Желание быть городом. Итальянский травелог эпохи Твиттера в шести частях и тридцати пяти городах - читать онлайн книгу. Автор: Дмитрий Бавильский cтр.№ 117

В Сан-Джованни-Евангелиста видения главного купола не волновали вообще никого, тут было совсем уже темно и пусто. Почти заброшенно. Даже странно, что дверь отворена и можно войти.

Два храма стоят друг от друга на расстоянии примерно метров 200, но если у Дуомо есть репутация и розовый баптистерий, то здесь будто бы вообще никогда не было жизни и Сан-Джованни-Евангелиста породила саму себя.

Здесь подсветка стоила уже евро, включая росписи и в алтарной апсиде, а также еще одну небольшую фреску Корреджо в люнете над периферийной дверью, в которую зашел (всюду жизнь) непонятно откуда взявшийся служка в черном.

Евро у меня был, поэтому Иоанна я рассмотрел во всех подробностях. Теперь, конечно же, нужно ехать в Дрезденскую картинную галерею. То, что хранится в Ватикане, я уже видел.

Так как «Ночь Святого Рождества» Корреджо попала из Пармы в Цвингер, через который русские ездили в Европу, многие великие картины (в основном это касается, конечно же, «Сикстинской мадонны» Рафаэля, но и других итальянцев первого ряда) породили «большую литературу» о них. Вот и Николай Карамзин не мог пройти мимо такой популярности, уделив Корреджо слов столько же, сколько Рафаэлю.

Далее идет описание картины Микеланджело, которой теперь в Дрездене нет. Каждому из великих художников Карамзин посвящает биографическую ссылку, этакий Вазари-дайджест, все имена и фамилии транскрибируя на свой устаревший лад.

Парой верных слов Карамзин отметил особенности работ Корреджо – некоторую нелепость тел, словно бы художник сконцентрировался на своих сильных сторонах – изящных женских головках и эффекте свечения кожи, – а вот обо всем прочем заморачивался уже не особо.

Карамзин пишет это в самом начале длительного путешествия, предвкушая многие впечатления (хотя в Италию он не заедет, но о Венеции и Риме говорит как о материях само собой разумеющихся), поэтому в описании картины Корреджо сквозит снисходительность.

Травелог (и даже любой дневник путешествий) обречен на элемент компиляции, а также повторения общих мест и прописных истин.

Судя по цитатам, Карамзин хорошо изучил труды Вазари – некоторые его формулировки идут следом за предшественником. Вот и я сделал из Вазари массу выписок, но все они вместиться сюда не в состоянии.

За разгадкой Пармы и ее первого художника действительно следует ехать в Германию, чтобы как следует рассмотреть главную картину Корреджо, которую Вазари описывал в самых превосходных степенях.

Важно сравнить современное состояние «Ночи» с тем, какой она была века назад. Поразительно, что композиции Корреджо, собранные в пармских коллекциях, такого эффекта не производят. Вероятно, главные открытия художника, чей талант хочется назвать ограниченным, хотя и передовым, так как понятно же, какой свежей и крышесносной для современников была его «новая манера», рассчитаны на разглядывание с большой дистанции.

Не совсем правильными рисунками итальянцев, взрастивших искусство на византийских примитивах, особенно не удивить, а вот «чистота, сочетающаяся с нежностью» красок «новой манеры», какое-то время казалась главным словом в актуальном искусстве.

Помню из своего детства репродукцию «Ночи» на обложке «Вокруг света» и свои первые ощущения от нее: золотоносные ангелы сверху в облаке показались мне тогда кишками, вываливающимися из распоротой брюшины.

Дед мой, Фавелий Сендерович Бавильский, не дошел до Берлина 42 км, когда его ранило в живот осколком разрывного снаряда. Он рассказывал мне, показывая на зарубцевавшийся шрам, что в госпиталь пришел сам, сдерживая кишки, валившиеся из тела, руками. Сам спасся. Потом спасли. «Вокруг света» мы листали с ним вместе.

Итак, три разных недостроенных здания в 1580–1583 годах объединили коридором Оттавио, видимо выполнявшим роль «коридора Вазари» в Уффици, вот таким образом и вышло палаццо Пилотта, самое странное палаццо из мне доселе выпавших.

Понятно же, что это базовая резиденция правящей местной династии Фарнезе, которая (история их легко гуглится) не могла толком усидеть на троне и постоянно лишалась то герцогства, то трона, то союзников, то родственников. Судьба та еще – и все это легко прочитывается внутри остатков замка с театром внутри.

Так как Национальная галерея, как и положено культурным сливкам, находится в герцогских покоях второго этажа (там и залы с потолками повыше, и остаточный декор какой-никакой имеется), то в нее приходится долго подыматься по покатой лестнице с кирпичными ребрами вместо ступенек, точно по каким-то нежилым и заброшенным башням.

Внизу подвалы, лакейские, подавальни с круглыми печами, и через все это необжитое, запущенное, плохо освещенное проложены современные деревянные мостки, совмещающие дорогу с экскурсией по замковым потрохам, которые в конечном счете приводят к театральному закулисью.