Капкан супружеской свободы - читать онлайн книгу. Автор: Олег Рой cтр.№ 42

И возникший сзади «кто-то» потянул Анну за рукав, потащил ее прочь, и она успела лишь поймать на ходу маленькую, холодную, словно умирающая рыбка, ладошку дочери. Он шла, спотыкаясь и оглядываясь.

А Петра уже поставили на колени в снег, и кто-то громовым голосом, отозвавшимся прямо в ее сердце, крикнул: «Ну, давай, ваше благородие!.. Проси прощения у православных! Или, может, молитву перед смертью прочитать хочешь?»

Она не слышала, ответил ли что-нибудь Петр, но встала как вкопанная, не в силах отвести глаз от происходящего, и успела уловить его последний, украдкой брошенный в их сторону взгляд. В нем были и сожаление, и нежность, и предсмертная тоска, и безмолвная попытка попросить прощения за то, что он больше ничего уже не сможет для них сделать. Не было только одного: страха смерти. Не было, как ни странно, и желания выжить, надежды на будущее… И, едва осознав это, Анна услышала, как грянули выстрелы, и увидела забившееся в размокшей снежной грязи тело мужа.

— Я не помню, что было в штабе, — медленно и тихо говорила она. — О чем-то спрашивали, чем-то грозили… Потом мы опять провели ночь в сарае. А сегодня за нами пришел тот солдат, который собирался нас как-то «использовать». Не знаю, куда он вел нас. И если б не ты… Спасибо тебе, Наташа.

Голос ее снова задрожал, точно от долго сдерживаемых рыданий, хотя в глазах подруги я не увидела ни слезинки. И, молча обняв ее, я, кажется, в первый раз за прошедшие месяцы возблагодарила Бога за то, что я — жена «самого товарища Родионова» и что этот громкий по нынешним временам титул дал мне возможность и право спасать, хранить и миловать.

9 декабря…

Сегодня ночью я проснулась от приглушенных, невнятных стонов. Анна сидела на постели, раскачиваясь из стороны в сторону, и повторяла одну и ту же фразу — монотонно и бессмысленно… Сначала мне показалось, что она зовет мужа, жалуется ему на что-то, просит прощения, но потом я разобрала: «Господи, что же это? Что вы наделали? Что вы сделали с нами? Зачем, за что?…» Она повторяла снова и снова, раскачиваясь в такт толчкам едущего поезда; глаза ее были закрыты, а по щекам медленно стекали слезы. Я хотела окликнуть Анну, утешить ее, обнять — но что, что я могла сказать ей?!

Вчера вечером, после того как она выплакалась и выговорилась передо мной, мы долго сидели с ней рядом, глядя на спящих девочек и переговариваясь обрывочными фразами. Потом пришел Николай и замер в дверях, увидев неожиданно знакомое измученное лицо, совершенно лишнее на его пути.

— Аня? Аня Лопухина?! А ты-то как здесь? — Этот его вопрос был задан хмуро, неласково и, похоже, скорее для порядка, нежели для того, чтобы получить серьезный ответ: ведь Родионов не хуже меня знал все подробности нехитрой биографии девочки, с которой встречался когда-то в нашей общей компании, пил чай, играл в фанты на моих именинах…

И действительно, ответа не последовало; Анна только бросила на него испуганный, умоляющий взгляд и снова отвернулась к дочери. Рука ее, лежавшая на голове спящей малышки, задрожала мелко-мелко, как и губы, и все ее тело.

— Все ясно, — вздохнул Николай. — Ладно, отдыхай, набирайся сил. А ты, Наташа, поди-ка сюда.

Я послушно поднялась, и муж отвел меня в дальний конец вагона, чтобы совсем исчезнуть из поля зрения Анны и быть уверенным, что она не только не услышит нашего разговора, но и не разглядит нашей мимики.

— Откуда она взялась? Где ее муж? — спросил он, кинув на меня недобрый, подозрительный взгляд.

