Ветер и вечность. Том 1. Предвещает погоню - читать онлайн книгу. Автор: Вера Камша cтр.№ 36

– Да, но она по счету вторая. От ее предшественницы уцелел лишь фундамент с дровяным подвалом. Если не ошибаюсь, первый храм был заложен предками герцога Валентина, запамятовал их имена, еще во времена империи и, кажется, по случаю рождения долгожданного наследника. Праведный Максимилиан равно чтим и нами, и эсператистами, сие имя носили многие Придды, а Гирке до строительства Васспарда была их второй резиденцией. После Новой Придды, которая до наших дней не сохранилась. Скажу честно, я рад, что храм именной, на три храма в честь великих праздников меня бы не хватило.

– Я поговорю с его высокопреосвященством, – повторила Арлетта, и священник ушел, зато рядом возник Раньер, сообщивший, что бригадир с капитаном полезли на колокольню. Женщина кивнула и зачем-то отправилась смотреть, как клирик бредет к лестнице, эдакая черная букашка на шитой серебром белой скатерти.

Левий, когда они в Лаик караулили призраков, обронил, что церковь тянет к себе либо лучших, либо худших. Первые строят мост к Создателю, вторые пилят его опоры, а посему каждому, кто способен грести, лучше обзавестись лодкой. Совет был хорош, но куда важней оказались намеки и подсказки, которые столь щедро раздавал кардинал. Они с его высокопреосвященством так увлеклись поисками, что те превратились в игру, а потом вмешалась смерть, и теперь ответов не дождаться. Пьетро их, по крайней мере, не знает, его учили другому. Арлетта взяла с подноса у входа свечу и медленно пошла от иконы к иконе в странном желании докричаться до седого эсператиста. Левий часто вспоминал своего Адриана, значит…

Основатель странной что для Агариса, что для олларианцев Славы отыскался возле Рассветных Врат. Он был хорош собой и фальшив той заносчивой благостностью, до которой никогда не докатится воин, пусть и бывший.

– Это не Чезаре, – бросила кому-то Арлетта и задумалась, куда бы пристроить свечу. Стало жарко, сквозь дымок от курений вонью горелого мяса проступила беда. Ничего сделать было нельзя, оставалось бежать, и они с Марианной бежали, переступая через трупы и рассыпанные узлы с одеждой, домашним скарбом, драгоценным алатским перцем… Джанис с Пьетро держались позади, графиня чувствовала их присутствие, она всегда чувствовала своих мужчин, а погромы связали двух женщин с монахом и разбойником надежней любых клятв и браслетов. Графиня Савиньяк и Звезда Олларии не умрут, пока живы защитники, дальше уж как повезет, но надо спешить, как бы ни ныли избитые ноги и как бы ни хотелось пить.

– Мы выберемся, – шепотом пообещала графиня куртизанке, – мы обязательно выберемся. Осталось не так уж и много.

– Да, сударыня, – откликнулся высокий военный… Адриан, Арно, Ли, Валентин. – Сейчас церковь на всякий случай осмотрят «фульгаты», и можно будет возвращаться.

– Мы ничего не нашли, – подхватил Арно, – в подвале битком дров, а по полу ни кошки не понять, такой кирпич уже пару тысяч лет как делают.

– Я думала, вы на колокольне.

– Мы и там были. Валентин решил проверить, вдруг мы что-то почувствуем, на лестнице же почувствовали.

– А в храме?

– Я – нет, а господин бригадир принялись вспоминать всякую дрянь, совершенно ненужную, вроде лаикской ссоры с менторами. На колокольне это сразу прошло и, кажется, с концами.

– Тем не менее, – взгляд Валентина задержался на кованых цветах, – мне бы хотелось покинуть это место побыстрее. Скорее всего, это страх перед возвращением непонятных переживаний, которые меня тут захлестнули. Мы можем проехать в Гирке, нас там ждут, пообедать и решить, остаемся ли мы на ночь или возвращаемся в Васспард. Я бы предпочел заночевать.

– Я бы тоже, – не стала скрывать Арлетта, – ужин без графа Лукаса пойдет впрок нам всем, к тому же мы сможем спокойно поговорить о здешних странностях. Дитя мое, я правильно поняла, что тебя, в отличие от Валентина, никакая дрянь не посещала?

