Берта со всей серьезностью подошла к этому соперничеству, несмотря на то, что, применительно к иерархической лестнице, они с этой девицей стояли почти на самых отдаленных друг от друга ступенях. Разумеется, она оценивала поведение Анны со своей колокольни и посему не могла не признать наличие у той коварной расчетливости и природной женской смекалки, позволившей ей так бесцеремонно вторгнуться в состав королевской свиты. Но ведь неспроста, что ни у кого, кто услышал в эти дни весть о поездке Берты в Верону, ни у Мароции, ни у Теодоры, не возникло и тени сомнения в успехе затеянного графиней предприятия. Прежде всего, Берта успешно подавила в себе соблазн прямолинейно и грубо выставить за двор эту простолюдинку, трезво осознав, что таким образом настроит против себя и короля, и его советников. Напротив, Берта была сама любезность в отношении с Анной, превознося ее добродетели в глазах короля и в присутствии Анны и, что немаловажно, без нее. В дополнение к этому Берта решила ни в чем не отставать от своей соперницы в части христианского служения, а по возможности и превзойти ее, благо наступали рождественские и крещенские праздники. Стирая в кровь колени, она возносила исступленные молитвы к Создателю и отряжала немалые суммы на восстановление разрушенных базилик и строительство новых. Здесь ее козыри были неубиваемы, такого бедная Анна позволить себе, конечно же, не могла.
Уверив короля, что в своем благочестии она ничуть не уступает Анне, Берта с течением времени пустила в ход другие, на этот раз чисто женские козыри. Очень скоро она поняла секрет успеха таких девиц, как Анна и Бертилла, при королевском дворе. Беренгарий относился к тому нередкому типу мужчин, которых страшит присутствие рядом красивых и энергичных женщин. Он, как и другие мужчины такого типа, боялся получить отказ от этих прекрасных и горделивых существ, боялся нанести смертельный удар своему столь уязвимому самолюбию и только разве что в затаенных мечтах своих видел себя их победителем. И он давно и страшно завидовал своему недругу, графу Адальберту Тосканскому, который, при всем сравнении, не был ни столь ревностным христианином, ни столь воинственным правителем, как он, но зато всегда почему-то привлекал внимание самых очаровательных потомков Евы. Отдавая должное своей кроткой супруге, Беренгарий, тем не менее, всегда конфузился и элементарно стеснялся своей жены, когда на королевских ассамблеях мимо него проплывала либо Берта Тосканская, либо Теодора Теофилакт.
В данной ситуации Берте необходимо было брать инициативу в свои руки и осторожно, чтобы не спугнуть объект охоты, подобрать ключики к робкому в амурных делах сердцу немолодого короля. И опять-таки этого не могла себе позволить Анна, и девушка только с некоторой растерянностью и горечью наблюдала, как тосканская графиня исполняет перед королем ловкие и замысловатые брачные маневры, заметить которые под силу только ревнивому женскому глазу.
……… Папский легат остановился, наконец, перед королем и графиней, и начал громко читать послание. Высокие потолки дворца эхом повторяли все титулы Беренгария, многократно множа их. Весь королевский двор обратился в слух, глаза короля заблестели, как в гриппозной горячке…….
Красавица Берта искусно сделала свое дело и степенный богобоязненный король вскоре, сам себе удивляясь и гордясь своей смелостью, стал в ее присутствии проявлять все больше развязности. Первым поцелуем недавние враги обменялись в один из вечеров, когда Беренгарий зашел в покои графини с вежливыми пожеланиями доброй ночи. Логичного продолжения, впрочем, не последовало, ибо король оставался еще робким, а графиня осмотрительной. Тем не менее, по длинным коридорам веронского замка зашелестели слухи о романе короля с дочерью Вальдрады. Эти слухи неуловимой змеей выскользнули из пределов замка, распространились по извилистым улочкам Вероны, пересекли Адидже и заспешили по разбитым слякотной зимой дорогам Северной Италии в Турин, в Милан, в Венецию и Равенну.
