– Мы обретем себя и найдем дорогу назад, – сказал Юэн Себу, и кто-то за его спиной в припадке преданности воскликнул:
– Да!
Вскоре Себ обнаружил, что держит над головой, как драгоценный сосуд, свою любимую салатницу. Она до краев была наполнена черной землей, чтобы Себ мог время от времени пополнять содержимое ботинка Юэна. И каждый раз процессия замедляла свой ход и останавливалась у кирпичной стены, пока Юэн рисовал свои граффити.
На пороге комнаты, где мигал свет, Юэн наклонился и затянул ремень вокруг шеи Себа. Затем втащил его в мерцающее пространство, где звуки слышались задом наперед. Себ не чувствовал своих ног: они как будто были парализованы. Он ощущал лишь, как их пронзали тысячи иголок и булавок. Его проволокли по полу, который вонял, как грязная обезьянья подстилка в жаркий день в зоопарке.
Плача от желания достичь мерцающего света, он вдруг обнаружил, что скользит вниз по этой грязной трубе. Он вернулся в самое начало пути и с фанатичным упорством опять пошел вперед по скользким кирпичам.
Время от времени там, наверху, кто-то вскрикивал, кто-то, повиснув вверх ногами, тянул к нему длинные руки. Сквозь толпу тонких бормочущих людей Себ продолжал двигаться к свету.
Конец кошмара был ужасен, хотя и без особых зрительных спецэффектов. Себ проснулся с ощущением, что его тело только что было подвешено в темной пустоте, где не существовало силы притяжения. Он висел вверх ногами, и что-то приближалось к его ступням. Оно походило на гигантский рот, готовый проглотить его целиком. Себ начал выкручиваться и едва не свалился с кровати.
Себ проснулся весь в слезах, сел, ему не хватало воздуха. Он был слишком напуган и возбужден, чтобы спать дальше. Фрагменты сна, врезавшиеся в его память, поражали своей яркостью.
Он чувствовал, что там, внутри этого мерцающего света, были его отец и мать. Звали ли они его? Он не был в этом уверен, когда проснулся, но чувствовал их присутствие, и это чувство заставляло его тосковать по мерцающему свету с такой силой, что именно она вырвала его из ночного кошмара. Несколько минут он сидел, плохо соображая, что с ним и где он находится. Потом воспоминания о прошлом вечере стали постепенно возвращаться. Он ненавидел себя за то, что позволил трусости взять над собой верх.
Себ взглянул на часы. Было два часа дня.
Как?
Последние несколько недель вконец измотали его. Он попытался объяснить свой ночной кошмар тем, что сейчас как никогда остро ощущал себя жертвой. Этим объяснял он и клаустрофобию, что преследовала его в этих снах. И все больше и больше винил во всем Юэна. Юэн глубоко проник в его жизнь. Он засорял не только его дом, но и его сознание. И это было только начало. Первый круг ада. Юэн больше не отпустит его ни днем ни ночью.
Себ спустил ноги с кровати.
Он вышел из своей комнаты и остановился. Над головой слышались звуки шагов. Шарканье и топот, перемежающиеся с тихой болтовней телевизора.
Тихонько скрипнула и с глухим ударом захлопнулась дверца буфета. Щелкнул выключатель. Из-под сломанного кольца банки с шипением стал выходить газ. Громкость телевизора прибавили настолько, что картина на стене в коридоре завибрировала. Что-то тяжелое упало на пол гостиной, закачалось и покатилось.
Себ поднялся наверх, продираясь сквозь облако хорошо знакомых запахов скотного двора, мочи, разложившихся на солнце моллюсков и давно немытого тела. Что-то еще связывало все эти запахи воедино: нечто, напоминающее запах горелых костей.
Он закашлялся от вони, но легче не стало. Весь дом пропитался этим зловонием. Оно сочилось из гостиной, которую оккупировал Юэн, и наверняка уже заполнило и кухню, и рабочий кабинет.
Он представил себе, что будет чуять этот запах повсюду, что все его вещи неделями будут вонять Юэном, и его передернуло от отвращения. Так же было и в Лондоне. Его запах впитался в обивку мебели, проник в содержимое комодов и платяных шкафов, доносился с каждой книжной обложки и с каждой мелочи, стоящей на полке. Этот запах преследовал Себа еще много недель после того, как он съехал.
Юэн не должен больше здесь оставаться. Нужно бежать в город и снять деньги. Возможно, придется арендовать комнату для Юэна и платить за нее, пока Себ не узнает, что ему нужно. Один платеж – и все будет как в Лондоне. Он ненавидел себя за эти лицемерные попытки уладить все миром, но не видел другого способа избавить свой дом от этой вонючей угрозы.
Необходимо было все хорошенько разузнать, проконсультироваться с юристом по поводу получения запретительного ордера, добиться которого, наверное, будет не так-то просто. Придется привлекать полицию и суд. Может быть, появление полиции достаточно напугает Юэна, и он перестанет являться. Хотя Юэн отчасти был во многом прав. Его угрозы не были пустыми словами, и Себ пока с трудом представлял себе, как объяснить полиции суть своего заявления и не показаться им сумасшедшим.
На лестнице второго этажа Себа неожиданно прошиб пот. Он услышал, как на кухне над его головой ревет бойлер. Центральное отопление было включено. Свет горел во всех комнатах третьего этажа, кроме гостиной: здесь сквозь приоткрытую дверь были видны лишь отблески телевизионного экрана.
Себ ворвался в гостиную, и на мгновение у него закружилась голова. Телевизор то ярко вспыхивал, то тускло мерцал в темноте. Дикие вопли разрывали колонки так, что трясся пол. Себ каждой клеточкой ощущал эту сумасшедшую вибрацию.
Телевизор показывал музыкальный канал «Scuzz»
[24].
Стоял теплый солнечный день, но балконные двери были наглухо закрыты, а жалюзи опущены.
Крепкий запах спиртного и фастфуда успешно конкурировал со всеми остальными ароматами. Себ закашлялся, и его чуть было не стошнило.
Во мгле в дальнем конце комнаты в его любимом кресле развалилась долговязая фигура Юэна. Ботинок с одной ноги был снят, а сама ступня лежала на колене другой ноги. Экран телевизора сверкнул яркой белизной, и Себ увидел весь ужас этой отвратительной сцены.
Оскалив свои желтые зубы и сморщив нос, Юэн сосредоточенно двумя грязными когтями расчесывал псориазные бляшки на подъеме стопы.
– О боже, – пробормотал Себ, когда его собственная нога наткнулась на пустую банку из-под пива. Он отфутболил ее к двум другим, валяющимся около тумбочки, и автоматически отметил, что это были банки из-под очень крепкого сидра – такой в его холодильнике не водился.
Мысли путались в голове. С трудом сконцентрировавшись, он нашел на кофейном столике пульт и убавил звук до минимума.
Юэн натянул на ногу останки черного носка.
– Чешется, – пожаловался он.
– Неудивительно, – констатировал Себ.
Когда они вместе снимали квартиру, Юэн всегда считал гостиную своей территорией. Он подолгу сидел у телевизора почти вплотную к экрану, как ребенок, которому никогда не говорили, что так делать нельзя. Теперь, казалось, все возвращалось на круги своя. Юэн вновь пытался превратить гостиную в жалкое подобие своей старой спальни в переулке Уилдинг. Обитель хаоса.