— Расстрелян, — коротко ответила я, не вдаваясь в подробности.

— Ты уверена в этом?

Я вздохнула и кивнула. К сожалению, в том, что человек видел своими глазами, сомневаться не приходится. А Анне я верила, как самой себе.

— Смотри же, Наташа, только не ври мне. В таком деле нельзя врать, можешь повредить и мне, и себе, и самой Анечке… Черт, и что же нам с ней теперь делать?

— А что, у тебя есть варианты? — сдерживая гнев, горячо заговорила я, вдруг испугавшись, что он прикажет ссадить Анну с поезда, который уже набирал ход после долгой стоянки. — Неужели ты способен на такую подлость, Родионов?!

Он посмотрел на меня со странным любопытством. Потом кивнул и сказал:

— Да, я понимаю, ты давно уже считаешь меня способным на все. Даже на то, чтобы бросить на произвол судьбы, отдать под скорый и неправедный суд близкого тебе человека. Не так ли, Наташа?

На мгновение мне сделалось стыдно — ведь это же мой муж, мой Николай! Разве вправе я подозревать его в подобных грехах?! Но я быстро отбросила в сторону ненужную сейчас сентиментальность. Речь шла о моей лучшей подруге, о ее собственной жизни и жизни ее крохотной дочери.

— Ты хоть понимаешь, что у нее никого нет, кроме нас? Кто ей теперь поможет, если не мы?

— Ну, положим, отец-то у нее остался, — задумчиво протянул Родионов. — А кстати об отце: я слышал, что старик Лопухин сделал чуть ли не блестящую и весьма неожиданную революционную карьеру, лечит больших людей в нашей партии… Что ни говори, а хорошие врачи нужны всегда и при всех режимах. Ну-ка пойдем поговорим с ней.

Мы вернулись к Анне, и, подсев к ней поближе, муж произнес уже более приветливым, потеплевшим тоном:

— Ничего не бойся, теперь все самое страшное у тебя позади. Вернешься с нами в Москву, встретишься с отцом и забудешь все, что было, как страшный сон… Ты ведь знаешь, где он сейчас служит?

— Я слышала, что по-прежнему в больнице, в Москве. Ему удалось вылечить кого-то из ваших комиссаров, и он писал в Оскол, что у него все складывается хорошо и мы не должны за него волноваться… Может быть, он просто успокаивал меня?

— Нет-нет, — покачал головой Николай, — по моим сведениям, это все чистая правда. Ну и прекрасно. Если кто будет интересоваться твоим появлением у нас — скажешь, что так и было запланировано, что тебя с дочерью должны были переправить нашим поездом с неспокойного юга в Москву, к отцу, работающему на большевиков. В детали не вдавайся, они необязательны. И утри, ради бога, слезы. — В его голосе появилось хорошо знакомое мне раздражение. Анна, почувствовав это так же быстро, как и я, испуганно вскинула голову, а Николай веско и жестко закончил: — И не вздумай строить из себя безутешную вдову, поняла? Никто не должен знать о твоей связи с расстрелянным недавно деникинцем. Никто не должен подозревать в тебе жену белого офицера. Иначе это может плохо кончиться для всех нас.

Слезы вновь закапали из ее глаз, она кивнула, молча глотая их, и Николай поднялся и вышел из купе, бросив напоследок на меня предостерегающий взгляд. Шуршание его мрачной кожанки почему-то отдалось в моих ушах громом, у меня вдруг закружилась голова, и удаляющаяся темная фигура показалась мне странной, трагической тенью от гигантского воронова крыла…

Тогда-то Анна, глядя моему мужу вслед, и произнесла ту самую фразу, которую я потом услышала от нее ночью, в полусне-полубреду, под дробный стук колес поезда:

— Господи, Наташа, что же это? Что вы наделали, что сделали с нами? Зачем, за что?!