Начал братишка с того, что в старших классах таскал у родителей таблетки и продавал их в школе. Рори прикидывался, будто не знает, закрывая глаза на преступление и беря грех на душу. После инцидента с паромом и после того, как Пит вылетел с работы, схлопотав заодно условный срок за употребление наркотиков, дела только ухудшились. Рори гадал, когда – а это правда был вопрос времени – ему пригодится налоксон
[3], который он всюду носил с собой, чтобы, если что, выручить брата. Вообще на острове этот препарат спасал очень часто.
Рывком подняв на ноги Пита – брат рычал и пытался укусить за руку, – Рори запихал его на заднее сиденье джипа и бросил ему плед.
– На вот, укройся. Эта сморщенная пипирка славы тебе не добавит.
Под кайфом и голышом выбежав в лес, размахивая ножом, Пит откровенно нарушал условия срока. Похоже, пришла пора наконец сдать братишку. Не может же Рори вечно его покрывать. Вот только тюрьма, где наркотики достать несложно, ничего не исправит. Наоборот, лишь ухудшит.
Внезапно накатила дикая усталость. Паром отбывал через десять минут, и Рори нужно быть на причале, чтобы проводить его. Надо бы еще разок объехать Малый Эф, поискать опоздавших. А еще одеть братишку, отвезти на материк и сдать шерифу. Так Рори поступил бы в качестве представителя закона, исполняя служебные обязанности. Но есть же еще долг перед семьей. К тому же сегодня ночью надо быть на острове. Переждать бурю вместе с остальными, убедиться, что никто не пострадал.
– Пидор, пидор, пидор, – трещал Пит, молотя в окна джипа.
– Прекрати, – велел Рори. – Пожалуйста, – добавил он потом дрогнувшим голосом.
Его слова, похоже, достигли цели: братишка слабо улыбнулся и закрыл глаза.
– Даров, братан, – промямлил он.
Приоритеты.
Что самое главное?
Семья – на первом месте. Так учила мама. Об этом напомнила бы и Лидия.
Рори завел двигатель. Через восемь минут паром уйдет. До завтра другого не будет. А значит, у Рори восемь минут на размышления.
Впереди на дороге, в паре сотен ярдов, он увидел женщину – та бежала к нему. Рори хотел уже ехать дальше – в конце концов, любой, кто застрял на острове, теперь сам по себе, – но что-то в том, как женщина двигалась, заставило его притормозить. Вот она споткнулась и упала, поднялась на четвереньки. Ни чемодана, ни тележки при ней не было, а ее светлые волосы развевались вокруг головы сальными щупальцами. Да это же одна из сквоттеров, занявших викторианский дом, новенькая, пробыла на острове всего неделю-другую. Особняк стоял в лесу как раз за поворотом. Рори не сомневался, что Пит – чем бы он ни закинулся – достал наркоту именно там. Не первый раз захотелось взять спички и подпалить чертову развалину. Развелось на острове чужаков. Развелось барыг, стремящихся нажиться на всех подряд.
Рори обернулся к Питу:
– Знаешь ее?
Братишка смотрел перед собой пустыми глазами.
Женщина закричала, но слов Рори не разобрал.
Он ждал. Оценивал ситуацию. Смотрел, нет ли при ней оружия. Теперь на ее лице он видел испуг. Слезы. Пот. И тут он вспомнил: мальчик, темные волосы, грустные глаза… холодное осеннее утро, когда эти двое прибыли. Мальчонка жался к бедру матери, когда они сошли с парома и отправились вдаль по дороге, неся грязный зеленый вещмешок. Рори в тот день чуть не последовал за ними, понимая, что они наверняка окажутся в том старом доме, где ребенку совсем не место.
Спустя мгновение Рори уже несся в сторону пирса. Оставалось четыре минуты. Не дай бог, Гас убрал мост.
– Сегодня тебе везет, – сказал Питу Рори.
Сейчас он был единственным помощником шерифа на острове, и приходилось выбирать. Он включил сирену и проблесковые маячки – нужно было задержать паром.
Глава 3
Морган Магуайр пропальпировал живот кокер-спаниеля по кличке Руфус. Руфусу было пятнадцать лет. Шерсть у него уже спутывалась и местами лезла, тело покрывали папилломы, но в остальном он был здоров. Его хозяин Эрвин сидел, вцепившись в подлокотники кресла, пока Морган производил стандартный осмотр.
– Я принес образец кала, – сообщил Эрвин.
– Проверим, – ответил Морган. – Я только не знаю, на что. С Руфусом все хорошо, просто он стареет.
Пройдет год или два, и разговор будет другим, куда труднее. Морган даже не был уверен, что Эрвин его выдержит. Он приносил собаку на осмотр в клинику на Централ-сквер в Кембридже практически каждую неделю – последние года два, с тех пор как умерла его супруга. Ему уже было под восемьдесят, и сам он выглядел как его пес: тоже лысеющий и в папилломах. Морган вообразил, как они с псом сидят дома одни, на диване и смотрят «Рискуй!»
[4]. Вообразил их прогулки по району, маршрут которых менялся по мере того, как переезжали друзья. Он опустил Руфуса на пол, и тот осторожно подошел к Эрвину, давая почесать себя за ушами.
– Я волнуюсь, – признался Эрвин.
– Знаю. Приходите в любое время.
Последние несколько месяцев Морган и сам переживал. С тех самых пор, как вошел в палату нью-гемпширской больницы к искалеченной Эстер. Они оба изменились и прежними уже не станут, ведь Кейт с ними, а Дафна валандается где-то, занятая непонятно чем. Отчасти Морган надеялся, что уж сегодня-то – в их с сестрой день рождения, один на двоих, который они в детстве терпеть не могли, но потом полюбили, – Дафна с ним свяжется, а отчасти боялся, что она объявится. Морган с Эстер еще сами не оправились, и Дафна только усложнит им задачу.
– Вы очень хорошо заботитесь о Руфусе, – сказал Морган, ненавидя себя за эту банальность. Эрвин-то хотел того, чего Морган никак не мог ему дать: вернуть то время, когда жена была здорова, дети молоды, а брюшко Руфуса – розовым и гладким. Он хотел времени, когда жилось счастливо.
Того же хотел и сам Морган.
Когда он провожал Эрвина с Руфусом к стойке ресепшена, зазвонил телефон. Морган ответил и тут же перезвонил по другому номеру.
– Мне нужна помощь, – сказал он. – Сегодня вечером.
Энни ухватилась за фальшборт, ожидая, пока из неспокойных вод залива Мэн покажется очередная ловушка для омаров. На ней были только желтая штормовка да плотные резиновые перчатки – чтобы не цапнули за руку, пока она наматывает трос с ловушкой на лебедку у побережья острова Финистерре, где от Ирландии ее отделяли только серые воды.
– Эй, Рыжая, не стой.
Энни обернулась к капитану судна, Воуну Робертсу, который в это время смотрел на темное западное небо. Его черный лабрадор по кличке Минди прошелся по палубе и ткнулся носом ей в руку. Энни терпеть не могла, когда ее зовут Рыжей. Кличка напоминала о детстве, когда девчонки-задиры на игровых площадках дразнили ее за цвет волос и светлую кожу. Пришлось, однако, напомнить себе, что Воун – босс, а когда ты бродяга, издеваться над тобой могут куда хуже. К тому же Лидия Пелетье рискнула и выбила для нее эту работу, и Энни не могла позволить себе потерять дневной заработок и единственного друга, которого обрела за все лето, прожитое на острове.