– Ты что-то заметил?
– Да нет… – виконт бросил на «ромашку» еще один взгляд и вернулся к успевшему зажечь свечи у пюпитра другу. – Мать сказала бы, что все очень мило.
– Графиня Савиньяк вызывает заслуженное восхищение. Арно, ты уверен, что тебе подсказывал именно я?
– Именно ты, не отвертишься! Когда Лукас провалился, ты велел стоять на месте, да я вроде никуда особо и не рвался, пока его жена не закричала. Тут меня будто кнутом вытянуло. Знаешь, эта Маргарита его любит, дурака старого. И за что?!
– Не представляю, причем не я один. Мировая философия полна мыслями о загадочности любви. Итак, ты пожалел графиню Альт-Гирке. Дальше?
– Дальше я рванул к полынье, ничего не соображая, то есть соображая… В смысле пытаясь решить, что и как делать. Думал, сперва пойду по следам, потом ползком, но тут в ушах зашумело, словно где-то поблизости водопад объявился, и ты принялся распоряжаться. Так ты не думаешь, что я это зря? Ну, вытащил Лукаса… Когда старый пень понес про тебя всякие мерзости, я его чуть обратно не швырнул, хорошо, мать вмешалась.
– Да, это пришлось очень кстати, – заверил Валентин и что-то положил на органную крышку. – Разговоры я переживу, а на большее граф не способен. Надень это, пожалуйста.
– Давай, а что? – Свечи только и ждали, вцепились в серебро, словно подожгли! – Ты что, с ума сошел?! Если сегодня за кем-то и явятся, то за тобой!
– Именно. Не думаю, что Питер сумеет встать, во всяком случае, сведений о том, что извлеченный из воды утопленник вставал, мне не попадалось. Если это все-таки произойдет, я попробую справиться сам, а ты меня подстрахуешь, благо теперь знаешь, как это делается.
– За неимением Ли, попробую. – Да уж, вернулся человек домой! – Слушай, давай рябины надерем. До полуночи еще час, не меньше, успеем!
– К сожалению, рябина в Васспарде не растет. Более того, я не смог вспомнить ни единого дерева ближе, чем в дне пути. Пожалуйста, надень.
Бред какой-то! Но ведь Гизелла встала, то есть исчезла из закрытого гроба, именно в церкви. Может, фок Дахе от этого худо и стало?
– Тебе что-то пришло в голову?
– Так… – Серебряная звезда в руке слегка отсвечивает алым, смотреть на нее можно долго. Очень. – Для чего все-таки Адриан их делал, ведь выходцев ведь при нем еще не было? Слушай, а не мог он кого-то звать?
2
Большой король нравился Мэллит, как и разговор, похожий на те, что уже были в Старой Придде, Альт-Вельдере и здесь, в Аконе. Повелитель гаунау казался довольным и веселым, он ел, пил и спрашивал, а гоганни с готовностью отвечала. Приблизься она к запретному, первородный Ли вмешался бы, но он лишь подсказывал нужные слова. Это вызывало радость и желание говорить дальше, и Мэллит говорила, пока огромный не откинулся на спинку достойного его кресла.
– Так я и думал, – воздал он хвалу своему разуму. – Решили Излом обмануть – самих смяло. Сказал бы, что поделом, да жалко, хотели ведь как лучше… С чего в Талиге все дыбом встало, теперь ясно, дальше-то что?
– Ночь. – Монсеньор Рокэ подошел к окну и отдернул дорогую ткань, скрывавшую сразу тьму и свет. Мэллит увидела увядающую луну, окруженную светящимся кольцом, и над ней алую звезду, которую воины называют Фульгатом.
– Славно посидели, – гость подмигнул, но гоганни не поняла кому, – с толком. Пора девиц отпускать, да и самим выспаться не помешает. Утром, пока клирики не объявились, договорим. Эй, там, подайте красавицам медвежьи плащи…
– Ваше величество… – начала Сэль, но большой король слушать не пожелал.
– Что у тебя все есть, – насупился он, – слыхал уже! Ну так будет все и новый плащ в придачу, а с залогом мне еще разбираться и разбираться. Мало ли кого прибили, слово всяко выкупать надо!
