыдающий голос: то ли душа чья томится в той жуткой башне, то ли верхний ветер свистит, мчась через пролеты решетчатых ферм, иль мертвый филин лопочет свою лунную сказку. Всяко болтали.

Инженер Протасов, прослышав про глупые бредни, не раз и не два хаживал мимо той башни в самый треклятый полуночный час. Даже однажды пошел с Ниной Яковлевной; она боялась, дрожала, никла к нему: башня стояла вдали от строений, среди тайги. И – вдруг, вот оно!.. зарыдало, забулькало. Инженер Протасов прислушался, захохотал, погрозил тьме пальцем и, шагнув к двери, распахнул сторожку. Оттуда несся надсадистый свист, храп и треск спящего бомбардира Федотыча.

– Вот так рушатся легенды, – иронически сказал инженер Протасов, и они пошли с хозяйкой обратно.

– Вы все шутите? Эх вы, скептик!.. Да разве плохо верить во все тайное? В иллюзию, в сказку, в таинственный мир?.. Ведь это же, в сущности, самое поэтическое, может быть, самое главное в жизни...

– Самое главное – сама жизнь. А в жизни – человек. Я верю в ум, в разум: я рационалист, вы же вся в предрассудках... Нина Яковлевна! Доколе? – Он загородил ей дорогу и, трагически подняв брови, с осторожной усмешкой глядел ей в лицо. – Ведь вы ж образованная, умная.

– Позвольте, позвольте... – Она поспешно влекла его обратно, к дому. – Разве вы не читали, скажем, француза Шарля Рише?

– Что? Чертовщина!

– Позвольте! Но ведь их целая плеяда ученых...

– Не верю...

– Позвольте, вы меня начинаете злить, Андрей Андреич...

– Не верю, Нина Яковлевна, не верю! Для меня палец есть палец. Все остальное – простите – абсурд, химера, миф.

Так они раздражали друг друга в отсутствие Прохора Петровича: в то время он пребывал за границей – в Германии, в Бельгии. Теперь же... Прохор Петрович дома.

Он снял с бумаги чернильную кляксу и, брюзжа на Федотыча, вынул из правого ящика записную, в красном атласе, тетрадь: «Золотой реестр». Занес туда строчку о новом пуде намытого золота, подытожил добычу за полгода – сто сорок три пуда, с шумом встал и – руки в карманы – взад-вперед по кабинету. Волк поднял голову с вытянутых лап, прищурился на Прохора и, разинув зубастую пасть, сладко позевнул. Большая трубка во рту Прохора дымила мерзко.

Вот один, вот другой телефонный звонок:

– Алло! Ну, да... Стойте, стойте! Возьму карандаш. Диктуйте!.. Муки ржаной сорок пять тысяч пудов... Ох, уж эта мне мука! Дальше! Круп гречневых четыре тысячи пудов. Дальше!.. Проса... Сколько проса? Так, есть. Крупчатки? Десять тысяч пудов... Дальше!

Он составил целый список, схватился за трубку другого телефона:

– Ну? Слушаю. Что? Обвалилась? Убитых нет? Что? Сколько? Тьфу, черт!.. Семейный? Нет? Ну, черт с ним! Составьте протокол. Урядника с докладом сюда. Что? Мне некогда... – Он швырнул трубку и схватился за третью:

– Контора? Примите две телеграммы! Томск. Кухтерину. Копия отделению торгового дома Громова. Выслать твердый счет: муки ржаной сорок пять тысяч пудов, крупчатки десять тысяч пудов. Записали? Дальше! – Он диктовал длинный перечень необходимых на два месяца продуктов – четыре телефона беспрерывно звонят вовсю, он морщится, снимает с них трубки, приказывает конторе: – Стоимость точно подытожить, через полчаса копию ко мне.

Берет домашний телефон:

– Нина, ты? Что нужно? Обедать не буду. Некогда. Пришли коньяку, икры, кусок телятины. Протасова нет?

Вешает трубку, берет другой телефон:

– Инженер Кук здесь? Ага. Здравствуйте, мистер Кук! Ну что ж, проект мельницы готов? Приезжайте с проектом ровно в четыре. Мы же переплачиваем на муке чертову уйму денег. Постройку двинуть немедленно. Развернуть вовсю. Ну ладно. Жду!

Назойливо, беспрерывно звонит звонок. Прохор берет трубку.

– Алло! Кто? Протасов, вы? Что? Вода заливает шахты? Немедленно снять рабочих с котлованов, мобилизовать копалей и лесорубов. Всех на водоотлив! Что? Завтра воскресенье? Работы не прерывать. Строжайше приказываю считать праздник буднями! Обещать водки. Уряднику и стражникам внушить, чтоб переписывали недовольных. Горлопанов, смутьянов – к расчету. Протасов, слышите? Если вода зальет шахты, вы будете в ответе. Что? Не можете ручаться? До свиданья!

В таких напряженных переговорах проходит весь рабочий день. Прохор нервничает, теряет голос, злится на волка, что тот ни в чем не может ему помочь. Впрочем, Прохор Петрович любит работать один.

Ровно в четыре волк вскочил, заворчал и, рысью, – к двери: кто-то подымался по лестнице.

– Здравствуйте, мистер Кук, – шагнул Прохор Петрович навстречу высокому, бритому, с открытым лицом человеку. – Ну, как?