Великая Ордалия - читать онлайн книгу. Автор: Р. Скотт Бэккер cтр.№ 24

Солнце светило ярко, однако воздух уже нес в себе торопливый холодок, принадлежащий более позднему времени года. С Андиаминских высот ей могло казаться, что все следует знакомым по прежним временам путем. Но здесь было не так. Она успела забыть то чувство, когда смотришь на полные опасностей дали, когда стоишь на самой границе действия своей власти. Здесь кое-кого казнили за пренебрежение, проявленное к ее роду; a там, за стенами, другого убили за неправильное произнесение ее имени.

Оценки по-разному определяли численность войска Фанайала. Финерса утверждал, что падираджа-разбойник привел с собой не больше двадцати – двадцати пяти тысяч кианцев и еще пятнадцать тысяч всякого сброда, начиная от изгнанных фаним некианцев до пустынных разбойников – по большей части кхиргви, интересующихся только грабежом. Если бы Момемн располагался на обращенной к морю стороне равнины, посчитать их число было бы несложно, а здесь, быстро перемещаясь среди окрестных холмов, фаним могли осаждать город, не особо раскрывая численность войска и его диспозицию. Имперским математикам приходилось действовать, опираясь лишь на слухи и число далеких костров. Пользуясь старинной методикой, постоянно усреднявшей самые свежие оценки с результатами прежних подсчетов, они заключили, что фаним насчитывается около тридцати тысяч, что существенно меньше сорока пяти тысяч, на которых настаивал начальник тайной службы.

С учетом того, что сама Эсменет располагала для защиты столицы всего восемью тысячами обученных воинскому делу душ, обе оценки не вселяли в нее надежды – особенно если учесть слухи о том, что стены Иотии обрушил кишаурим. Ее доверенный визирь, Вем-Митрити, стоявший в своем объемистом черном шелковом облачении в нескольких шагах от нее, брызгая слюной, клялся и божился, что ей нечего опасаться. Сами брызги, впрочем, свидетельствовали об обратном. Пылкие страсти всегда были грехом дураков, a война, как и азартная игра, дураков любит.

Вид приближающегося отряда фаним зацепил ее, a потом она увидела стяг – белый конь на золотом фоне под двумя скрещенными ятаганами Фаминрии. Прославленный штандарт койяури.

– Какая опрометчивая отвага, – заметил экзальт-генерал.

И владыку фаним, Фанайала аб Каскамандри.

– Сам падираджа! – донесся до ее слуха чей-то голос с парапета башни над головой.

Это меняло все.

– Так, значит, он действительно хочет переговоров? – спросила Эсменет.

Слева раздался голос Финерсы:

– Бог в том и другом случае даровал нам сказочную возможность, благословенная.

Она повернулась к Антирулу, при всем своем боевом опыте задумчиво смотревшему за стены, выпятив губы так, словно собирался лузгать семечки передними зубами.

– Согласен, – произнес он, – хотя сердце мое протестует.

– Вы хотите убить его, – сказала она.

Экзальт-генерал метрополии наконец перевел взгляд на нее. Эсменет видела, что он одобряет ее нерешительность, – почти в той же мере, как возражал против нее Финерса. Не потому ли, что она женщина, сосуд, созданный для того, чтобы давать то, что берут мужчины?

– Представь себе, сколько жизней ты сбережешь тем, что снимешь с него шкуру! – воскликнул Финерса, обращаясь, как часто случалось, к ее затылку, что свойственно людям, принимающим обиду за проявление разума.

Так или иначе он становится слишком фамильярным.

Вместо ответа она повернулась к своей дочери, покорно – слишком покорно, вдруг подумала Эсменет, – стоявшей в шаге от обступивших ее мать мужчин.

Тряхнув льняными волосами, девушка невозмутимо посмотрела на мать. К ровному рокоту барабанов добавился грохот копыт.

– Я поступила бы так, как поступил бы отец.

– Да! – вскричал Финерса, почти полностью забыв про сдержанность.

Глава ее шпионов страшится, поняла Эсменет. Он по-настоящему испуган…

И отметила, что сама она ничего не боится.

Это приглашение на переговоры было не чем иным, как ловушкой, из тех, на успех которых не рассчитывали сами фаним, во всяком случае ее имперские последователи хотели бы, чтобы она поверила в это. У войны свой джнан, свой этикет, в котором неумение дать врагу возможность выставить себя дураком само по себе уже неудача. Фанайал просто забросил ей, как говорится, «пустой крючок», рассчитывая, что она вдруг сглотнет его.

В конце концов, она же женщина.

Однако теперь получалось, что Фанайал предоставляет ей возможность сделать то же самое. А это означало, что приглашение не рассчитано на то, чтобы убить ее. И в свой черед указывало, что сам он едет не для того, чтобы погибнуть, то есть Фанайал аб Каскамандри, прославленный падираджа-разбойник, действительно хочет о чем-то договориться.

Но зачем?

– Приготовьтесь, – сказал она Антирулу. – Мы убьем его после того, как выслушаем.

Мысль о необходимости убийства смутила ее на мгновение – не более того. Дым все еще поднимался столбами над горизонтом со стороны холмов. Пока еще никто не знал, какого рода разрушения там творятся, но понятно было, что разрушения эти мерзки и огромны. Она убьет Фанайала, убьет здесь, а потом изгонит его презренный народ за пределы всего и вся. Она утопит Каратай в крови его собственных сыновей, чтобы ее сыну никогда не пришлось снова страдать от них…

Она сделает это. Эсменет ощущала это с беспощадной уверенностью. После стольких лет кровопролитий, устроенных ее мужем, она имела право на собственную меру чужой крови.

Эсменет вспомнила о Нарее, и веки ее затрепетали.

– Когда я скажу два слова: истина сверкает… – обратилась она к своему блистательному экзальт-генералу метрополии. И посмотрела на фаним, как бы ожидая с их стороны некоего мистического подтверждения. Дыхание ее, все это время чудесным образом остававшееся непринужденным, напряглось, так как пустынные всадники уже почти завершили свой путь… – тогда убейте его.

Примерно три десятка всадников врассыпную преодолели последнюю берму, а потом пустили коней рысью по дороге. В соответствии с обычаем своего народа они отращивали длинные усы и носили конические шлемы. Внешне они казались дикарями – едва ли не скюльвендами – в своих собранных из разных краев доспехах. Некоторые могли похвастать блестящими сворованными хауберками, панцири других были выкрашены темной краской перед трудной дорогой. Жилистые кони явно изголодались, ребра тигриными полосами проступали на их боках. Они гнали коней, сказал Антирул, это означало, что животные были утомлены, по словам того же Антирула. Неудача… неспособность взять штурмом Момемн, когда существовала такая возможность, ясно читалась на их лицах.

Фаним разъехались пошире, насколько это позволяли рвы, а потом перешли на полный галоп – несомненно, рассчитанная бравада, тем не менее производившая впечатление.

Трепет воспоминаний о Шайме пронзил ее обликом кидрухиля, сраженного в ослепительной каллиграфии Напевов Акхеймиона. Разбойники прогрохотали к маленькому столику, превратившись в тени башен в темную продолговатую массу. Поднятая копытами пыль закружилась вокруг лошадиных ног. Эсменет была настолько уверена, что всадники опрокинут столик, что начала бранить их еще до того, как они осадили коней и несколько хаотично, но одновременно остановились. Огромное, но неплотное облако пыли поднялось перед всадниками, угрожая перехлестнуть через бойницы, у которых она стояла, однако вечный ветер, дующий от Менеанора, немедленно утащил его в глубь суши.