Дворянин из Рыбных лавок - читать онлайн книгу. Автор: Олег Кудрин cтр.№ 2

Горлиса такие подходы несколько удивляли своей легковесностью. И это понятно, ведь он прожил большую часть жизни хоть и не в чиновно-совершенной Пруссии, но все же в Австрии, пусть и окраинной. Однако русские коллеги объяснили новичку, что удивляться нечему: военные и дипломатические заслуги Ланжерона перед Романовыми столь велики, что ему в благодарность дозволено многое. Кроме всего прочего, в сих краях Александр Федорович был чем-то вроде талисмана, счастливого символа. Ведь именно он вместе с послом в Стамбуле Италинским и генералом Кутузовым вел переговоры с османами, закончившиеся подписанием Бухарестского мира. По нему к России отошла большая часть Молдовы. (Между нами говоря, на разделение и передачу оной Стамбул, согласно старинным договоренностям с Молдовой, не имел права. Потому, чтобы закамуфлировать сей печальный факт, новоприобретенную землю в России прозвали не Молдовой, но Бессарабией.)

Появление по эту сторону российской границы плодородной Бессарабии стало для Одессы, удушаемой жестоким солнцем и нехваткой пресной воды, событием поистине благодатным, поскольку способствовало привозу дешевых и разнообразных молдавских продуктов. (Любопытно также, что производители сих продуктов, молдавские крестьяне, обложенные Россией новыми дополнительными податками, массово отправились в обратном направлении — в тот обрезок Молдовы, что остался под турками. Но частые вооруженные посты по реке Прут, выставленные Его Превосходительством адмиралом Чичаговым, произвели благодатное действие, и сие безобразие, слава богу, быстро прекратилось.) Однако то всё была выгода Одессы. Выгода же Петербурга от дипломатической ловкости Ланжерона заключалась в том, что означенный договор был заключен в 1812 году незадолго до Наполеонова нашествия (а ратифицирован императором Александром и вовсе за день до вторжения) и потому оказался просто бесценным.

При всем том сам Александр Федорович не любил вспоминать о славном документе, подписанном в османском Бухаресте. Тому была весомая причина. С турецкой стороны переговоры вел фанариот Димитрий Морузи (сын правителя Молдовы при османах Константина Морузи). Он стал Великим Драгоманом незадолго до того, но считался опытным и перспективным дипломатом. Однако подписание мира с Россией за месяц до вторжения Бонапарта в сию страну султан Махмуд II счел прямой изменой и велел казнить своего православного подданного. Ланжерон же, хоть и был боевым генералом, а не кисейною барышней, но, видимо, в общении с Морузи имел некие особые обстоятельства и обязательства. Отчего воспоминания о судьбе несчастного вводили его в скверное расположение духа. (Ходили слухи, кои мы не можем ни подтвердить, ни опровергнуть, что Димитрию были тайно подарены некие латифундии, а также кольцо невероятной ценности. Так что у Сиятельной Порты, в общем-то, были причины злиться.)

Вернемся, однако, к Натану Горлису. Предложение начать жизнь на землях Русланда, тем более на недавно осваиваемых Империей землях, с чиновной именно работы оказалось весьма разумным. Ведь для многих и многих, принимающих решение, молодой человек сразу оказывался «своим». Да, пусть и на невысоком посту, но всё же. Тем более что молодость («всё еще впереди»), природное обаяние, французский паспорт, парижское произношение и в особенности — быстро распространившиеся слухи о личном покровительствовании легендарного Ришелье многое меняли, как бы добавляя Горлису две-три, а для дам — так и все пять ступенек в Табели о рангах. Отдельная забавная история случилась с его фамилией, существовавшей в Одессе во многих вариантах одновременно: французском — Горли, австрийском — Горлиц, универсальном — Горлис и, что уж совсем удивительно, в этаком, как бы сие определить, русско-французском — Горлиж.

