Юноша приблизился к лежащей, её взгляд не отразил никакого интереса. Девушка как будто смотрела сквозь него, куда-то за пределы комнаты и вообще разумного мира. Ян простёр руки над её головой. Импульсы привычно сбежали с рук и проникли под черепную коробку. Он стал рассказывать профессору, что "видели" его руки.
– Опухоли нет, но есть рубец, ещё свежий, недавно образовался. Может, кто-то ударил её по голове или на голову что-то тяжелое упало…
– Попробуй разгладить этот рубец. Сосредоточься!
Ян закрыл глаза и мысленно, пальцами стал разглаживать уплотнение. Тонкие нервы в мозгу шевелились будто живые. Они уже приросли к шраму и теперь пульсировали, разыскивая свои прерванные концы. На лбу целителя выступил пот. Профессор, будучи наготове, промокнул ему лоб марлевой салфеткой.
– Кажется, всё, – выдохнул Ян. – Нет у неё больше никакого рубца.
Он покачнулся, и профессор поспешно подвинул ему стул.
– Посиди.
– Надо вам помочь.
– Не надо. Отдохни. Я сделаю укол болеутоляющего и сам перебинтую ключицу… Как жаль, что эта девочка так и не узнает, кто подарил ей полноценную жизнь!
Саломея Гаврииловна робко поскреблась у двери.
– Заканчиваю, голубушка, заканчиваю, – проговорил, как пропел, Подорожанский: радость буквально распирала его.
– Что-то она глаза не открывает, – обеспокоился Ян.
Профессор привычно приподнял девушке веко.
– Не переживай, хлопчик-горобчик, девочка заснула. И проснётся почти здоровой: ключица, конечно, ещё поболит!
Они вышли в гостиную.
– Доктору Левину передайте, – проговорил профессор, – что я запретил давать и бром, и люминал. Надя теперь и без таблеток будет хорошо спать. Если он в чём-то сомневается, пусть на кафедре меня найдёт, я ему все объясню… Да, и ещё: проснется Надя, попросит есть, давайте ей всё без ограничений. Не бойтесь, если покажется, что ест много – значит, организм требует!
– Думаете, Надюша выздоровеет? – спросила их хозяйка квартиры, в тревоге за дочь растеряв всё свое превосходство.
– Непременно! Будет опять подвижной, веселой, привычной Наденькой.
– А что же с нею такое было?
Алексей Алексеевич добродушно похлопал её по руке.
– Пусть это останется моей врачебной тайной.
Ян обувался в прихожей и не думал больше о дырявом носке. Подарить человеку жизнь – это вам не носок заштопать!
– Зайдём ко мне, – предложил профессор, – Егоровна какую-то необыкновенную кашу сварганила. А заодно и пакет разделим!
Пакет, врученный им благодарной Саломеей, был каких-то невероятно больших размеров.
– Я бы с удовольствием, – вздохнул Ян, – только меня в общежитии девушка ждёт.
– Девушка – это хорошо, – мечтательно произнес Подорожанский. – Где мои двадцать два? Я бы не вздыхал, как некоторые глупые юноши… Бери-ка ты весь пакет, покормишь свою девушку!
– Вообще-то она не моя. Это – подруга Светки.
– Сегодня подруга Светы, завтра – твоя.
– Мне, Алексей Алексеевич, нынче не до девушек, я хочу настоящим врачом стать… А пока всё же на минутку к вам заглянем, разделим нашу добычу?
– Добычу… Чать, не разбойники с большой дороги – так, работники острого ножа.
Уйти без пресловутой каши Яну всё равно не удалось – Егоровна прямо в дверях путь преградила.
– Посмотри на себя в зеркало, Янек: лицо – точно вурдалаки всю кровь выпили! Не позволю Алешиному любимцу голодным по Москве расхаживать!
Когда Ян добрался до своей комнаты, Зоя уже стояла у вешалки и с помощью Знахаря надевала пальто.
– Куда же вы, Зоя, разве два часа прошло?
– Ушел посол и утонул в рассол, коли не удавится – назад явится! – съехидничал Знахарь.
– Три часа минули, как вы нас покинули! – это поддакнул Поэт. Ян оглядел комнату, в которой собрались уже все её обитатели.
– Вот как вы встречаете человека, вернувшегося с заработков! – возмутился Ян. – Может, мне этот пакет назад отнести?
– Не слушай ты их, Янек, – вмешался Скальпель, – не хотят есть, так нам больше достанется!
– Одумайтесь, Зоинька, – уговаривал между тем Знахарь молодую учительницу. – У нас сейчас такой пир начнется!
– Не могу, – с сожалением отказалась та, – мне столько тетрадей надо проверить, к утру бы успеть!
Ян быстро развернул на кровати пакет, выбрал из него банку консервов, кусок колбасы, отрезал хлеб и, завернув все это, вручил Зое.
– Зачем, не надо! – покраснела девушка.
– Берите! –дружно закричали студенты. – Монах ещё заработает.
Ян погрозил им кулаком.
– Смотрите, без меня не начинайте! Провожу девушку и вернусь!
Он распахнул дверь перед Зоей. Мимо них по коридору промчался Поэт.
– Я – за кипятком! – крикнул он на бегу.
– Не обижайтесь, они вас любят, – мягко сказала ему Зоя.
– Я знаю. И вовсе не обижаюсь. Даже на эту глупую кличку: Монах – так Монах!
– А за что они вас так прозвали?
– За то, что я с девушками не встречаюсь. Моя любовь на веки вечные медицина!
– Вот оно что, – как показалось Яну, разочарованно проговорила девушка и, помолчав, добавила: – Я ведь, Ян, перед вами повиниться пришла.
– Передо мной?! – не поверил своим ушам юноша. – А за что?
– За тот наш с вами разговор. Я вела себя… подло, как последняя мещанка… Предала подругу… Вчера я хотела высказать всё директору школы, но его увезли в больницу. Говорят, надолго… В общем, я решила: завтра же с утра пойду в ОГПУ и заявлю, что Светлана ни в чем не виновата!
– Не нужно этого делать, – покачал головой Ян.
– Почему?
– Потому, что её уже выпустили. Разобрались, что она и вправду не виновата.
Зоя горько заплакала.
– Я не знала! Поверьте, я не знала! Теперь вы подумаете, что я специально хотела пойти в это заведение, когда отпала надобность! Неужели я похожа на такую двуличную дрянь?!
– Значит, вы не рады, что Светлану отпустили?
– Я? Не рада?
Девушка подняла голову, слезы её моментально высохли.
– Ну вот вы и перестали плакать. Это называется "шоковая терапия". Жестковато, но эффект моментальный… А я, между прочим, работу вам нашёл!
– Зачем? У меня есть работа.
– Это – небольшая работа. Два-три раза в неделю.
– Вы говорите загадками.
– Одну симпатичную старушку надо научить читать. Согласны? Лишний заработок вам не помешает.