Самодержавие и либерализм: эпоха Николая I и Луи-Филиппа Орлеанского - читать онлайн книгу. Автор: Наталия Таньшина cтр.№ 14

В отчете за 1833 г. также отмечалось: «6 декабря 1833 года появились в первый раз во дворце дамы наши и Сама Государыня Императрица в национальном платье и русском головном убранстве ^[89]. Независимо от красоты сего одеяния, оно по чувству национальности возбудило всеобщее одобрение. Многие изъявляют желание видеть дальнейшее преобразование и в мужских наших нарядах, и судя по общему отголоску, можно наверное сказать, что таковое преобразование сближением нынешних мундиров к покрою одеяния наших бояр прежнего времени было бы принято с крайним удовольствием. Новый гимн “Боже, Царя храни” ^[90], оригинальное отечественное произведение, искусно приноровленный к русскому напеву, возбудил всеобщее восхищение, как в Москве, так и здесь; ибо заменил музыку, хотя прекрасную, но от иностранцев взятую» ^[91].

Таким образом, первые десятилетия царствования Николая Павловича оказались довольно противоречивыми. Пониманию необходимости перемен сопутствовало желание сделать их не слишком заметными и глубокими; попытки навести порядок в управлении государством связывались прежде всего с усилением роли государя; проекты реформ – с боязнью затронуть вековые основы монархии. Появилась и новая идеология в виде знаменитой триады министра просвещения С.С. Уварова. Его замыслы в отношении просвещения и культуры были сложны, обширны и в чем-то даже благородны. Он попытался соединить новые идеи с элементами традиции, учебы (очень выборочной) у Европы. Однако с 1843 г. энергичный, неутомимый министр, полный некогда дерзких планов, превратился в осторожного вялого чиновника. Уже в отчете III отделения за 1839 г. о его деятельности сообщалось: «Нет никакого сомнения, что Уваров человек умный, способный, обладающий энциклопедическими сведениями; но по характеру своему он не может никогда принести той пользы, которую можно было бы ожидать от его ума. Ненасытимое честолюбие, фанфаронство французское, отзывающееся XVIII веком, и непомерная гордость, основанная на эгоизме, вредят ему в общем мнении» ^[92].

* * *

В начале правления Луи-Филиппа во Франции был проведен целый ряд важных реформ экономического, административного и социального характера. В отличие от Николая I с его упором на цензуру и ограничение образования, во Франции, наоборот, делали ставку на свободу прессы и распространение образования. 28 июня 1833 г. был принят закон о начальном образовании, вошедший в историю как «закон Гизо», а также восстановлена уничтоженная Наполеоном Академия моральных и политических наук.

В первые годы Июльской монархии, помимо реформы избирательного права (о чем речь пойдет ниже), министерским кабинетом во главе с известным деятелем либеральной оппозиции времен Реставрации банкиром Ж. Лаффитом был проведен ряд важных политических реформ. Законом от 21 марта 1831 г. восстанавливалась выборность муниципальных советников, со времен Наполеона назначаемых правительством. В соответствии с законом от 22 марта 1831 г. вместо королевской гвардии была образована Национальная гвардия, членами которой могли стать все граждане, платившие налоги и на свои средства приобретавшие обмундирование. Национальные гвардейцы сами выбирали офицеров. Только высшие командиры назначались королем.

Однако после отставки Лаффита, последовавшей в том же 1831 г., темп реформ замедлился. Лишь в 1833 г. был принят закон о выборах членов генеральных советов департаментов и окружных советов. К выборам генеральных и окружных советов, наряду с цензовыми избирателями, были допущены так называемые таланты, или способные, а к муниципальным выборам еще более широкие слои средней и мелкой буржуазии. Корпус муниципальных избирателей увеличился до 2,9 млн человек. Замедление темпа реформ привело к росту оппозиционных настроений в обществе.

* * *

Теперь обратимся к экономическим проблемам. Главным вопросом, стоявшим перед Россией, был крестьянский. Все разговоры в «верхах» о ситуации в деревне, все, связанное с планами правительства относительно проблемы крепостничества, было окружено глубочайшей тайной. Это вполне естественно и объяснимо, поскольку даже разговор о данной проблеме, не говоря уже о реальных шагах в этом направлении, страшил Зимний дворец в двух отношениях. Во-первых, власть опасалась возбудить массовое недовольство помещиков, которые в массе своей и слышать не хотели об освобождении принадлежавших им «душ». В отчете III отделения за 1834 г. отмечалось: «…по внимательному наблюдению представляется у нас другая слабая сторона, которая может быть источником величайших для России бедствий: год от года распространяется и усиливается между помещичьими крестьянами мысль о вольности. В 1834 г. много было примеров неповиновения крестьян своим помещикам, и почти все таковые случаи… происходили не от притеснений, не от жестокого обращения, но единственно от мысли иметь право на свободу» ^[93].

Во-вторых, власть боялась спровоцировать крестьянство на мощное протестное выступление. Ведь если бы крепостные поняли, что государь желает их освободить, но помещики и министры противятся, то трудно даже предположить, какие потрясения могли ожидать Россию. При этом в Зимнем дворце осознавали, что в данный момент всероссийский бунт стране не угрожает, но кто мог сказать, надолго ли хватит народного терпения. Так, в отчете III отделения за 1839 г. сообщалось: «Мнение людей здравомыслящих таково: не объявляя свободы крестьянам, которая могла бы от внезапности произвести беспорядки, – можно бы начать действовать в этом духе… Начать когда-нибудь и с чего-нибудь надобно, и лучше начать постепенно, осторожно, нежели дожидаться, пока начнется снизу, от народа. Тогда только мера будет спасительна, когда будет предпринята самим правительством тихо, без шуму, без громких слов и будет соблюдена благоразумная постепенность. Но что это необходимо, и что крестьянское сословие есть пороховая мина, в этом все согласны» ^[94].

С момента восшествия Николая I на престол его постоянно преследовали мысли о необходимости решения «аграрного вопроса». По его указанию над разрешением крестьянского вопроса только в 1835–1848 гг. трудились девять секретных комитетов. 30 марта 1842 г. Николай I, впервые за девять лет, явился на заседание Государственного Совета и высказал свою позицию по этому вопросу. Он решительно опроверг слухи об освобождении крестьян, но сделал важное заявление: «Нет сомнения, что крепостное право, в нынешнем его положении у нас, есть зло, для всех ощутительное и очевидное». «Нынешнее положение таково, – добавил царь, – что оно не может продолжаться… необходимо… приготовить пути для постепенного перехода к другому порядку вещей…» ^[95]. 2 апреля 1842 г. государь подписал указ об обязанных, а 10 июля 1844 г. был опубликован указ о дворовых, однако оба этих документа носили факультативный характер и не имели практического результата.