С окраин империи. Хроники нового средневековья - читать онлайн книгу. Автор: Умберто Эко cтр.№ 41

Смысл сообщения следующий: «Поскольку наша фирма на грани краха, сотрудник, отвечающий за работу наших местных коммивояжеров, решил, что мы не будем закупать остатки ваших жестяных ящиков для сантехников, которые вдобавок, похоже, на соплях держатся. Того недоумка, что дал обещание от нашего имени, вышибли пинком под зад, как вы можете видеть из прикрепленного сзади ксерокса приказа об увольнении».

Второе письмо имеет тот же самый смысл, что и первое, которое практически полностью построено на синонимических терминах и оборотах. Как видим, с помощью синонимов можно сказать почти то же самое, и даже вроде бы выразить это лучше – вежливей и наукообразней. Есть, конечно, риск, что получатель письма ничего в нем не разберет, но зачастую это не так уж и плохо.

Однако неплохо было бы и задуматься о применении синонимов в нашем обществе. Прежде всего спросим себя, что же такое синоним.

Согласно распространенному мнению, синонимы – это слова, имеющие одинаковое значение, но при этом разное звучание, как, например, «здесь» и «тут» или «быстрый» и «скорый». Хорошие словари тем не менее знают, что полных синонимов не существует и что два слова могут сообщать одно и то же, однако по-разному, с разной интонацией, с разных точек зрения, а то и отражая принадлежность к различным культурно-социологическим слоям, как у того бедолаги, что до сих пор говорит «прейскурант» вместо «прайс-лист».

Все знают, что в наши дни, когда кто-то говорит «моя посудина», имеется в виду «моя яхта», при этом само собой разумеется, что яхта эта весьма немаленькая и что говорящий желает дать понять, что у него и денег хватает, и скромности хоть отбавляй. В данном случае это не столько синоним, сколько эвфемизм. С другой стороны, логики, пытаясь прояснить значение какого-либо термина посредством синонимов, быстро заметили, что для синонима характерна как раз потеря части значения (расширение, сужение, искажение). Поэтому можно без колебаний сказать, что синоним (за исключением редчайших случаев) не бывает нейтральным. Выбор синонимов всегда обусловлен идеологией. По меньшей мере он выдает происхождение и региональные предпочтения, поскольку в такой стране, как наша, благодаря влиянию диалектов выбор синонимов куда шире, чем в других странах: таким образом, одно и то же может быть батоном или булкой хлеба; парой шнурков, снурков, шнурочков, шнуриков или снурочков, тесемок или завязок для ботинок; шторкой, занавеской или гардиной; баком, бадьей или лоханью; обедом или ланчем; ужином или обедом; пустышкой или соской; водопроводчиком, жестянщиком, трубопроводчиком, мастером, фонтанщиком, сантехником или установщиком сантехнического оборудования (этих как ни назови, они давно уже пропали, а тех, что есть, все равно не дождешься).

В других случаях употребление более свежего синонима взамен устоявшегося термина служит выражением политических взглядов: так происходит с теми, кто говорит «помощница по хозяйству» вместо «служанка», «подносчик багажа» вместо «носильщик», «коммунальщик» вместо «дворник», «владелец торговой точки» вместо «лавочник», «комиссионщик» вместо «старьевщик». Порой такая вариативность заставляет пересмотреть квалификацию и обязанности упомянутого, ведь бебиситтер – это вовсе не кормилица (как бы ни хотелось этого пуристам, заклятым врагам засилья синонимов-иностранизмов) – начать с того, что она не кормит грудью и к тому же работает всего несколько часов в день. А хлебопек – это не просто пекарь, а обычно еще и зажиточный, и вредный, который припрятывает спагетти.

Дело в том, что обширные перечни синонимов образуются в рамках специальной и профессиональной лексики, обрастая там, к добру или к худу, разнообразными значениями, а посему уместным кодицилем к новому прочтению современного словаря синонимов можно считать недавно вышедшую книгу под редакцией Джан Луиджи Беккариа («Специальная лексика в Италии», издательство Bompiani ^[316]), из которой я и заимствую большую часть примеров.

Есть, например, синонимические выражения, несущие функцию, которую лингвист Маурицио Дардано ^[317] определяет как «отстраняющую»: ее назначение в том, чтобы смягчить категоричность заявления – так, мы говорим «предприняты действия» вместо «сделано», «инициировать слушания» вместо «выслушать» и «просматривается определенная возможность» вместо «надеемся, что». Эти замены пока безобидны. Но, следуя этим путем, мы приходим к давно уже исследуемым политико-экономическим профессионализмам, где словосочетание, якобы выражающее то же самое значение, на самом деле приглушает смысл и не передает его. Достаточно взглянуть, как в наши дни изощряются в иносказаниях, лишь бы не говорить об инфляции, называя ее «выравниванием денежного курса», «выравниванием валютных курсов» или «снижением покупательной способности денег». Или же повышение цен становится «урегулированием», «приведением в соответствие», «пересмотром тарифов». А то и массовые увольнения, стыдливо прикрывающиеся словами «оптимизация», «сокращение штатов» или «прогнозируемый избыток незанятой рабочей силы». Тогда как экономический кризис, подозрительно попахивающий 1929 годом, становится «снижением темпов экономического роста», «рецессией» или «охлаждением экономики».

С другой стороны, профессиональный жаргон политиков изобилует утешительными фразеологизмами, в силу чего сокрушительный проигрыш на выборах становится «оттоком голосов», а если группа граждан посылает их куда подальше – речь о «синдроме отторжения».

В подобных случаях кажущийся синоним, который фактически таковым не является, совершенно очевидно служит для завуалирования смысла и, как уже было отмечено, для передачи сообщения от одной властной структуры к другой таким образом, чтобы народные массы ни о чем не догадались. Или другой случай – когда бытующие в сфере политики синонимы некогда были эвфемизмами, однако со временем стали настолько прозрачными, что четко обозначают идеологическую платформу говорящего: обратите внимание, с какой легкостью мы определяем взгляды того, кто, говоря о конголезцах, причисляет их к жителям отсталых стран, развивающихся стран, стран третьего мира, неприсоединившихся стран, стран новообразованных или угнетаемых. Точно так же понятно, что думает о культуре человек, обозначающий интеллектуалов левых взглядов как интеллигентщину, попутчиков, полезных идиотов, яйцеголовых, честных буржуа или классовую интеллигенцию.

Кроме того, в том же мире политики существуют слова, омонимические по сути, которые, будучи применены в различных контекстах, оказываются синонимами чего-то другого. Например, слово «революция» на практике означает самые разные вещи. В классическом буржуазном контексте это синоним таких понятий, как «пассионарность, либерализм, анархия, варварство, зло, предательство, ниспровержение», в марксистских сферах им нынче обозначают различные формы прихода к власти или отрицания власти других, в зависимости от фракций, в которых оно используется, в молодежных кругах оно может означать даже принятие status quo, лишь бы было чем ширяться, а в мире потребления им теперь называют всё, что угодно, – от презентации новой электробритвы до видеокассет.