– Ваше величество, я не знаю никого из преступников, которые могут сбежать из Талига в Гаунау, ведь мы больше не воюем.
– Ты не знаешь, а я найду! – король стукнул своей кружкой о стол, и гоганни по звуку поняла, что пива в ней больше нет. Это было опрометчиво, ведь прежде пива он пил крепкое. – Сколько нужно пробыть на побегушках у твоей подружки, чтоб выучиться по-людски жарить гусятину?
– Полагаю, – голос Монсеньора серьезен, а глаза веселы, – ответ на этот вопрос знает лишь баронесса Вейзель.
Чужие взгляды часто смущают, но в этот раз Мэллит была спокойна.
– Нич… Ничего не могу сказать, – гоганни присела так же, как приседала Сэль. – Если стоящий у жаровен чувствует огонь и мясо, он быстро поймет главное, а потом привнесет свое.
– Не поймет – прогоню, – пообещал большой король и встал. Он желал проводить сотрапезников, и с ним не спорили. Уже уходя, Мэллит окинула глазами исполнивший предназначенное стол и испытала законную гордость: ни одно из блюд не было отвергнуто.
– Все хорошо, – быстро шепнула Сэль, когда мужчины по талигойскому обычаю отстали, пропуская женщин вперед. По ту сторону порога уже ждали двое воинов, и у каждого на руках лежала гора темного меха. Нужно ли было примерить дар или всего лишь выразить восхищение, гоганни не знала, но регент взял первый из плащей и набросил на плечи Сэль.
– Слишком длинно, в темноте можно оступиться, – заметил он и поднял подругу на руки. – Ваше величество, доброй вам ночи.
– Куда уж добрей! – хохотнул король и ударил первородного Ли по плечу. – Лет сорок назад и я бы не сплоховал. Эй, там, пива в спальню и свечей. Вторую-то не забудьте, украду ведь! И учить никого не понадобится…
– Спасибо, ваше величество, – так всегда отвечала подруга, и так было правильно. – Я легко отыщу дорогу к воротам, и пусть завтра рядом со мной встанет ваш человек.
– Завтра, – откликнулся вместо гаунау первородный, и Мэллит ощутила на плечах тяжесть нового плаща. Он в самом деле был длинен и тяжел, но она опиралась на руку подобного Флоху и не могла ни упасть, ни споткнуться. Пройти так через всю Акону было бы величайшим счастьем, только у ворот ждали «фульгаты»«с лошадьми.
Гоганни слышала, что правнуки Кабиоховы при необходимости возят женщин, посадив их перед собой. Так названный Руппи вез Сэль, так полковник Придд хотел увезти с поля боя их с Роскошной, только знать о чем-то не значит уметь…
– Пусть граф Лионель скажет, что надо делать, – шепотом призналась Мэллит, – меня учили только мужской езде, это было в Сакаци.
– Зачем что-то делать? – лица первородного было не разглядеть, но голос его смеялся. – Одну минуту, баронесса Мелания.
– Я готова ждать. – Недостойная всегда будет ждать, лишь бы он возвращался, лишь бы жил!
Первородный берется за гриву, вскакивает в седло, разбирает поводья. Мерцает лунное кольцо, серебрится расшитая инеем стена, тихонько звякает железо, всхрапывает конь. Его зовут Грато, и таких мало даже в Талиге.
– Уилер, подсадите девушку.
Руки «фульгата» сильны, ему верят первородный и регент, ему верит Сэль, и он знает многое. Бояться нечего, и Мэллит не боится. Вновь что-то звякает, первородный принимает ее у смелого Антала и устраивает перед собой, теперь впереди светлая грива и острые конские уши, а над ними – звезда, и свет ее ал, как лепестки маков, как маршальская перевязь. Сбоку какое-то движение: еще один всадник посылает вперед черного коня, это регент и с ним Сэль, да откроет ей луна этой ночью истинное. Что-то говорят одни воины, и им отвечают другие, ворота распахнуты, впереди ночь и дорога.