Они допили кофе, Джон встал и оглядел комнату:
– Тебе здесь нравится, Дафна? Здесь очень уютно.
– Да. Иногда я подумываю, не остаться ли здесь
навсегда.
Она улыбнулась и пригляделась к нему. Он был очень
привлекательным мужчиной даже в свои пятьдесят два.
– Почему ты хочешь здесь остаться? Ради себя или ради
Эндрю?
Дафна хотела сказать, что не знает точно, но на самом деле
она знала. Причина была в нем, и он увидел этот ответ в ее взгляде.
– Тебе надо в ближайшее время вернуться в Нью-Йорк,
голубушка. Не растрачивай здесь свою жизнь ради ребенка. Ты должна вернуться к
людям твоего круга, работать, встречаться с коллегами, друзьями. По-моему, ты
все эти годы провела в каком-то летаргическом сне, и знаешь что? Не теряй зря
время. А то однажды проснешься такой же старой, как я, и будешь жалеть, что
угробила собственную жизнь. Ты достойна большего, я же это вижу.
Дафна посмотрела ему в глаза. В ее взгляде была боль утрат,
боль прошлого.
– У меня нет такой уверенности. Я не ставлю перед собой
какие-то невероятные цели, не собираюсь создавать какие-то бессмертные
творения, не мечтаю о карьере. Почему я не могу быть счастлива здесь?
– Ну и чем ты будешь заниматься? Навещать Эндрю?
Цепляться за него, в то время как ты должна предоставить ему свободу? Ходить по
темным проселочным дорогам, если сломается машина? По субботам ужинать в
«Австрийской гостинице»? Одумайся, я не знаю всех обстоятельств твоей жизни, но
я и так вижу, что ты заслуживаешь лучшей участи.
– Разве? Почему?
– Потому что ты очень толковая и чертовски хорошенькая.
Независимо от того, хочешь ты это принять к сведению или нет.
Дафна покраснела, а Джон улыбнулся ей и потянулся за
курткой:
– Ну ладно, я утомил тебя своей болтовней, пора и честь
знать, пойду-ка посмотрю, как дела у тех ребят, что чинят твою ось.
– Это совсем не обязательно.
Дафне не хотелось, чтобы он уходил. С ним ей было хорошо и
спокойно. А теперь она опять останется одна. В течение пяти лет это ее не
заботило, а теперь вдруг стало беспокоить.
Но Джон улыбнулся ей от двери:
– Я знаю, что это не обязательно, но я так хочу. Вы мне
нравитесь, Дафна Филдс. – Помолчав, он вдруг спросил: – Можно тебя пригласить
как-нибудь вечером на ужин в гостиницу? Я обещаю, что не буду читать нотаций и
произносить речей, просто меня всегда огорчает, когда вижу, что симпатичные
молодые женщины губят свою жизнь.
– Я с удовольствием поужинаю с тобой, Джон.
– Отлично. Остается только это выполнить. – Он на
мгновение задумался, потом улыбнулся ей: – Может, завтра вечером? Не
возражаешь?
Дафна медленно покачала головой, задавая себе вопрос, что же
она делает, кто этот мужчина и почему ей так хочется ближе с ним познакомиться,
быть с ним.
– Очень хорошо.
– Я заеду за тобой в шесть тридцать. Время деревенское.
Джон кивнул ей, улыбнулся, легко шагнул через порог и тихо
прикрыл за собой дверь, а Дафна стояла и смотрела на него в окно. Он помахал ей
из кабины, выруливая на дорогу, гравий заскрежетал под колесами, и грузовик
скрылся. Она долго стояла, глядя на пустую дорогу и пытаясь понять, куда
устремилась ее жизнь и кто на самом деле Джон Фоулер.
Глава 8
Вечером в субботу Джон приехал ровно в шесть тридцать.
Сверху на нем был тот же полушубок, но под полушубком – рубашка с галстуком,
пиджак и серые слаксы. Одежда не была ни безупречно скроенной, ни дорогой, и
все же на его могучей фигуре смотрелась хорошо. Дафну тронуло, что он
принарядился, собираясь с ней на ужин. В нем было этакое старомодное рыцарство,
которое ей, безусловно, нравилось.
– Боже мой, Дафна, ты выглядишь очаровательно.
На ней была белая юбка и голубая водолазка, почти под цвет
ее глаз, а сверху – короткая мерлушковая шубка, которая делала ее похожей на
карликового французского пуделя. Все в ней было миниатюрным и изящным, и все же
в этой женщине чувствовалась какая-то внутренняя сила, совсем не вязавшаяся с
ее комплекцией. Волосы у нее были собраны в простой пучок, Джон посмотрел на ее
прическу с интересом и застенчивой улыбкой:
– А ты когда-нибудь носишь распущенные волосы?
Дафна на мгновение задумалась и покачала головой:
– Нет, в последнее время нет.
Она их носила распущенными при Джеффе, они спадали ниже
плеч. Но это была часть другого времени, другой жизни, ее женственность была
нужна другому мужчине.
– Я бы хотел увидеть их распущенными.
Он заглянул ей в глаза и с мягким смешком произнес:
– Я питаю слабость к красивым блондинкам, предупреждаю
тебя.
Но несмотря на его шутки и очевидный интерес в глазах, с ним
она чувствовала себя в безопасности. Это качество Дафна заметила еще раньше.
Может, это было связано с его мощью, а может, с почти отеческим отношением к
ней – во всяком случае, она знала, что может рассчитывать на его заботу. Но в
ней самой теперь тоже появилась новая черта. Дафна знала, что может
позаботиться о себе сама. Когда она выходила за Джеффа, у нее не было такой
уверенности. Этот же мужчина не был ей необходим. Он ей просто нравился.
Джон привез ее в «Австрийскую гостини??у». Чета Обермайеров,
казалось, была удивлена, видя их вместе, и особенно старалась угодить. Дафна и
Джон входили в число их любимых клиентов, и, когда на кухне возникла небольшая
передышка, Хильда с заинтригованным видом обратилась к мужу:
– Как ты думаешь, где они могли познакомиться?
– Не знаю, Хильда. Да и не нашего это ума дело, – мягко
упрекнул ее Франц.
Но ее любопытству и удивлению не было предела:
– Ты понимаешь, что он не приходил к нам ужинать с тех
самых пор, как умерла его жена?
– Хильда, разве ты не понимаешь, что нельзя так говорить?
Они взрослые люди и делают то, что им нравится. И если ему хочется пригласить
симпатичную женщину на ужин, что в этом такого?
– Я же не сказала, что это плохо! По-моему, это
великолепно!
– Вот и отлично. Тогда отнеси им кофе и заткнись.
Он легонько шлепнул ее по заду и вернулся в зал посмотреть,
не нужно ли чего гостям. Франц увидел, что Джон и Дафна беседуют за кофе: он
рассказывал ей что-то забавное, а она смеялась, как маленькая девочка.
– И что ты им тогда сказал? – весело спросила Дафна.
– Что раз они не могут руководить лесоразработкой, им
надо руководить балетом. И представь себе, через шесть месяцев они продали это
дело, смотали удочки и приобрели какую-то балетную труппу из Чикаго. – Он
покачал головой, а в глазах у него все искрились смешинки. – Вот дурачье-то!