– Не передергивайте. Разве мы с вами по разные стороны баррикад? Вы стали другой, Ольга Лиговская, взрослой и самостоятельной. Вы не замужем?
Ольга покачала головой.
– И все же вас что-то беспокоит. Вы боитесь чего-то? Или кого-то?
– Послушайте, Гельмут, я действительно волнуюсь. И не за себя, бог с ними, с чужими документами. Хотя вы, верно, согласитесь, что в моем положении это не такое уж страшное преступление. Без них меня давно бы поставили к стенке, как чуждый революции элемент. Я иду из самой Одессы. Прибилась к цирковым артистам – без денег, без документов. Они меня приняли, обучили своему ремеслу…
– Кстати, а чьи у вас документы?
Шрайбер – есть Шрайбер, педант в любой ситуации!
– Одной цирковой артистки. Она умерла.
– Да-а, Ольга Лиговская – цирковая артистка. Мне никто не поверит!
– Вам и некому будет об этом сказать. Весь цвет Петербурга и Москвы в эмиграции… Между прочим, я нисколько не стыжусь своего ремесла, потому что считаю себя неплохой артисткой. Видели бы вы мой номер, я стреляю в мишень с завязанными глазами! Потому и боюсь: наверняка во время обыска вы найдете наши револьверы.
– А сколько их у вас?
– Раньше был один, но недавно в Смоленке мы столкнулись с бандой Полины, ну и взяли кое-что. В качестве трофеев.
– Господи, неужели это вы разбили Полину?
– Скорее, не разбили, а добили. До нас они столкнулись с белым разъездом, и офицеры, говорят, здорово их пощипали.
– Пощипали… Не перестаю удивляться, как спокойно вы об этим говорите! Неужели под хрупкой личиной скрывалась такая воительница? На балу меня познакомили с робким, неземным существом. Не смейтесь, но в вас и правда было что-то эфирное: тоненькая фигурка, огромные глаза и облако русых волос, отсвечивающих золотом.
– Просто Агнесса мыла мне их ромашкой.
– Агнесса, кажется, ваша горничная?.. Как же все-таки случилось, что богатая аристократка, девушка из старинного княжеского рода, бродит по войне с цирковой труппой?
Ольга улыбнулась про себя выражению "бродит по войне". Русский бы так не сказал. Шрайбер много лет прожил в России, научился разговаривать по-русски без акцента, но в душе остался немцем.
Его отец Эрих во втором браке был женат на графине Бахметьевой, которая не жаловала пасынка. Потому его отправили учиться в Берлинский университет. В Петербург Гельмут ездил на каникулы.
– Видите, даже вы – мой знакомый – недоумеваете, почему я здесь? Другие просто заподозрили бы во мне шпионку, неважно, чью. Увы, я не настолько самоотверженна. Я не попала на пароход, увозящий дядю Николя, Агнессу, все наши деньги и драгоценности только по воле злого рока.
Она вкратце рассказала Гельмуту о случившемся.
– Значит, у вас не осталось никаких документов?
– Только диплом об окончании Смольного.
– Смешно. Горничная уехала за границу, а её госпожа осталась без средств к существованию в этом ужасном кровавом месиве.
– Как видите, я всё-таки не пропала.
– О, позвольте поцеловать вашу руку! – он вышел из-за стола и почтительно склонился над сидящей Ольгой. – Я всегда преклонялся перед русскими женщинами: они смелы, преданны – настоящие жены и подруги. Недаром вашими декабристками до сих пор восхищается весь мир!.. Кстати, в какую страну уехал ваш дядя? Скорее всего, во Францию? Русские всегда уезжают во Францию.
– Вы не угадали, – в Швейцарию. Моя тетя, Люсиль фон Раушенберг, и её муж, дядя Альфред, обосновались в Женеве.
– Ну, об Альфреде вы могли бы мне не напоминать! Я преклоняюсь перед его аналитическим умом. Незаурядный человек. И он успел перевести туда свои капиталы?
– Да, они очень богаты, – Ольга говорила, с удивлением вслушиваясь в собственные слова. Почему она до сих пор об этом не задумывалась? А, впрочем, что бы это изменило? Гельмут Шрайбер, однако, оценил ситуацию моментально.
– Ольга Владимировна, я хочу сделать вам предложение.
– Какое?
– Руки и сердца.
– Что? Какое вы имеете основание…
Ольга даже вскочила с кресла.
– Подождите, – Гельмут взял девушку за плечи и усадил обратно. – Я и не думал оскорблять вас, я предлагаю единственно возможный для нас обоих вариант. Моё правительство сделало ошибку: пошло на поводу у Рады и ввело войска на Украину. Это – гибельное для немецкой армии решение, и я не хочу участвовать в массовом самоубийстве только потому, что кайзер Вильгельм призвал меня на военную службу. Я не просто предлагаю вам выйти за меня замуж. Я предлагаю спасти вас от кошмара войны. вывезти за границу, к родственникам, где вам не придётся самой зарабатывать себе на кусок хлеба! Подумайте: опять цивилизованная жизнь среди равных вам по происхождению людей, обеспеченность.
– Но вы же не любите меня!
– Ах, Ольга Владимировна, а я ещё говорил, что вы – повзрослели. Речь идёт о вашей жизни, понимаете? Вы сейчас – как овечка в лесу, полном волков, или букашка, на которую каждый может наступить. Вы – никто. Пылинка, песчинка. Опять смеётесь?
– Не обижайтесь, Гельмут, но вас я тоже представляла другим. Всегда холодный, бесстрастный, и вдруг – столько эмоций! К сожалению, я очень старомодна. Одно дело – жить по чужому паспорту, и совсем другое – выходить замуж без любви.
– Но миллионы женщин до вас делали это из века в век! Они подчинялись воле родителей, выбравших им мужа, исполняли свой дочерний долг покорно и без возражений.
– Мне не перед кем исполнять дочерний долг… И потом, даже если бы вдруг я ответила согласием. оно вам бы не понадобилось.
Ольга не могла объяснить себе, откуда вдруг к ней пришло это знание. Она отчетливо увидела появившуюся во лбу Гельмута дыру от пули, закатившиеся глаза и падающее навзничь тело.
– В каком смысле? Вы сообщите о себе нечто такое, что отвратит меня от каких бы то ни было мыслей о женитьбе?
– Отнюдь. Я сообщу нечто такое – о вас.
– Обо мне? – Гельмут ненатурально засмеялся. – Интересно было бы услышать.
Она уже раскаивалась в своем намерении: ей было жалко молодого немца. Невозможно было что-то ему объяснить, и отступать было некуда. Потому она выпалила:
– Мы не сможем пожениться и уехать за границу: завтра утром вы будете убиты!
Шрайбер побледнел и, всё ещё не веря в то, что княжна Лиговская может так жестоко шутить, наконец выдохнул:
– Вы могли бы ответить отказом. Могли бы сделать вид, что соглашаетесь. Наконец, могли бы согласиться и уже в Швейцарии объявить наш брак недействительным. Всё это можно было бы понять! Но превращать мое искреннее предложение в фарс, использовать мою симпатию к вам для клоунских шуточек… Отправляйтесь в камеру к своим циркачам, там ваше место!