В следующую секунду они действительно показались из-за угла. С цветами и коробкой конфет из разряда «подарить кому-нибудь при случае». Фабиан тут же увел Вильяма в сад. Оке постучал по бокалу и прочистил горло.
— Добро пожаловать в дом номер двенадцать, — провозгласил он. — Как прекрасно, что на традиционном и очень важном для нас празднике собрались обитатели всех домов нашего квартала. Мы с Гун-Бритт поступили немного неразумно, и все это, конечно, не ко времени, но нам нравится соблюдать традицию. В следующем году этот праздник пройдет уже в четырнадцатый раз.
По садовой лужайке пробежал легкий гомон, а Ула инициировал робкие аплодисменты.
— Да, и теперь из старых жильцов тут остались только я и Оке, — вздохнула Гун-Бритт.
— Старики и слабаки сошли с дистанции, — хохотнул ее муж.
Оке в своем репертуаре. Он же прекрасно знает, как много Бенгт значил для Фабиана.
— Может быть, нам всем имеет смысл по очереди рассказать о себе, — предложила Гун-Бритт. — Ведь к нам присоединились новые лица.
— Отличная идея, — поддержал Ула, который только что поздоровался за руку с Микки и Бьянкой. Это была их первая встреча.
— Я могу начать, — взял инициативу Оке и сразу застрочил как из пулемета: — Родился в сорок шестом, в один год с его величеством, сорок семь лет проработал на железной дороге, сейчас на пенсии. Двое детей, оба депортированы в столицу, пять внуков, одна жена. Вот эта. — Он ткнул пальцем в сторону Гун-Бритт.
— Эта? — рассмеялась она. — То есть я, да? Ну ладно, я так я. Я много лет сидела дома с детьми. Сюда мы переехали из Мальмё, когда они пошли в школу. Оке построил этот дом сам. — Она повернулась к мужу, который от ее слов стал как будто выше ростом.
— Впечатляет, — произнес Микки и тут же, отвернувшись к Белле, попросил ее не трогать цветы и садовые украшения.
Это я их предупредила. У Гун-Бритт и Оке все как в музее — смотреть можно, трогать нельзя. Маниакальный порядок во всем до последней мелочи. Фабиан однажды получил горький урок.
— Ну а когда дети выросли, — продолжила Гун-Бритт, — я пошла работать в супермаркет и трудилась там до пенсии. Нам с Оке всегда нравилось жить здесь, и мы очень ценим дружбу с соседями.
— Ничего важнее этого нет, — добавил Оке. — Маклеры всегда говорят о квадратных метрах, расположении, хорошей планировке и тому подобном. Но важнее всего — по-настоящему хорошие соседи. Как вы считаете, Бьянка? Вы ведь тоже маклер?
Бьянка замешкалась с ответом, но потом произнесла:
— Да, пожалуй, так. Соседи, без сомнений, очень важны.
Мы все посмотрели друг на друга, кивнули, улыбнулись и подняли бокалы.
Чистейшая фальшь, доморощенный театр. Интересно, Бьянка и Микки это заметили?
— Теперь ваш черед. — Оке махнул своим бокалом в мою сторону.
— Э-э-э… — Что бы такое им сказать, чтобы не выглядеть уж слишком нелепо? — Ну-у, меня зовут Жаклин, как вам всем известно.
— Вы давно здесь живете? — спросил Микки.
— Мы купили дом восемь лет назад, когда Фабиану было пять. Я десять лет жила в США, но, когда он родился, вернулась в Швецию.
— Она была фотомоделью, — сообщил Оке.
Я сделала глоток и посмотрела вдаль. На самом деле я должна гордиться своей карьерой, но знаю, что думают люди. Конечно, на многих это производило впечатление, но первое восхищение быстро сменялось презрением. Модель? Мы знаем, что это означает.
— Но моделью вы больше не работаете? — Вопрос Бьянки прозвучал скорее как утверждение.
— Нет, — рассмеялась я, — для этого я уже слишком старая и некрасивая.
Все дружно запротестовали, а я показала на Улу:
— Передаю эстафету.
Он закусил губу и начал переминаться с ноги на ногу.
— О’кей, меня зовут Ула. Я переехал сюда… э-э-э… сколько уже… да, два года назад. Живу в четырнадцатом доме, работаю в банке.
Оке похлопал его по плечу:
— Если вам понадобится кредит, обращайтесь к Уле.
Тот посмотрел на меня, незаметно для Оке закатил глаза и продолжил:
— Что еще сказать? Был женат, но недолго. Живу с двумя котами — Хугином и Мунином
[7]. С ними, признаться, намного проще, чем с женщинами.
Микки и Бьянка натужно рассмеялись.
— Уле трудно находить общий язык с мыслящими индивидами, — произнесла я.
— Ха! Да у моих котов уровень интеллекта выше, чем у большинства знакомых мне людей.
В этот момент Бьянка как будто случайно чихнула, прикрыв руками нос и несколько раз моргнув.
— Это домашние коты, на улицу они не выходят, так что не беспокойтесь, — засмеялся Ула.
— Вы слышали? — сказала я. — Он еще и держит друзей взаперти!
Улу я знала и не собиралась позволять ему строить из себя этакого искреннего рубаху-парня. Он открыл было рот, чтобы продолжить, но вмешалась Гун-Бритт:
— А теперь мы хотим услышать о вас, Микаэль и Бьянка! Нам всем очень любопытно.
Бьянка огляделась в поисках Микки, который следил за Беллой и клумбой, на которой цвели знаменитые розы Гун-Бритт. Бьянка попыталась поймать его взгляд, но быстро поняла, что ей придется выпутываться самой.
— Не знаю, насколько мы сможем оправдать ваше любопытство, — начала она. — Мы из Стокгольма, как вы уже знаете.
— Из каменных джунглей, — хохотнул Оке.
— А почему Чёпинге? — спросил Ула. — Как вы вообще нашли это место?
— Мы жили в самом центре. Для детей там не вполне безопасно. В Стокгольме всякое происходит.
— В Стокгольме происходит всякая дрянь, — категорично заявил Оке.
Ула потер рукой подбородок:
— И вы решили уехать в Сконе, но это же очень далеко?
— В Сконе нам всегда нравилось.
— Здесь можно купить просторное жилье за те же деньги, — заметил Оке.
— Да, конечно. К тому же Микки нашел тут работу, и нам очень понравился этот дом. И сам район. Все очень быстро решилось.
— Невероятно смело, — кивнула Гун-Бритт.
Я мысленно согласилась. Я знала, что такое переезжать на новое место. А еще я знала, что за переездом, как правило, что-то стоит. Что-то такое, от чего убегают.
— Вы, значит, риелтор? — спросила Гун-Бритт.
— Да, — улыбнулась Бьянка. — Попытаюсь освоить сконский рынок.
— В Чёпинге есть местное бюро, — сообщил Оке, — тамошним дамам стокгольмский дух пойдет на пользу.