Проклятая комната - читать онлайн книгу. Автор: Мирей Кальмель cтр.№ 36

Некоторое время все ели молча, но врачи, не выдержав, возобновили словесный поединок после оброненной фразы:

— Надо пустить ему кровь!

— Глупее не придумать! — восстал Вакмон дю Пюи против Альберика, который резко встал.

— Вы сам глупец! Вся знать доверяет мне, и никто еще не жаловался.

Жан Турон язвительно заметил:

— А тот, кто и захотел бы, не смог бы этого сделать после ваших манипуляций.

— С меня достаточно! — взвыл Альберик де Лион. — Я больше не могу выносить ваши поношения и глупость!

Он потрясал скрюченным пальцем над столом, его толстые побагровевшие щеки тряслись.

Гук тоже встал и еще раз призвал их к тишине. Но уязвленный Альберик де Лион уже вылез из-за стола, проскрипев, что немедленно уезжает и его гонорар будет соизмерим с его недовольством!

Он, ругаясь, направился к двери, а Антуанетта устало вздохнула. Когда он вышел, она с досадой посмотрела на двух оставшихся, с удовольствием попивающих молоко из глиняных кружек.

— Уже и не знаю, мессиры, кому из вас верить, — разочарованно сказала она. — Я рассчитывала на вашу известность для разрешения этой загадки, надеялась, что вы сумеете объединить ваши знания. А вместо этого вы используете средства, которые, как мне кажется, не улучшают состояние больного.

Жан Турон легонько кашлянул и отставил кружку. Вид у него был смущенный, как и у его потупившегося собрата.

— Все дело в нашем бессилии, дама Антуанетта. Ни один из нас не знает, от какой болезни страдает ваш супруг. Классическое лечение не помогает — напротив, с каждым днем его состояние ухудшается. В спорах мы уподобляемся большим детям, и все же Вакмон и я убеждены, что еще одно кровопускание окажется роковым. Так что мы категорически против предложения Альберика. В этом мы с Вакмоном единодушны и будем отстаивать нашу точку зрения. Должен признаться вам, как это ни прискорбно, что только Бог может спасти этого больного.

— Увы, дама Антуанетта. Я полагаю, что в нынешнем положении сеньору Франсуа нужнее священник. Как только буран стихнет, мы уедем. Нас ждут другие больные. А вашему, боюсь, уже никто не поможет.

После этих слов медики встали из-за стола, наклоном головы попрощались с Антуанеттой, потом с Гуком и Филиппусом, молча слушавшим их, и покинули зал.

Антуанетта все еще сомневалась, хотя радоваться было рано. Слишком свежи были в памяти события прошлого месяца, когда умирающий Франсуа ожил. Она не могла позволить себе заранее хоронить его. Ведь он, несмотря на слабость, находился в полном сознании и даже отдавал распоряжения.

Сидящие за столом молчали. Тишина нарушалась лишь приходами и уходами Альбери, убиравшей со стола. Филиппус отдался своим мыслям. Одна его часть сгорала от желания тут же приступить к изучению этого безнадежного случая, другая необъяснимо призывала к осторожности. А Филиппус всегда прислушивался к голосу инстинкта.

— Мне крайне неприятно, мессир… — вдруг обратилась к нему Антуанетта, — что вы стали невольным свидетелем разговора, который вас совсем не касается. Право, мне очень жаль.

— Не извольте беспокоиться, благородная дама! — с улыбкой возразил ей Филиппус. — Напротив, я хорошо понимаю, что вам сейчас не до гостей.

— Но мы не собираемся выгонять вас на мороз, — возмутился вышедший из задумчивости Гук. — Однако мне хотелось бы услышать от вас истинные причины прибытия в наши края.

Филиппус слегка поморщился от неудовольствия. У этого мужчины чувствовался ум. Он, без сомнения, быстро докопается до правды, и тогда хозяева, возможно, окажутся не такими гостеприимными. Заставив замолчать свой инстинкт, он не замедлил с ответом.

— Клянусь честью, мессир, я собирался об этом сказать, но из уважения к вашей беде и диагнозу моих собратьев, я, признаться, не осмелился.

Антуанетта хотела было прервать его, но он поспешил продолжить:

— Действительно, благородная дама, я по профессии врач, точнее хирург, и возвращаюсь из Феррары после получения диплома. От одного из моих друзей я узнал о существовании в Тьере хорошего мастера, изготавливающего хирургические инструменты, и его адрес. Сюда я прибыл, чтобы разыскать его и сделать заказ, а затем направлюсь в родную Швейцарию, где меня ждут родные.

Гук поудобнее уселся в кресле. Интуиция его не обманула. Он сразу подметил интерес Филиппуса, проявленный им к спору врачей, и видел, как оживились его глаза. Этого было достаточно, чтобы догадаться, что тому хорошо понятен их язык. Он в душе возгордился и поздравил себя за проницательность. Но с тех пор как Франсуа де Шазерон слег, у его постели побывало немало аптекарей и врачей, и сейчас он подозревал, что и этот подобно другим, столкнувшись с загадочной болезнью, не добьется успеха.

Он уже поговорил с Альбери, так как предполагал, что и тут не обошлось без ее племянницы, но она заверила его, что у той была одна забота — как бы спастись от холода. Впрочем, Франсуа заболел сразу по возвращении из Клермона, и были все основания полагать, что он подхватил там какую-то заразу, поэтому все медики и высказались за его изоляцию.

Он тем не менее вздрогнул, когда хрустальный голосок Антуанетты спросил:

— Мы от всего сердца предоставим вам кров и стол, мессир Филиппус. Но взамен, несмотря на заключение этих выдающихся особ, не могли бы вы заняться моим мужем?

Филиппус живо согласился. Эта просьба как нельзя лучше удовлетворяла ту его часть, которая всегда бросала вызов таким лекарям. Так что он без сожаления загасил в себе искорку осторожности, в который уже раз высеченную его инстинктом.

Чуть позже вслед за Альбери, несшей завтрак сеньору, Филиппус прошел в комнату, шторы в которой были задернуты, дабы дневной свет не беспокоил больного, мучившегося головными болями.

Франсуа де Шазерон нелюбезно встретил нового врача. Гортанный акцент Филиппуса резал ему уши, к тому же он хотел, чтобы его оставили в покое, так как внутренне был убежден, что все эти недоумки убьют его вернее, чем сама болезнь.

Филиппус безропотно воспринял плохое настроение пациента и внимательно осмотрел его. Он мог бы, конечно, проконсультироваться со своими коллегами, но ему претила сама мысль об этом. Гордость толкала его на единоличное раскрытие причин заболевания. Он с первых минут убедился в необычности недуга. Любопытство его было задето, и он решил во что бы то ни стало докопаться до правды.

К вечеру пурга утихла, и, когда он добрался до своей постели, у него уже была уверенность, что Франсуа де Шазерона отравили. Однако он умолчал об этом, несмотря на настойчивость Антуанетты, забросавшей его вопросами в присутствии коллег, а те насмешливо посматривали на него свысока. Он ограничился лишь тем, что сказал о необходимости исследовать утреннюю мочу больного и что пока рано делать выводы, чем весьма обрадовал собратьев.

На следующий день небо очистилось, а высокое спасительное солнце превращало кристаллики инея на оконных стеклах в цветастую радугу. Хорошо отоспавшись за две ночи, Филиппус чувствовал себя не готовым приступить к разгадыванию тайны, окутывавшей замок.