Гибель Лодэтского Дьявола. Первый том - читать онлайн книгу. Автор: Рина Оре cтр.№ 85

Маргарита надела широкополую мужскую шляпу из соломы поверх «платка монашки» и взяла садовые ножницы. Всё это лежало на столе в келье, словно праведник не сомневался в ее появлении. Затем она долго ходила вдоль розовых кустов, любуясь изысканно свитыми бутонами и наслаждаясь их приторно-сладким дыханием, обнимала рукой тяжелые чаши и, проводя пальцем по бархатистым лепесткам, представляла себе, что это заколдованные красавицы. Возле невысокого кустика с роскошными, большими желтыми цветами она присела. Пряный аромат ей очень приглянулся – пахло медом и душистой горечью.

– О, выбрала ту, что на тебя похожа… – заметил заинтересованность Маргариты брат Амадей. – Ищи почку и срезай стебель.

– Я боюся спортить.

– Не бойся… Испортить – это грустно, но вовсе не страшно. Мы люди и совершаем ошибки. Но мы также учимся более их не делать. Ищи внимательно и не бойся. Страх – это то, что мешает нам учиться.

Маргарита нашла лишь одну почку на всем кустике – маленькую лопнувшую щель, из какой выглядывал глазок будущей веточки, но почка как раз надувалась на стебле с самой пышной цветочной чашей, и девушке было жалко ее срезать. И страшно тоже – почка не казалась созревшей. Однако, помедлив, она обрезала стебель.

– Я спортила? – спросила Маргарита, подходя к брату Амадею и показывая ему стебель.

– Лучше было бы срезать позднее… Но желание каждого существа жить настолько сильное, что, возможно, и эта юная почка, вопреки всему, прорастет. Вложи в нее свою любовь, как в мать в младенца, – и твоя сила поможет ее желанию жизни, ведь почка – это то же чадо.

Брат Амадей взял розу Маргариты и потрогал пальцем трещину почки.

– Мне всегда было удивительно, что Бог сотворил всё живое таким похожим… Вот казалось бы, что общего между розой и человеком?

Маргарита пожала плечами.

– Ты же женщина, сестра, – улыбнулся брат Амадей. – Разве эта зарождающая почка не напоминает тебе часть твоей плоти, из какой тоже появляется новая жизнь?

Маргарита густо покраснела: всего чего угодно она ожидала от священника и праведника, но только не пошлых речей.

– Мне она на глаз похожая… – в смущении пробормотала девушка, думая, что хочет убежать из храма Благодарения.

– Да, – улыбнулся брат Амадей, – только вот глаз жизни не дает. Смущена? – он был готов рассмеяться. – Зато не будешь спрашивать, как все, почему же я больше не проповедую на службах. В моих словах нет срама, если его нет в моих мыслях. Я лишь высказал наблюдение, как это, например, делают дети, но срамные мысли сразу же появились у тебя в голове. Ты и их боишься, и меня теперь тоже, и моих слов… Это главная сложность в общении с людьми, которые считают себя благопристойными, и легкость в разговорах с теми, кто ведет порочный образ жизни… В них больше живой природы. Они такие, какими нас когда-то создал Наш Господь: более искренние, как животные. Меньше лгут самим себе…

– Зачем тогда храмы, проповеди, Боговедение и Богознание? Вера зачем? – горячо возражала Маргарита. – А нравственность? Без морали, мы бы бегали с палками и голышом, как дикари! – полностью переиначила она смысл вчерашних слов Огю Шотно. – И как вы, священник, таковое говорите?! Про то, что лучше́е быться животным и вести себя срамно. Я не понимаю!

– Да, ты не поняла. Я хотел сказать, что люди со дна общества более открыты для откровенных бесед о плоти и о том, что с ней связано. Как следствие, их проще направить к свету, чем тех, кто в своем заблуждении считает, что и так чист да праведен. Я нисколько не умаляю важности Боговедения, Богознания, проповедей или нравственности, – ни в коем случае. И уж, конечно, не умаляю значимости веры! Но Божий Сын призывает нас гармонично соединить природу плоти и силу разума от души, подает нам пример, избирая единственную жену и создавая с ней семью ради рождения потомства. Неверно идти на поводу у своих животных подвижек, но бывает, что в войне со своей плотью, люди тоже слабеют разумом. Нельзя делать из Пороков друзей, но можно заключить с этими врагами мир и менять их, как пленников, на Добродетели, пребывая в душевном спокойствии. Понимаешь?

Маргарита снова лишь пожала плечами.

– Будем работать дальше, – сказал брат Амадей. – Ветка розы – это только половина новой жизни.

Они зашли в келью-хранилище. На стол брат Амадей выложил два корня от дикой розы, показал Маргарите, как удалить всё лишнее с ее черенка и как соединить его с корнем лесного, неприхотливого кустарника. Более священник не изрекал странных или неловких суждений, но Маргарита краснела, когда они заматывали тряпичной лентой соединение двух растений и когда его пальцы касались ее руки или почек роз. По губам брата Амадея скользила его обычная улыбка-полутень. Закончив, они посадили будущие розы в ящичек с землей и полили их. Ящик брат Амадей унес вглубь кельи, поставив его в тень.

– На сегодня всё, – сказал из-под надвинутого на глаза капюшона праведник. – Думаю, ты больше не придешь мне помочь, сестра… Я в обиде не буду. Но если тебе интересна твоя роза, то через два дня юпитера, уже во второй триаде Трезвения, жду тебя. Посмотришь: прижилась ли твоя роза с корнем. А это возьми с собой, – он протянул ей желтую цветочную чашу на коротенькой ножке. – Возможно, у тебя есть вопрос ко мне?

– Есть один, брат Амадей, – сказала Маргарита, еще больше смущаясь. – Зачем вы похоронили бродягу, какового повесили на торжествах в честь герцогини Юноны?

– Потому что знал его. Пойдем со мной, сестра…

Брат Амадей пошел в сторону высоких кипарисов, за какими начиналось сочно-зеленое кладбище, похожее на ухоженный парк. Там, среди деревьев, белели стелы мирян и низенькие колонны священнослужителей. Многие памятники овивал плющ или же их обрамляли кустарники. И здесь росли розы – символы любви, тайны и молчания. Вдали виднелась кучка людей в траурной черной одежде, и Маргарита подумала, что это так странно – хоронить любимых и скорбеть в столь солнечный день.

– Тот бродяга когда-то был братом из этого храма, – говорил праведник, минуя скамью в самом начале кладбища. – И был моим наставником. Как бывший священник он не заслуживал захоронения в нечистотах, однако наш градоначальник был непреклонен. Так мне пришлось идти к герцогу Лиисемскому, а уж тот явил милость. Я не смог помочь своему наставнику при жизни и всё же сумел после его смерти – он получил могилу под крестом, но уже не под звездой, конечно. Сана его лишили четырнадцать лет назад – в год смерти Альбальда Бесстрашного.

«Раз брат Амадей так почитает того бродягу, то понятно откудова эти странные мысли и пошлые речи про места, давающие жизнь», – проходя вслед за праведником, думала Маргарита.

Они отошли от скамьи шагов на пятьдесят и становились у маленькой квадратной плиты в траве. На ней, под меридианским крестом, виднелось написанное краской имя: «Фанж Толбо́».

– Так его звали, – сказал брат Амадей. – Он был очень умным человеком, а когда-то был и безмерно духовным.

– Мне он таковым ничуть не казался, – хмуря брови, ответила Маргарита. – Он обидел меня… Жуть сильно… Хотя я ничто ему не делывала. Разве так поступают духовные люди? Безмерно духовные?