Важно отметить, что кроме службы в канцелярии у Горлиса бывали и, назовем это так, разовые (хотя случавшиеся и не раз) задания, совместные с одесскою полицией. Парижский опыт работы с Видоком оказывался в Одессе драгоценно незаменимым. В пару к Натану ставили самого многообещающего из одесских полицейских — Афанасия Дрымова. Да-да, как вы помните, это именно его Шалле привлек на помощь при первой неприятности Натана. Дрымов, ранее работавший в порту, вскоре получил новое назначение: квартального пристава, чьи кварталы были расположены в бойком месте — районе Вольного рынка. А после скорого ухода в отставку начальника оных мест и вовсе был поставлен на еще более важную должность. Следует сказать, что Горлис предпочитал призывать к рассмотрению подобных дел криминального свойства еще и третьего участника. Угадать кого — нетрудно: ну, разумеется, своего одесского приятеля Степана Кочубея.

Так шло время, неделя за неделею, месяц за месяцем. Работы было много, а денег — не очень, да и жилье в расстраивавшейся Одессе стоило дорого. Это еще при том, что проживание в гостинице Рено, что в начале Ришельевской улицы возле Городского театра, Натан не потянул. Однако и уходить в какие-то забулдыжные комнаты на склонах Карантинной балки он никак не мог. Нашел приличное и относительно недорогое жилье у греков в Красном переулке на углу Греческой улицы. Там же и питался, выбивая скидку за опт.

Так Натан обживался в Одессе, накапливал знакомства, узнаваемость — всё по чуть-чуть, по гривеннику, а то и по алтыну. Как вдруг ему выпал счастливый билет на крупную сумму.

В конце сентября — начале октября Одессу осчастливил своим посещением порфирородный великий князь Михаил Павлович. 19-летний юноша с пышной прической и рыжеватыми волосами, с рождения получивший звание генерал-фельдцейхмейстера, был известен своей любовью к строю, безукоризненно вытянутому во фрунт. Однако в Одессе строевая эспланада располагалась непосредственно перед театром. А в нем, в свою очередь, в честь и на время приезда обожаемого члена августейшей семьи представления давались дважды в день. И как-то так вышло, что, начиная с первого же представления, всё внимание порфирородного перетянул на себя безупречно вытянутый строй, но только танцевальный.

А тут еще нужно добавить, что как раз накануне полагавшейся поездки молодого князя по Империи великий князь Константин, бывший на 20 лет старше Михаила, просветил его в смысле будущей семейной жизни. По его словам, безнадежной и тоскливой. Хочешь не хочешь, а жениться придется на какой-нибудь немецкой принцесске, какую подыщут старшие матроны. И будешь потом мучиться…

Правду говоря, ужасы великокняжеской семейной жизни были Константином Павловичем изрядно преувеличены. Супруга его, великая княгиня Анна Федоровна, урожденная принцесса Юлиана-Генриетта-Ульрика Саксен-Кобург-Заальфельд, не была столь ужасною — ни внешне, ни по характеру. В то время как сам Константин Павлович имел нрав весьма… Впрочем, нет, августейших особ трогать не станем!.. Отчего ж сия злость вышла наружу? Так уж совпало, что как раз в те дни прошел очередной тур скандальных переговоров о разводе с Анной Федоровной Саксен-Кобургской, давно еще сбежавшей от радостей русской семейной жизни в свой Кобург…

Одним словом, старший посоветовал единоутробному, но сильно младшему брату радоваться жизни самостоятельно, пока его не осчастливили какою-нибудь немкою. И слова эти запали в душу юному великому князю. В Одессе он поспешил увлечься одной из танцовщиц настолько, что на третий день пребывания совсем пропал из пределов видимости сопровождавшего его и за него отвечавшего генерал-адъютанта Ивана Федоровича Паскевича. Тот же, успевший повоевать с турками в дунайских княжествах, с французами — как в Отечественную войну, так и в европейском походе, в этой ситуации пришел в состояние панической ажитации. В чем его можно понять, поскольку ранее он отвечал за жизнь лишь свою да солдатскую, сейчас же — за представителя правящей династии, да еще и порфирородного.