— Серёжа… Серёжа! — шепчу я сдаваясь.
— Да… еще скажи… теперь верю!
Я безвольная, бестолковая тряпка. Но я не могу его тормозить. Потому что каждый раз с ним — это мой последний настоящий раз. А после — ничего не предполагается. Только терпеть опостылевшие руки Глеба! Если не узнает… а если узнает…
Не хочу я сейчас об этом! Хочу еще один «последний раз», нацеловаться с ним до жжения кожи на лице и горящих губ! Мы впиваемся друг в друга с тихими стонами! Сминает мои губы своими, медленно, изучающе ласкает меня языком. Я растворяюсь в его запахе, вкусе…
Останавливается.
— Как это вышло?.. — шепчет он мне в губы. — Я не стал бы так косячить.
— Косячить? — опускаю взгляд, его слова рвут все мои струны внутри, на которых он так умело играет.
— Я на службе не трахаю жён коллег, в отделе которых провожу служебное расследование! — зло. — Как это могло произойти, Анастасия Андреевна? Я, блять, не понимаю!
— Всё, отойди, — сводит у меня в груди от его тона.
— А потом оказываюсь в больнице, в её отделении с потерей памяти. Потому что «случайно упал»!.. Какое интересное приключение!
Отталкиваю, давя двумя руками ему в грудь. Но он как скала. Обессиленно сдаюсь.
Давай, вспоминай уже! Все равно мне наслово не поверишь, фээсбешник… Никому вы не верите.
— Какова твоя роль в этом всем, м? — с прохладой в голосе.
— А какие версии, Сергей Алексеевич? — прорывается изнутри меня обида.
Пожимает плечами.
— Версий немного, Настя. И все неприятные.
«Знаю я какие у тебя версии», — горько сглатываю я.
— Муратов под тебя будущую жену подложил? — зло усмехаюсь я. — Такие версии?
— Жену… — оскаливается он, слегка сжимая кистью моё горло и вдавливая меня в дверь. — Была такая версия. Но отмел за неправдоподобностью. Не вписывается… Такую жену подкладывать — надо полным кретином быть. А кретин не может отделом руководить. Да и к тому же, она тайком переставляет мне в капельнице лекарства… руки целует… и нянчиться как с родным, пока я «в отключке». Явно уж не по распоряжению Муратова, да? Непрофессионально… Муратов бы неуправляемую шлюху не подложил бы.
Не давая увернуться, грубо впивается мне в рот.
— Пошел к черту! — уворачиваясь, припечатываю ему по щеке. — Не смей меня так трогать!
— Что и требовалось доказать!
Делает шаг назад, убирая от меня руки. Протирает ладонями лицо.
— Извини за грубость. Почему детокс поставила, Настя?
— Показалось Вам…
— Ложь. Как мы с тобой пересеклись?! — жестко и требовательно.
— В поезде, — отворачиваюсь. — Просто… случайный секс.
— Ложь!! — рычит, злясь еще сильнее. — В поезде другая была женщина! Ольга. Зачем врёшь?! — задирает моё лицо. — Я же всё равно тебя вспомню!
Как я устала, Господи…
— Я тебя и так помню, — гладит губами мои. — Я даже помню, как это — быть внутри тебя. И нежности твои помню… и голос… и запах… После случайного секса помыться хочется, а я тобой пропитаться хочу насквозь. Так со случайной женщиной не бывает. Ну что ты плачешь?? — срывается его голос.
Я плачу? Слёзы и правда текут по щекам. Я как оголенный нерв, а он то бьётся, то ласкает.
— Не надо плакать… дай мне вспомнить всё… — снова вжимает меня в стену, подхватывая под бедро, раскрывает, впечатываясь в меня эрекцией.
Удивлённо опускаю взгляд вниз.
Господи, майор… в тебя столько дихлофоса сегодня влили, он не может стоять!.. Но он стоит. И вдавливается в меня снизу, кружа голову. Но это же невозможно!.. Фантастика, черт его возьми!
Закрываю глаза, закидывая голову и подставляя шею под его губы.
— Вспоминай…
Глава 31. Только я…
Не хочу торопиться. Мне не физика сейчас важна… От ее близости мои пустые дежавю становятся гораздо плотнее. Прижавшись к её губам, расстегиваю белый халатик. На груди он натянут. Пуговица вылетает из паза от одного только прикосновения к ней и Настиного глубокого вдоха.
В полной тишине — только наше шумное дыхание.
Медленно обвожу пальцем горошину соска, выделяющуюся под тканью.
Меня раздваивает в восприятии.
С одной стороны все очень остро и горячо, словно в первый раз между нами. И в то же время, так близко и трепетно… словно с родной женщиной. Замираю, стараясь вырвать у отказавшей памяти хоть какие-то детали!
— Скажи мне что-нибудь…
— Что?..
— Чтобы я вспомнил…
— Мне хочется кофе… Объятий…
— И синего моря… — киваю я.
Откуда я знаю этот стих?
— На кухне сидеть о политике… — дергаются ее губы в короткой горькой улыбке.
— Споря… — синхронно произносим мы.
Навеянное чувство домашнего уюта, тепла, праздника и любимой женщины оглушает. И сначала я взлетаю до небес от восторга и целостности. Но потом обрушиваюсь вниз, разбиваясь об чувство глубокой невыносимой болезненной тоски. От мысли, что через пару дней я уеду… открою дверь в свою квартиру… зайду на пустую кухню… и Настя она останется как эпизод где-то в прошлом. И вот этого всего не будет — кофе, объятий, свечей и почему-то толстого урчащего кота!..
— Настя…
— Ты называл «Любимая»… — шепчет она срывающимся голосом.
Все вдруг рассыпается от наполняющего грудь чувства и опять пытается собраться в конструкцию из стертых неподходящих друг другу пазлов.
— Поехали со мной, Насть?..
— Господи… — тихо рыдает она, крепко обнимая меня за шею и зацеловывая челюсть, скулу…
Поднимаю ее под бедра. Уношу на диван, усаживая верхом на себя.
— Любимая?… — пробую прочувствовать этот эпитет обращенный к ней.
И он очень хорошо и искренне ложится.
— Ты же поедешь, правда?… Я тебя увезу… — я как пьяный абсолютно не могу контролировать то, что очень хочется сказать. Хотя обычно, я могу это легко, даже если в дрова! А сейчас просто не хочу.
Из моей жизни словно вырвали год, что мы вместе прожили с Настей! Прожили по-разному: клялись друг другу в любви, ссорились, мирились, спорили, тонули в сексе… Стёрли начисто! Оставив только многогранные глубокие чувства.
Меня как будто обокрали. Самое ценное, что можно украсть у человека это близкие. И у меня украли Настю. Но ведь этого года не было! Но я чувствую — мой человек, моя женщина, часть меня!
— Послушай, — шепчу ей в губы. — Я не могу уехать быстро, мне нужно передать дела… Но… Я прошу тебя… не возвращайся к нему… Почему ты до сих пор с ним, если у тебя уже был… есть я?!