– Дрянь нет, но… На лестнице мне почудилось, что я в Сэ и ты говоришь про Эмиля… Что, когда я вырасту, станет ясно, похожи мы или нет.

3

«Я счастлива. Я получила твое письмо, и оно оказалась тем, на которое я надеялась, хотя мой разум, разум Гампана, и твердил мне, что талигойский маршал оставит свои сомнения, если они есть, при себе и, сжав зубы, сдержит вырвавшееся в порыве страсти слово. Впрочем, отсутствия сомнений я боялась еще больше, они бы означали, что ты глуп, а я могу позволить себе глупца-любовника, но не мужа. Видишь, я тоже откровенна, и на эту откровенность меня подвигло не столько твое письмо, сколько неудачная попытка вразумить человека, который долгое время являлся моим другом и все еще остается твоим приятелем.

Глупость просыпается, когда слышит что-либо для себя нелестное, а дружба при некоторых обстоятельствах подразумевает откровенность. Мы будем еще и друзьями, Эмиль, ведь ты решился сказать, а мне удалось тебя понять, хотя затем меня охватили сомнения. Нет, не на твой счет, в тебе я уверена, я больше не понимаю, были ли мы с Муцио еще и друзьями, или же я была слишком влюблена и ревнива, а он – занят своими галерами. Море защищает от женщин, но забирает часть души, твою душу мне придется делить с Талигом, его регентом и родными. Твоими, семейство Гампана годится для многого, но оно неспособно вызвать любовь, а значит, и ревность.

Нашему отцу удалось сделать своих детей расчетливыми союзниками, это облегчает игру и исключает ту близость, которая будит досаду, нет, не в любящих, во влюбленных. Ревнивец не в состоянии понять, что приходит в сад любви за цветами отнюдь не первым. Даже оборвав все клумбы, он не получит того, что уже отцвело или же было брошено в другие окна. Я не стану оспаривать тебя у твоей матери, ведь я на нее похожа. И встречать тебя упреками после попоек с друзьями тоже не стану. Скажу больше, я не убью ни одну из твоих любовниц, когда они у тебя появятся, и, скорее всего, буду тебе верна, но сперва нам нужно встретиться, и желательно – стремительно и скоротечно, чтобы у нас не осталось сил думать. Нужно вспыхнуть еще раз, только тогда мы перестанем бояться неповторимости.

Я не знаю женщины, что была с тобой в эту зиму, но напугала тебя не я, а она. Если бы ты был лишь с войной, ты бы помнил наше безумие, которое едва не остановило армию, но ты, как и многие, подпустил к себе обыденность. Ты смотрел на нее и боялся, но ум напоминал: тебе предстоит долгая жизнь не с ней, а со мной, и ты стал бояться меня. Не надо, я могу убить, я могу уйти, но я не сделаю дни одинаковыми, а ночи пустыми. В этом мы с тобой сходны, а значит, звезды будут вспыхивать и осыпаться в наши ладони. После встречи с тобой мне стали сниться пожары, во сне мне бывает страшно, но, когда я просыпаюсь, становится очень счастливо, ведь это еще один отблеск нашего с тобой пламени. Я его чувствую и понимаю, но я привыкла думать, а ты – действовать. Меня рядом нет, и ты начинаешь думать и бояться. Не надо, любовь длиной в годы и десятилетия бывает, и она не столь скучна, как тебе сейчас кажется. Вспомни своих отца и мать, которой я слегка боюсь, – да, я умею и это. Бояться. И идти навстречу страху я тоже умею, поэтому я еду в Талиг, благо есть дела, которые наш новый герцог и его глупый сын не делают, потому что не догадываются об их важности, хотя если бы догадались, у них бы ничего не вышло, можешь мне поверить. И еще можешь мне поверить, что твои сомнения в любви – дрейф штормующего корабля, а уверенность известного тебе принца Луиджи в своем чувстве – вечный покой врытой в землю бочки. Лучшее, на что она может рассчитывать, это вздохи поселившейся в ней лягушки.