Иерусалим правит - читать онлайн книгу. Автор: Майкл Муркок cтр.№ 74

Я уже доверил часть этих мыслей Квелчу, пока мы утром готовились к съемкам, и он решительно поддержал мое новое настроение.

— Все мы — рабы Судьбы, дорогой мальчик. Но наше дело — прилагать все усилия и притворяться, что это не так; наше дело — взять под уздцы собственных безудержных коней — или умереть в борьбе! Abusus non tollit usum ^[402]. Вот мой ответ тем, кто станет нас судить. — Он дружески опустил мне руку на плечо, когда я брился. — Девиз прекрасно подходит для этой ужасной страны, которая, я боюсь, может пробуждать все скрытые, даже самые невероятные страсти у существ обоих полов. Местные всегда знали об опасности. Именно поэтому так важно соблюдать приличия. Non nobis sed omnibus ^[403]. И это правило мы с вами должны принять. Мы, в конце концов, omnibus. — В голосе пожилого мужчины звучали утешительные нотки.

Малкольм Квелч начинал демонстрировать глубину своей натуры, не схожей с натурой его брата, но столь же таинственной и влекущей. Он относился к Зверю с удивительной терпимостью, подобно священнослужителю, сознающему силу своей веры и убежденному в победе Святого Духа над сатаной и его армиями, но помнящему и те времена, когда он сам был во власти Зверя. Да, Зверь живет внутри каждого из нас. И от Бога мы получили дар — приручать Зверя любым способом, который мы выберем. Распутин понял это. Квелч делился своими мыслями о Боге, когда мы вместе ехали на запад, где располагались великие руины — знаменитые, но далекие, подобно всем великим творениям. Реальность оказалась поистине потрясающей.

Когда мы пересаживались из автомобиля в небольшую открытую вагонетку, в которой должны были преодолеть по песку последнюю часть маршрута, я внезапно постиг колоссальный размер пирамид! Я понял, почему нельзя сделать снимок пирамиды, не уменьшив ее величины, — нужно отойти на значительное расстояние, чтобы передать форму объекта; из-за этого масштаб неминуемо утрачивается. Мы были блохами на ошметках Величия, личинками, ползающими у ног богов. Я никогда прежде не испытывал подобного страха — в тот момент мне открылось огромное могущество человека, который мог отдать все силы и все богатства своей страны строительству собственного памятника! С тех пор это великое могущество познал разве что Сталин.

— Надо сказать, — к нам, держа над головой легкий зонтик, подходит миссис Корнелиус, — эти штуки не разотшаровывают. — Она смотрит на великую пирамиду Хеопса с тем же удовлетворением, с каким домохозяйка смотрит на идеально приготовленный пирог.

Позади нас съемочная группа выгружает оборудование под взглядами множества местных мелких торгашей и нищих, которых отгоняют наши наемные охранники. Эти крупные мужчины подбирают юбки своих белых джеллаб, аккуратно орудуя длинными бамбуковыми тростями, без особой жестокости управляя неунимающейся толпой, из которой доносятся проклятия, мольбы, неразборчивые крики, грязные оскорбления и предложения продать нам все, чего могут пожелать наши сердца или наши тела.

Слегка вздрагивая, Эсме придвигается поближе ко мне. Какое-то время она сидела рядом с Симэном. Она настояла на том, что должна поехать. Я в конечном счете согласился, что ей следует продолжить работу над картиной и сделать карьеру. В конце концов, наше будущее никак нельзя назвать полностью обеспеченным. Симэн просит всех показать себя с лучшей стороны, потому что чуть позже посмотреть на нас приедет сэр Рэнальф Ститон. Он не уточняет, что обращение Ститона к Голдфишу поможет вернуть финансирование. Хотя я не очень доволен актерскими амбициями Эсме, заставлять другого делать то, что ему не нравится, — просто не в моем характере. Как нередко говорил Малкольм Квелч: то, что человек делает в собственной спальне, — это вопрос личного вкуса; а то, что он делает в гостиной, всегда должно быть вопросом социальной честности.

Я совершенно не сомневался в любви и уважении Эсме и полностью доверял ей, несмотря на нетипично ревнивое поведение миссис Корнелиус, которая рано утром поинтересовалась у меня, не собираюсь ли я поработать в Каире сутенером. Я спокойно и даже холодно ответил ей, что есть довольно значительные различия между сутенером и, к примеру, агентом. Я не видел ничего дурного в том, что мужчина готов поддержать свою невесту, которая стремится сделать карьеру. Большинство мужчин, со значением добавил я, стали бы ревновать, услышав о том, что их возлюбленные мечтают об успехе. И все же, как показали события, возможно, миссис Корнелиус испытала, пусть и ненадолго, искреннее беспокойство о сопернице, почувствовала некий намек на опасности, которые всем нам угрожали в будущем. Tel de l’acier en fusion, mon sperme emplit son anus. Je vous aime toutes les deux. Il n’y a aucun mal à être en vie. Wir steckten in einer Maschine, die weissglühend and weich war, die jedoch hartesten Stahl zerquetscht hätte. Das Mahlwerk serrieb uns. Blut spritze. Blut spritze. Sie wollten Vergeltung, den Tod. Sie baten um Gott, um den gnädigen, strafenden Jesus, der in dieser Stunde der Offenbarung über sie gekommen war. Plötzlich war ich missgelaunt… ^[404]

Le sang jaillissait ^[405]. Больше я ничего не помню.

Сладкая. Я любил. Сладкая, сладкая. Я любил. Сладкая. Нет больше сладкой, сладкой. Да, я любил.

Коршун, посланный на разведку своими приятелями-падальщиками, раскинул крылья высоко вверху, на полпути к пику пирамиды, и подзорные трубы наблюдателей-орнитологов повернулись, чтобы не выпускать птицу из виду. Мы прибыли в одно время с экскурсией Британского орнитологического общества, организованной «Куком»: «Посмотрите на египетскую экзотику и повстречайте старых знакомых на зимовке!» Тур, как сказала мне одна взволнованная матрона, также включал посещение основных древностей. Дама вручила мне аккуратно свернутую сине-белую брошюру, написанную прозой, вполне достойной Уиды ^[406]. Прежде чем один из охранников вежливо выпроводил даму со съемочной площадки, я вернул ей листок и переключил внимание на камеру и нашего режиссера, который, подобно большинству из нас, облачился в удобную дорожную одежду.

Подручный оператора даже надел шорты хаки, а сам О. К. Радонич щеголял в ярко-желтом костюме для гольфа, купленном накануне у «Дэвиса, Брайана и Ко» на Вест-стрит. Эти портные славились в Сербии утонченностью типично английского покроя. Конечно, на британском чиновнике, играющем в гольф, этот наряд мог выглядеть почти изящно. Но на Радониче он смотрелся так, словно серб позаимствовал курортный костюм Пьеро, причем на несколько размеров больше нужного. Однако оператор казался вполне довольным покупкой и носил костюм с таким видом, как будто наконец отыскал идеально модную вещь.