— Именно! И после этого вы лично, брат Лев, уверены, что оценки Церкви всегда совпадают с оценкой души, выносимой Господом, когда та предстает пред ним на Высшем суде?
— Наверное… нет… не уверен.
— А отчего?
— В моей памяти сейчас пронеслись лица Стефана, Сергия и…
— И прочих, устроивших Трупный синод, включая меня. Договаривайте, брат Лев, нам здесь нечего стесняться. Да, Церковь — град Божий, но в нем селятся не только люди чистые, а стало быть, и действия ее не всегда идут в русле Веры христианской. С другой стороны, вы допускаете, что признавая и почитая святых, Церковь, вознося таких людей над прочими, порой не ведает о людях действительно чистых и с Господом в душе?
— Это вполне допускаю. Я думал об этом. Мне так хотелось найти таких людей, но ведь это почти невозможно. Разве что в сабинских лесах, где живут отшельники и аскеты?
— О, нет, их поведение суть обратная сторона гордыни. Хочешь найти святого — ищи человека безвестного и о себе голоса не подающего вовсе. И только Господу ведомо имя его.
— Аминь.
Снова пауза. На сей раз самая долгая, но самая незаметная для страдальцев, которые вновь молча взяли друг друга за руки.
— Вы слышите? — вдруг спросил Лев, и в голосе его появилась предательская нотка страха.
— Ничего не слышу.
— А у меня за долгое сидение здесь невероятно обострился слух, и я порой отчетливо слышу, как в глубине коридора пробегает крыса. Слышать жизнь, ведь это так приятно! А вот опять! Господи, помилуй нас, к нам… кажется… идут!
На этот раз и Христофор услышал, как где-то наверху открывается массивная дверь, противно лязгают цепи и решетки, напоминая узникам об их незавидном положении.
— Для обеда рановато. Я еще не проголодался даже, — так же опасливо пробормотал Христофор. Оба узника замерли, тревожно прислушиваясь и отчаянно пытаясь найти ошибки в неумолимой логике Христофора, озвученной перед этим. Хотя бы применительно к сегодняшнему дню.
Лязгнули еще одни засовы, уже ощутимо ближе, потом еще, уже совсем рядом, и, наконец, определенно начала отворяться дверь в коридор, ведущий к узникам. А вот и показались языки света от факелов, направляющихся к ним, и стала слышна тяжелая поступь, очевидно, физически крепких людей.
Двое мавров устрашающего вида внесли завернутое в полотно чье-то тело и небрежно кинули его на пол коридора. Полотно развернулось, и узники увидели труп молодого капеллана. Третий мавр, шедший за здоровенными пунийцами, бросил на труп связку ключей, затем установил в коридорные стены два факела и передал своим напарникам два кинжала. После этого все трое палачей на мгновение замерли и исподлобья с мрачным любопытством оглядели инстинктивно прижавшихся друг к другу узников.
Христофора покинули последние сомнения. Повернувшись ко Льву, он зашептал:
— Они пришли за нами, брат Лев! Это случится уже сегодня, прямо сейчас! Соберите же все свои силы, брат, но прежде я умоляю вас об одном!
Он опустился на колени перед Львом и обнял его. По лицу Христофора бежали слезы.
— Простите меня! Простите за все, что сделал с вами! О, как бы я хотел, чтобы нам была предоставлена возможность говорить с вами хотя бы еще один час, о, как я жалею, что в суете и злобе своей я не нашел времени для общения с вами! Как же глупо, преступно и недостойно все это время я вел себя по отношению к вам. Простите же меня! С вашим прощением мне легче будет принять смерть!
— Да… да… Я прошу у Господа милости для вас и для себя. И, верьте, в моей душе сейчас нет зла и хулы на вас, брат мой! Простите и вы мне дерзость, гордыню и высокомерие мое! Кирие элейсон! Да что же это? Господи, как страшно! Господи, придай мне силы!
— Кирие элейсон! Да свершится воля Твоя! Все, конец!
*****************************************************
Пунийцы оказались и скорыми, и исполнительными. Неслыханное злодеяние было совершено около полудня 3 января 904 года. Папа Лев Пятый с распятием в руках коленопреклоненно встретил своих убийц, покорно склонив голову перед последним своим земным испытанием. С Христофором же преступникам пришлось повозиться. Сильный и не знающий страха человек долго сопротивлялся своим мучителям, подставляя руки под удары их кинжалов, забрызгав их своей кровью, и до последнего бросал в лицо убийцам чудовищные проклятия. После того как Христофор испустил дух, африканцы вложили ему в изрезанные руки один из своих мечей. Затем настала очередь самих пунийцев исполнить до конца свою роль — при выходе из подвала они были заколоты стражей Альбериха, распорядившегося ликвидировать подозрительных людей, которые, по его мнению, проникли в подземелье для оказания помощи при бегстве одному из сверженных понтификов. Последним актом разыгравшейся трагедии стала пафосная и печальная речь священника Сергия. Во время вечерней службы он, приняв самый сокрушенный вид и увлажнив глаза свои, объявил собравшейся толпе христиан, что узурпатор Христофор, поучаемый дьяволом, умертвил несчастного Льва, пытался с помощью сообщника-капеллана и африканских безбожников бежать, но сам пал с мечом в руке, сраженный одним из воинов сполетского войска, который после этого немедленно принял постриг и до конца своих дней отныне будет пребывать в монастырских стенах во искупление своего деяния, совершенного незлонамеренно. Имя этого воина решением папской курии не должно быть оглашено, дабы не стал этот несчастный объектом мести со стороны последователей узурпатора Христофора. Грехи же этого воина до конца его дней, помимо его самого, взялся отмаливать сам Сергий, бывший епископ славного города Чере. Никогда, ни до, ни после этого дня в истории католической Церкви не было подобного случая убийства сразу двух преемников Святого Петра. Надеемся, что и никогда не будет.
Эпизод 21. 1657-й год с даты основания Рима, 18-й год правления базилевса Льва Мудрого, 3-й год правления императора Запада Людовика Прованского (январь-февраль 904 года от Рождества Христова)
29 января 904 года христианский мир получил нового владыку: на трон Апостола Петра взошел Сергий Третий. Выборы папы оказались самыми спокойными за последние годы, по всей видимости, в силу того, что самая горячая фаза выборного процесса состоялась почти четырьмя неделями ранее, на правом берегу Тибра, в узком пространстве между Замком Святого Ангела и воротами Святого Перегрина. Также достаточно буднично и без особого восторга была воспринята горожанами очередная папская коронация, со своим традиционным оскорбительным осмотром на Sella Stercoraria, с вручением нового перстня Рыбака и водружением на абсолютно голый и бронзовый от непреходящего загара череп Сергия вожделенной папской тиары. Такое отношение римлян навряд ли можно было считать удивительным, если вспомнить, что Сергий стал десятым папой за последние восемь лет. Остряки городских площадей в те дни шутили, что папские коронации в Риме происходят чаще, чем приезды фимеликов и жонглеров. Эти шутки находили повсеместное признание — авторитет фигуры римского понтифика в результате чехарды на папском престоле упал до небывалого за всю историю Церкви уровня, римляне и паломники просто не могли с прежним благоговением относиться ко всем этим временщикам, сменявшим друг друга с калейдоскопической быстротой. Во взошедшем на папский престол и без того не слишком популярном Сергии мало кто видел человека, способного вернуть фигуре римского епископа прежнее трепетное почитание, тем более, что слишком длинный и черный шлейф следовал за его репутацией.