Самодержавие и либерализм: эпоха Николая I и Луи-Филиппа Орлеанского - читать онлайн книгу. Автор: Наталия Таньшина cтр.№ 17

В течение всей первой половины XIX в. французская экономика находилась под защитой мощной системы протекционизма. Традиционно политика протекционизма, проводимая правящими кругами Франции, рассматривалась как серьезный тормоз на пути быстрого экономического развития. Однако без подобных защитных мер французская экономика была бы не в состоянии выдержать конкуренцию, прежде всего Великобритании, Бельгии или Пруссии после создания Таможенного союза 1834 г. Протекционистский путь дал Франции возможность заранее создать собственную индустрию оборудования для железных дорог и в особенности поддержать развитие металлургии, что оказало вторичный эффект на всю экономику в целом. Французская экономика уже на относительно ранней стадии была вынуждена заняться созданием собственной индустрии машиностроения; начиная с 1850 г. 80–90 % используемых во Франции паровых машин были отечественного производства ^[108], и Франция даже вывозила машины на экспорт.

Важно отметить, что несмотря на систему протекционизма, промышленный рост во Франции в годы Июльской монархии не носил замкнутого характера. Это время было отмечено значительным ростом внешней торговли. Если в 1830 г. внешняя торговля Франции составляла 13 % национального продукта, то в 1850 г. – уже 19 % ^[109]. Основная доля экспорта приходилась на Великобританию и США: в 1841 г. французский экспорт в США составил 341 млн франков, в Великобританию – 308 млн франков ^[110].

Основные статьи французского импорта – это товары, необходимые для развития французской промышленности, такие как железо и сталь. Именно эта продукция составляла 64 % импорта в 1830–1834 гг. Кроме того, постоянно возрастал импорт угля, а также материалов текстильной промышленности, в частности шерсти. Запрет на экспорт английских машин был окончательно отменен только в 1843 г. Однако запрет не имел реальной эффективности: машины вывозились в разобранном виде, французские промышленники выезжали изучать их в Англию, английские конструкторы переселялись во Францию.

Французский промышленный экспорт основывался прежде всего на традиционных отраслях, производивших высококачественные товары, изделия роскоши, так называемые «парижские изделия», предназначавшиеся для богатой клиентуры, прежде всего англо-саксонской. В экспорте фабричных изделий вплоть до 1866 г. доля текстильной продукции составляла 58–60 %.

Между тем значительные круги французских предпринимателей были связаны с внешними рынками, и протекционистская система не соответствовала их интересам. Кроме того, во Франции все более явно начинали ощущать растущее отставание на экспортных ранках сбыта от других европейских государств, прежде всего от Великобритании. Несмотря на то что Франция экспортировала гораздо больше мануфактурных товаров, чем импортировала, соотношение их экспорта к совокупному промышленному производству оставалось низким (7–8 %) ^[111]. В условиях экономического кризиса 1846–1847 гг. заметный размах приобрело движение сторонников либерализации международной торговли, осуждавших политику протекционизма, которая, по их мнению, ограничивала конкуренцию, вела к повышению цен и сокращению спроса и, следовательно, являлась одной из причин кризиса. На рубеже 1845–1846 гг. была образована Центральная ассоциация за свободу обмена, среди активных деятелей которой были либеральные экономисты Ф. Бастиа, А. Бланки, М. Шевалье. В противовес ей возникла Ассоциация в защиту национального производства, выступавшая за сохранение высоких таможенных тарифов.

Однако все ли богатели во Франции? Ведь социальные проблемы в условиях модернизации экономики всегда являются весьма острыми. Во многом это было связано с последствиями промышленной революции, а именно с упадком тех отраслей производства, которые не выдерживали конкуренции с крупными предприятиями. Это способствовало усилению во Франции социальной пропаганды теоретика коммунизма Э. Кабе, фурьеристов Л. Блана и Ж. Прудона.

Принимая слишком отвлеченно принцип «laisser faire», орлеанисты мало обращали внимания на торгово-промышленные интересы, мало заботились о положении низших слоев общества. «Я могу только сожалеть о вас», – говорил Луи-Филипп эльзасским рабочим, жаловавшимся на недостаток работы ^[112]. Такие заявления короля вписывались в рамки общего подхода к социальным проблемам, доминировавшего в Европе первой половины XIX в. Классический экономический либерализм не подразумевал активной социальной политики. Во-первых, по твердому убеждению либералов, государство должно лишь создавать благоприятные условия для бизнеса (отсюда главный лозунг орлеанистов – «Порядок и свобода!»), но не вмешиваться в естественный ход вещей и закономерности рынка. Во-вторых, у государства тогда не было средств для активной социальной политики. Поэтому либералы-орлеанисты полагали, что государство не должно обременять себя социальными функциями, считая их уделом частных лиц или благотворительных организаций. Как полагал Ф. Гизо, улучшение материального благосостояния основной массы населения зависело прежде всего не от государства, а от самих людей. Он писал в «Мемуарах»: «Долг правительства заключается в том, чтобы прийти на помощь обездоленным классам, помочь им укрепить их усилия в их растущем стремлении к благам цивилизации. В этом нет ничего более очевидного и более святого. Но это должно делать не государство, а сами люди» ^[113].

Было бы неверно утверждать, что правительство Луи-Филиппа ничего не сделало в социальной сфере. 22 марта 1841 г. король обнародовал закон о детском труде на мануфактурах, заводах и в мастерских, согласно которому запрещался ночной труд детей и ограничивалась продолжительность рабочего дня восемью часами для детей в возрасте от восьми до двенадцати лет и двенадцатью часами – для подростков в возрасте от двенадцати до шестнадцати лет.

Если в России важнейшим вопросом был крестьянский, вызывавший наибольшие споры и дискуссии, то во Франции такой проблемой являлось реформирование избирательной системы. Именно отказ правительства Луи-Филиппа от проектов реформирования избирательной системы во второй половине 1840-х гг. вызвал наиболее острую критику со стороны оппозиции. Вопрос о расширении избирательного корпуса занимал Луи-Филиппа и его министров с первых дней после Июльской революции. Основные принципы новой избирательной системы были намечены в Хартии 1830 г. и окончательно закреплены в избирательном законе от 19 апреля 1831 г. Эта реформа почти вдвое увеличила число избирателей по сравнению с периодом Реставрации. Избирательный корпус составлял 166 813 избирателей, плативших 200 франков прямых налогов, 1262 избирателя, плативших менее 200 франков, и 668 «способных» – всего 168 813 человек, то есть немногим более пяти избирателей на одну тысячу жителей ^[114].