– Ты хочешь сказать, что он был здесь? – обращается она к наблюдающему за ней волшебнику. – И уничтожил место своего рожд…
– Конечно, был! – рявкает он. – Конечно-конечно-конечно! Заметал следы. Возможно, для того чтобы не позволить мне узнать, кто он такой и откуда. Но подумай. Разве мог он править в предельной безопасности, пока существовали дуниане? Он должен был уничтожить Ишуаль, детка. Он должен был разрушить лестницу, которая вознесла его на такую высоту!
Она не стала бы проявлять такую уверенность. Однако разве она бывает в чем-то уверена?
– Так, значит, это дело рук Келлхуса?
Старый колдун скорее ругается, чем отвечает – пользуясь языками, недоступными ей и оттого звучащими все более и более зловеще. Он кричит, размахивает руками и ходит взад и вперед.
Она крутится на месте, пытаясь охватить разрушенную крепость единым взглядом.
Во всем, что говорит Акхеймион, угадывается прикосновение истины… так почему же она не согласна с ним?
Она поворачивается к кругу обступивших их гор, пытается понять, как все это выглядит со стороны, на что похож ее отчим, мечущийся по выбеленным небесам, посреди света и ярости. Она почти уже слышит, как его голос сотрясает твердь, призывая братьев своих, дуниан…
И она вновь обращается к сокрушенным фундаментам – к Ишуали.
Злоба, понимает она. Жестокая ненависть погубила эту крепость.
Старый волшебник умолк. Она поворачивается и видит, что он сидит, припав спиной к внушительному каменному блоку, и смотрит в никуда, вцепившись в собственный лоб, терзая пальцами кожу. И каким-то образом понимает: Анасуримбор Келлхус давно перестал быть человеком для Друза Ахкеймиона – или даже демоном, если на то пошло. Он сделался лабиринтом, обманчивым в каждом дыхании, в каждом повороте. Лабиринтом, из которого нет спасения.
Но существуют и другие силы. Злые силы.
Она улавливает этот запах… душок гниения. Он доносится из-за доходящего ей до груди участка стены, хотя она понимает, что видит его источник. Стена скрывает его, но она зрит его мерзость, дугой перехлестывающую через край. Странное удивление овладевает ею… как будто она обнаружила жуткий шрам на коже очередного любовника.
– Акка… – зовет она ослабевшим голосом.
Старый колдун смотрит на нее в тревоге. Она ждет, что он не обратит на нее внимания либо же укорит, однако нечто в ее тоне останавливает его.
– В чем дело?
– Иди сюда… посмотри…
Он быстро подходит к ней – пожалуй, чересчур быстро. Она так и не смогла привыкнуть к той легкости и проворству, которыми квирри наделяет его старые кости. Все подобные напоминания смущают ее… непонятно почему.
Так опрометчиво обходиться с собственным сердцем, малыш.
Они стоят бок о бок, заглядывая в жерло огромной ямы.
Она уходит вниз под углом, но не вертикально: спереди рухнувшие с потолка обломки, пол языком спускается вглубь. Яма похожа на гигантскую нору вроде той, что ведет к хранилищам в библиотеке. Жерло ее заливает чернота, едва ли не осязаемая посреди окружающего света, пропитанная вязкой угрозой.
Ахкеймион застыл, словно оцепенев. Мимара не знает, что заставляет ее перейти на противоположную сторону. Возможно, ей просто надоели темные глубины. Однако она поднимается на гребень, за которым начинается низина, доходящая до дальнего края крепости, и обнаруживает, что вся она полна ветвей… Только это не ветви.
Кости, понимает она.
Кости шранков.
Им нет числа. Их так много, что общее количество их превысило число предметов рукотворных, сделавшись одним из оснований гор. Колоссальный уклон, широкий и достаточно мелкий для того, чтобы возле верхнего края могла проехать телега, опускающийся на десятки и десятки футов, расширяющийся подолом, уходящий в леса.
Лишившись дара речи, она поворачивается к старому волшебнику, карабкающемуся, чтобы присоединиться к ней на вершине.
Он смотрит таким же взглядом, как и она, пытаясь понять.
Горный ветер теребит его волосы и бороду, сплетая и расплетая седые, как сталь, пряди.
– Консульт, – бормочет он, стоя рядом, голос его пропитан ужасом. – Это сделал Консульт.
Что происходит?
– Сюда они побросали павших, – продолжает он.
Оком души своей она видит Ишуаль такой, какой она должна быть: холодные стены, восстающие над грудами мертвых. Но, еще внимая этому образу, она отвергает его как невозможный. Они не обнаружили никаких костей среди разрушенных укреплений, из чего следует, что стены были уничтожены еще до массового нападения.
Она пристально смотрит на колдуна.
– А как насчет битвы? – и пока она произносит эти слова, пальцы ее сами собой отвязывают кисет с пояса.
Квирри… да-да.
Колдун обращает взгляд к огромной яме, пожимает плечами без особой уверенности.
– Под нашими ногами.
Приходит ощущение прогнившей земли под ними, и ужас наполняет Мимару. Разрушенная крепость лишь кожурой прикасается к поверхности земли, понимает она. Под их ногами проложены дороги и коридоры, змеящиеся жилами, прожилками и кавернами, словно изъеденный термитами пень.
Дыра эта уходит в глубокие недра, осознает она. В бездну Кил-Ауджаса.
Мимара нервно вздрагивает и теряет равновесие, оступается и вновь обретает опору.
– Ишуаль… – начинает она, но тут же умолкает в нерешительности.
– Это всего лишь ворота, – говорит волшебник, прытью опережая понимание.
Она поворачивается к нему. Смотрит с надеждой, но он уже спускается назад по собственным следам, в глазах светится возрожденное упование.
– Конечно… – бормочет он. – Конечно! Это же крепость дуниан!
– И что с того?
– А то, что ничто здесь не есть то, чем кажется! Ничто!
Конечно.
Он быстро обошел груду битого камня и вернулся к черному жерлу ямы.
Колдун останавливается, смотрит вверх на Мимару, хмурясь и щурясь. Окружающие их руины блещут, сверкают под лучами горного солнца. Путники смотрят друг на друга через разделяющее их расстояние, обмениваясь не прозвучавшими вопросами.
Наконец глаза Акки обращаются к ее поясу, где пальцы правой руки задумчиво теребят мешочек.
– Да-да, – произносит он нетерпеливо. – Конечно.
Обновленные, они спускаются в темноту.
Она еще ощущает панику, холодные иглы страха, однако ход мыслей замедлился, как будто ей выпал отдых по окончании трудного дела. Похоже, что квирри всегда пробуждает неуместные чувства, ведет ее душу под углом к обстоятельствам. Пройденные тоннели совершенно не похожи на древние обсидиановые чудеса, которые они исследовали в Кил-Ауджасе, но тем не менее они такие же. Залы, спасающиеся от солнца. Шахты, погружающиеся в черноту. Могилы.