Слухи эти поначалу всем казались невероятными, затем люди в своей реакции на них разделились на два противоположных лагеря. Одни злословили на сей счет, уверяя, что коварная бургундско-тосканская графиня всенепременно обставит простоватого и доверчивого короля себе на пользу, а ему во вред. Другие же встречали эту новость с искренней радостью, полагая, что союз столь влиятельных правителей избавит, наконец, Северную Италию от бесконечных войн.
Не было единства в отношении к Берте и в пределах королевского дворца. Юный граф Мило, любимчик Беренгария, изначально враждебно отнесся к появлению Берты и не изменил к ней своего отношения, несмотря на все попытки графини найти с ним общий язык. Тогда Берта противопоставила графу Мило его сводного родственника Фламберта, двадцатилетнего сына Гуго Миланского, сеньора, на всех, даже самых разгульных, королевских пирах сохранявшего маску угрюмой печали, о причинах которой оставалось только догадываться. Сам же Фламберт в своей миловидности и образованности ничем не уступал графу Мило и вскоре, во многом стараниями Берты, между двумя молодыми людьми ярким пламенем вспыхнуло до того момента тлевшее соперничество, заставившее их позабыть о тосканской интриганке.
……….Перечисление титулов тем временем закончилось, их сменил бурный водопад льстивых эпитетов сначала по адресу короля, а затем в отношении имени приветствовавшего его папы. Берта нетерпеливо и нервно дернулась в своем кресле………
По прошествии месяца пребывания в Вероне, Берта пригласила короля в свой дворец в Лукке. Король с радостью откликнулся на это приглашение. Берта не пощадила закромов своего графства, чтобы достойно встретить Беренгария. Чернь громогласно приветствовала северного короля, втихомолку удивляясь превратностям судьбы, позволившей давнему врагу Тосканы с комфортом расположиться в покоях графа Адальберта. Пиры, охоты и турниры следовали один за другим и королю, при всей бескорыстности его души, пришлось признаться самому себе в приступах неистребимой зависти к роскоши тосканских графов, в свое время также смутившей императора Людовика Слепого и поспособствовавшей его роковой ссоре с Адальбертом.
На одном из пиров, уже по возвращении рука об руку с королем в Верону, Берта, наконец, решилась и обрисовала слегка замутненному вином разуму Беренгария перспективы их возможного брачного союза. Король сначала не поверил собственным ушам, но затем преисполнился гордостью и счастьем от возможного объединения земель Италии под его властной и христиански смиренной рукой. Берта в этот день готова была подарить ему себя, однако Беренгарий, поначалу заблестев глазами, но воодушевленный величием происходящего и всерьез поверивший в свое великое назначение, вежливо отказался от приглашения, призвав Берту к необходимости благопристойного воздержания до того священного момента, когда Господь благословит их брак. Берта предложила королю услуги епископов либо Тосканы, либо Вероны, но король и тут проявил благоразумие. Дабы не испортить отношений с папой Иоанном Десятым, в свое время обещавшим ему императорскую коронацию, разрешение на брак, по мнению Беренгария, должно было быть получено из Рима. Берте с досадой пришлось повиноваться, от Рима она не ожидала ничего хорошего и потому с таким трепетом сейчас вслушивалась в слова папского посла.
А тот, тем временем, от прелюдии, положенной этикетом, перешел к делу. Берта почувствовала, как ладонь короля, сжимавшая ее руку, от волнения стала влажной. Посол говорил медленно и четко и Берта, недоверчиво анализируя его слова, все время пыталась найти особый подвох и подтекст и даже начала недоумевать, каким образом, после стольких велеречий, папа вырулит теперь к необходимости отказа в браке. Она взглянула на Беренгария, на лице которого с каждой секундой все шире расползалась счастливая улыбка. Берта не верила своим ушам — Рим согласен на ее брак с королем! Рим ждет их! Рим подтверждает ранее взятые на себя обязательства короновать Беренгария императором!