– Вы живете здесь постоянно? – с интересом
спросила Офелия.
– Да. Уже почти десять лет.
– Должно быть, зимой тут довольно одиноко, –
поспешно проговорила она, так и не решив, уйти ей или остаться. У нее было
такое чувство, что эта часть пляжа принадлежит только ему, как мастерская –
художнику.
– Местечко тихое, но мне нравится.
Почти все обитатели близлежащих коттеджей приезжали сюда
только на лето. Конечно, были и такие, кто, подобно Мэтту, жил тут круглый год,
но, когда лето кончалось, их оставалось немного. Зимой поселок выглядел
вымершим. Мэтт тоже производил впечатление довольно одинокого человека, но,
казалось, его это ничуть не огорчает. Похоже, что он живет в мире и согласии с
самим собой. Один из тех чудаков, кто предпочитает «вариться в собственном
соку», как говорят французы, решила Офелия.
– Вы часто ездите в город? – спросила она.
Этот человек заинтересовал ее, теперь она понимала, почему
он сразу понравился Пип. Не слишком общительный, он, однако, принадлежал к
числу тех, с которыми всегда легко.
– Почти никогда. Да и зачем? У меня было свое дело, но
я продал его десять лет назад и переехал сюда. Сначала я думал, что ненадолго…
так, что-то вроде короткого отпуска. А потом решил остаться здесь.
Продав свое рекламное агентство, когда дела его шли в гору,
Мэтт понял, что может позволить себе жить, как ему хочется, даже после развода
с Салли. А небольшое наследство, полученное после родителей, только укрепило
его в своем решении. Все, о чем он мечтал тогда, – это отдохнуть
годик-другой, прежде чем заняться чем-то еще. Но потом его бывшая жена
переехала в Новую Зеландию, и он раз за разом мотался туда, чтобы повидать
детей. Через четыре года он оставил свои попытки, но к этому времени у него
окончательно пропало всякое желание заняться чем-то еще. Теперь он хотел только
одного – писать. За прошедшие годы у Мэтта было несколько персональных
выставок, но он решил, что с него хватит. Он больше не чувствовал желания
показывать свои работы – только рисовать.
– Мне тут нравится, – тихо поведала Офелия,
опустившись на песок в нескольких ярдах от него – достаточно близко, чтобы
видеть картину, и в то же время достаточно далеко, чтобы не мешать ему.
Ни ему, ни ей не хотелось казаться навязчивым. Так же как и
Пип, Офелия долго сидела молча, наблюдая за работой Мэтта. Прошло довольно
много времени, прежде чем Мэтт решился прервать затянувшееся молчание.
– Детям тут хорошо, – задумчиво проговорил он,
вглядываясь в свою работу и снова переводя взгляд на разъяренный океан. –
Да и потом здесь безопасно – они могут целый день бегать по берегу. Жизнь тут
куда проще, чем в городе.
– Мне тоже это нравится. Можно уехать ненадолго и
оставить Пип одну. И.ходить никуда не надо. Тут хорошо.
– Мне тоже нравится. – Мэтт улыбнулся ей.
Ему очень хотелось знать об этой женщине как можно больше.
Мэтта снедало любопытство. Конечно, кое-что рассказала ему Пип, и, однако,
Офелия заинтересовала его. Чувствовалось, что жизнь бьет в ней ключом, но этому
странно противоречил ее вечно затравленный взгляд и постоянная печаль, которая
просто бросалась в глаза.
– А вы работаете?
Он почему-то был уверен, что нет. Накануне она ни словом не
упомянула об этом, а Пип ничего не рассказывала.
– Сейчас нет. Когда-то раньше работала. Мы тогда еще
жили в Кеймбридже. А потом переехали сюда, родились дети, и я бросила работу.
Моего заработка явно не хватило бы, чтобы платить няне, так что какой смысл? А
в Гарварде я работала лаборанткой в лаборатории биохимии. Мне это нравилось.
Работу лаборантки подыскал ей Тед, когда она еще продолжала
мечтать о медицине. Но прошло немного времени, и об этих планах пришлось
забыть. Впрочем, ее главной и единственной мечтой всегда был Тед. Он и дети
стали для нее всем миром.
– Звучит неплохо. А вы не думали о том, чтобы вернуться
к своим планам? Я имею в виду медицинский колледж?
Офелия грустно рассмеялась в ответ.
– Для этого я слишком стара. Колледж, ординатура,
диплом… к тому времени, как я смогу приступить к практике, мне стукнет
пятьдесят.
Теперь ей было сорок два, и все ее прежние мечты о медицине
давно уже развеялись как дым.
– Ну и что? Не вы первая, не вы последняя. Это даже
забавно.
– Да уж, действительно забавно! Но я была счастлива
просто в качестве замужней женщины.
Во многом она по-прежнему оставалась француженкой. Офелию
вполне устраивала роль «второй скрипки». Правда, сама она называла себя
«группой поддержки», и, в сущности, так оно на самом деле и было. Именно
поэтому их брак продержался столько лет. Тед нуждался в ней, она выполняла роль
связующего звена между ним и внешним миром. Офелия – единственная, кто поддерживал
его в черные дни. И вот теперь она осталась одна, и вокруг никого, кто бы
сделал то же самое для нее, – кроме Пип.
– Я думала о том, чтобы подыскать себе работу. Нет,
если честно, то об этом думают другие. В основном– те, с кем я занимаюсь в
группе. Ну и моя близкая подруга, конечно. Они считают, что мне нужно
отвлечься. В конце концов, Пип целый день в школе, а у меня не так уж много
дел.
Теперь, когда Теда и Чеда больше нет, ее миссия окончена. С
Чедом, с его вечными приступами раздражительности было столько проблем, что
Офелии приходилось крутиться как белка в колесе. Да и Тед требовал постоянного
внимания. А вот Пип – нет; она весь день была занята – днем в школе, а конец
недели девочка обычно проводила с приятелями. С самых первых дней она – удивительно
самостоятельная и независимая личность. И вот сейчас Офелия чувствовала, что
потеряла не только семью и любимое дело.
– Да и потом – чем мне заняться? У меня ведь нет
никакой профессии, – задумчиво проговорила она.
– А что вас интересует? – живо спросил Мэтт,
украдкой бросив на нее взгляд. Он продолжал рисовать, и Офелии это почему-то
нравилось. Благодаря этому у нее не возникало чувства, будто ее допрашивают. Ей
было легко и приятно рассказывать ему о себе – так же как раньше Пип.
– Забавно, но я давно уже не занималась тем, что бы мне
хотелось делать. Понимаете… дом, муж, дети. А Пип нуждается во мне гораздо
меньше, чем муж и сын.
– Зря вы так думаете, – негромко бросил Мэтт. Ему
очень хотелось открыть ей глаза, сказать, какой одинокой чувствует себя ее
дочка, но он не решился. – А как насчет того, чтобы поработать
добровольцем в какой-нибудь благотворительной организации?
Дом, который они здесь снимали, и собственный самолет мужа
наводили на мысль, что в деньгах они не нуждаются.
– Я об этом уже думала, – кивнула Офелия.
– Раньше я вел уроки живописи в интернате для
психически больных детей. Это потрясающе, уверяю вас. Мне Кажется, это лучшее,
что я делал в своей жизни. Правда, не я их учил, а они меня. Учили терпению,
мужеству, любви к жизни. Но потом я переехал сюда, и с уроками было покончено.