Выжить и вернуться - читать онлайн книгу. Автор: Анастасия Вихарева cтр.№ 62

– А какие они? – мать взглянула на стол, немного испугано и мрачно.

– Разные… Бесформенные… Корявые… – Любка расслабилась, доедая картофельную шанежку. – Но иногда принимают форму, смутно напоминая человека.

– И кто тебе мог такую гадость передать… – мать нахмурилась, задумалась, напряженно вспоминая. Не сказать, что она напугалась, как ожидала Любка, но не обрадовалась.

– Никто не передавал. Разве можно такое передать? – рассудила Любка.

– Можно, – без тени сомнения с досадой проговорила мать. – Когда колдун умирает, он передает силу… Это, Люба, плохо, очень плохо. Перестань об этом говорить, ты только хуже себе сделаешь.

– А ты перестань бояться, – не выдержала Любка. – Они ж не нападают, если повод не давать… Они сколько раз тебя били, и ничего, живая… По крайне мере, они на тебе не ездят, как на отчиме или на Нинкиной матери.

– Больно умно они на них ездят! – фыркнула мать. – Как-то правильно ездят! Мне бы такую богатую жизнь, чтобы кто-то дом оставил… Чего мне их бояться? Бабушка моя жила с колдуном. Бросил он ее с отцом перед самой войной. Молодушку нашел себе. Дура она была.

– Почему?

– Увел он ее от мужика. Хороший был мужик, крепкий, добрый, дом полная чаша. А тут раз – и не думать ни о чем, и не делать. Собралась и полетела за ним. Поматросил и бросил. Махнул рукой и сказал: «Теперь иди!» И точно голову помыла… – ни одной мысли о нем, противный, потный, старый. Говорит, смотрела и понять не могла, что она у него в избе делала и как сына от него родила.

– И? – Любка прищурилась.

Интересно, как прадедушка смог выполнять супружеский долг, зная, или видя… черта за спиной, который с прабабки не слазил?

– Что, что… а мужик уже другую бабу привел, у него тоже дите. И бросать новую жену ради нее не стал, послал куда подальше.

– По коню и стоило, – повторила Любка умно подсказанную мысль, как будто услышав ее из пространства. – Будешь как отчим или Нинкина мать, и на тебе будут ездить… А дед… в смысле, прадед? – усмехнулась Любка.

– К нему на другой день и прибежала та, другая молодушка. Живая еще, можешь у нее спросить. Это бабушка Люды Трефиловой, которая с тобой в одном классе учится. С ней-то он недолго побыл. Уехал в другую деревню, когда мужик ее пригрозил властям его сдать. Мужик у нее коммунистом был, заведовал партийной ячейкой, раскулачивал людей. С бабушкиной стороны прадеда твоего в Сибирь отправил.

– Да ты что-о? – изумилась Любка.

– Там, Любка, страшная жизнь была. Люди с голоду умирали, а они ходили по деревне и посмеивались, да еще хвастались, чьим медом позавтракали. У меня еще один брат был, бабушка твоя его от коммуниста нагуляла, сватался он к ней, а прадед твой ни в какую. Перед родами закрыл в амбаре, и ни есть, ни пить не давал. Ребенок так с голоду и умер на глазах. Вот такой он был жестокий. С Ульяной, сестрой ее, теткой моей, опять коммунисты позабавились. Она красивая была, коса в руку, статная, брови черные, вразлет… Может, ты в нее пошла? Так они ловили ее, тащили в кусты и насиловали. Специально, чтобы отца позлить. Бил он ее страшно. Она из дому сбежала. Нашли в лесу, по частям собирали, где рука, где нога, голову на дерево повесили. То ли белые, то ли зеленые, то ли красные… Никто не признался. Недалеко нашли, где-то рядом убийцы живут. Много у людей всяких тайн за душой.

– Ужас! – Любка заслушалась. – А как бабушка выжила? Как вы с дядей появились?

– Ну, как в Сибирь отца-то сослали, дом забрали… Там потом школа была. Зерно вывезли, пасеку колхозу передали, коров… она, когда на улице осталась, к Ивану, к деду твоему и пришла жить. Бил ее страшно, каждым куском попрекали. Они ж думали, богатая невеста им достанется, а она голая пришла. Гулял от нее. Мать у него перед войной умерла. Только после этого жизнь начала налаживаться. А тут война. Всю войну прошел, ни разу не ранили. А в конце попали в окружение. Полдня там были, вышли, а их сразу в лагеря. Выпустили в пятьдесят четвертом. На поселении новую семью завел.

Своего деда Любка видела. Он приезжал, когда она была еще маленькая. У нее как раз нарывала нога. Маленькое стеклышко ходило по ноге, и никто не знал, как его достать. И то в одном месте нарыв, то в другом. Дед, как только увидел ногу, вышел на улицу, набрал серы с поленьев, положил на тряпочку и подержал огнем, а когда сера стала мягкой, привязал к ноге. И буквально через пару часов нарыв лопнул и стеклышко вышло. Острое и маленькое.

Колдуном деда никто не считал, он был веселый. Любке показалось, даже добрый. Но кое-что он знал, словно часть силы от прадеда передалась деду. Теперь он жил на Украине, писал иногда, но редко.

– Ну… – вдруг спохватилась Любка, вспомнив, что, если верить волшебникам, у нее колдовской крови, которая могла быть в матери, нет никакой. У нее даже человеческой не было. Вернее, была, и не сильно отличалась, но общих с кем-то предков она не имела.

– Что это мы все о грустном, да о грустном. Новый год, а мы прошлое ворошим.

– Как с чертями-то жить? Выводить надо! – тоже спохватилась мать.

– Как ты их выведешь, если они там, а ты здесь? – рассмеялась Любка.

– Святой водой, освятить надо избу-то…

– Мам, ну что за бред? – не выдержала Любка, поморщившись. – Поведут как скотину на убой после воды-то! И глазами не дадут смотреть. Тебе будет казаться все хорошо, а на самом деле плохо. Они, вон, весь народ в крепостное рабство загнали – и радовался народ крепкой руке. Его и на кол сажали, и в яме гноили, и плетьми забивали – а народ еще больше батюшку просил углы святой водой брызгать… Сдается мне, не живая она была, а мертвая. Я могу на них не смотреть, – успокоила она мать. – Это как в воду, в омут заглянуть. Надо хотеть увидеть, тогда только кажутся.

Мать ненадолго помолчала в задумчивости, но как будто успокоившись.

– Ты, наверное, придумываешь, – решила она. – Если они есть, то есть, если их нет, то нет. Вот зачем ты врешь?

Любка обиделась. Мать забиралась или на самый верх, или падала вниз – никакой золотой середины.

– А как же я тогда песню спела? – подловила она ее.

– Ну… слышала где-то… Повеселее-то нет у них песен? – усмехнулась мать.

Любка пожала плечами, налила себе сока, взглянула на духов, которые тихонько переговаривались между собой, приготовившись с ними спеть еще раз.

Духи запели веселее – она подхватила.

За высокими горами на краю земли,

Опустилась птица вещая, поет до зари.

Пророчит она радость, беду и рутину,

И сладкую любовь ненависть-малину.

Ягода-малина ла-ла-ла,

Ты меня манила и звала,

От любви до ненависти шаг,

И снова в голове кавардак!

А Мишка плачет из-за Вовки и Вальки,

А Катька плачет из-за Вальки и Мишки,