Его моя малышка - читать онлайн книгу. Автор: Елена Лабрус cтр.№ 58

— Ну давайте посмотрим, чем же мы перед вами так провинились, — открыла её главврач, отослав оглянувшуюся в дверях Таню. — Так, так, так. Двадцать пятое апреля. И в прошлом году это был у нас…

— Выходной, Наталья Валентиновна. У вас был выходной, — подсказал Гомельский устало. — Вы появились здесь только через сутки, впрочем, как и я. Добирался с Женевы, можно сказать, на перекладных. И в Женеве был дождь, ветер, ливень. А здесь жара. Пыльно. Душно. Вы прямо с дачи. Нервная. ЧэПэ.

— Да, да, да, — закивала она, листая тонкую папку. Но к его разочарованию, её содержимое Гомельский выучил за ночь наизусть. — Двадцать пятое. Смерть ребёнка. Неприятная история.

Что? Он приподнялся в стуле. Его словно шарахнуло током.

— Смерть? Вы говорили: кесарево, очень сложный случай.

— Это у вас кесарево, — вздохнула она, не заметив, как его закоротило. — А у меня кроме вас целый роддом. Да, случается, и такое в нашей работе, увы. А там роженица была возрастная, а беременность первая. И ребёнок вроде доношенный. И восемь баллов по шкале Апгар поставили, а потом раз, — листнула она страницу, не глядя, — и остановка дыхания. А, когда кинулись, уже и сделать ничего не смогли. Халатное бездействие, — скривилась она, — как же. Но что было то было, и за тот случай мы своё наказание уже понесли. Весь роддом и премии лишили, и наслушались от начальства во, — провела она по горлу рукой, — что такую патологию пропустили. И комиссия за комиссией весь год, — махнула она рукой. — Но мы же не боги. Это там: бог дал, бог взял. И если кому суждено жить, тот выживет. И тем более мне обидно, что вы, Роман Евгеньевич, с претензиями. Вашей-то девочке три балла с натяжкой поставили, реанимировать пришлось. А там наша ли вина, что родовые пути узкие, плод крупный, воды отошли, родовой деятельности нет, пока достали — она синющая. Думали не откачаем, — повторяла она чьи-то слова так, словно видела всё своими глазами. — А ничего, спасли ведь. Живите да радуйтесь. А вы на претензии намекаете.

— Наталья Валентиновна, — тяжело вздохнул Роман, приходя в себя. — Если бы я намекал, то вы бы точно это поняли. А я говорю простым русским языком: я просто хочу знать правду о рождении моей малышки. Всю от первой и до последней буквы. Лично я не собираюсь никого подводить под трибунал, подавать на вас в суд или наказывать. Я хочу, чтобы мне рассказали, что здесь произошло. С того момента как мою жену привезли и ровно до того момента, когда она очнулась от наркоза рядом с ребёнком. И это всё, чего я прошу. Могу я поговорить с врачом, что оперировал мою жену?

— С врачом? — заглянула она в папочку, словно не помнила. — Так Алла Кирилловна буквально через месяц с того случая уволилась. А Сталина Ивановна, акушерка, царство ей небесное, умерла. Сорок с лишним лет в этом роддоме проработала. Уж сколько детей через её руки прошло, и не сосчитать. Ей бы на пенсию уйти, внуков нянчить. Так дочь у неё была инвалид с детства. Так всю жизнь ради неё и тянулась. И ведь до чего человека довели, можно сказать, на работе и умерла. Прямо на крыльце.

— Соболезную, — тяжело выдохнул Роман. Искренне. Жаль было и дочь, и женщину. И жаль, что всё, что она могла бы рассказать, уже никто и никогда не узнает. — А Алла Кирилловну почему уволилась? Её выставили виноватой?

— Нет, нет, — уверено покачала главврач головой. — В смерти ребёнка её как раз никто не винил. Наоборот, ведь жизнь вашей девочки — это её заслуга. Решение уйти она приняла сама. А уж правда ли ей предложили более высокооплачиваемую работу или какие другие были у неё причины, я не выясняла. Я её остаться не уговаривала и не собиралась. Мне и так забот хватало, — без особого сожаления о враче сказала она.

— Не подскажете где её найти? — Роман даже достал из кармана ручку и положил перед собой розовый квадратный листок, что взял из подставки на столе.

— Так в частную клинику она вроде ушла. А в какую не подскажу. Не знаю.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Может, кто-нибудь другой подскажет? — щёлкнул он поворотным механизмом стержня, намереваясь хоть что-нибудь записать.

— Вряд ли, — покачала главврач головой. — Женщина она была строгая, жёсткая, бескомпромиссная. Таких не любят. Её и не любили. И думаю, друзей у неё здесь не было, — она глянула на часы. — Вы уж простите меня, Роман Евгеньевич, — нарочито покашляла она. — Но на счёт работы наших врачей. Знаете, с такими роженицами как ваша жена очень трудно работать. Что ей, что её маме всё было не так. Сейчас же лучше врачей всё знают. Поначитаются в интернетах. И наркоз ей дали плохой. И детей тут у нас воруют. А уж слышали бы вы какую истерику она устроила. «Где моя девочка? Верните мою девочку!» А после родов и такой тяжёлой операции разве можно так нервничать? Её же чуть не связывать пришлось. Весь день на успокоительных держали. А чуть чего начинают роддом обвинять.

— А я разве обвиняю? — снова тяжело вздохнул Гомельский. Уж он прекрасно знал, как может вести себя его жена, а особенно её мать.

— А разве нет? — она вдруг вспомнила, что на столе у неё стоит компьютер. Подёргала мышь. Нервно пощёлкала. Поджав губы, долго смотрела на экран.

Всё это время Роман молчал. И чем дольше наблюдал за этой женщиной, тем больше понимал, что ничего ценного она больше ему не скажет. Что бы ни было: обман, ошибка или подлог, от главврача его постарались скрыть. А ей хватило совести, заметив несостыковки, ловко закрыть на них глаза. И уж если комиссии осталась довольны, значит, в бумагах у неё комар носа не подточит. Потому и чувствует главврач свою правоту. И ведёт себя так уверенно.

Вот только Роман был не комиссия, которой не нужны проблемы и общественный резонанс, его интересовала правда. И он намерен был её добыть.

— Лично я ни в чём вас не обвиняю, — убрал он обратно в карман свой демократичный шариковый Паркер. — Но раз уж вы мне ничем помочь не можете, — встал, — значит, и я вам не смогу. Я с женой разведусь. Но когда она подаст на вас в суд и наймёт команду адвокатов, уверяю вас, камня на камне не останется от вашего роддома. А, судя по вот этой папочке, — подхватил он со стола документы, — у неё проблемы со здоровьем всё же по милости ваших врачей. И ребёнка, доношенного, здорового ваши врачи чуть не уморили, потому что не смогли адекватно определить размеры таза. И понять, что при такой слабой родовой деятельности сама женщина не родит, сразу не смогли. Необоснованно тянули время, пока головку не зажало в родовых путях, — интернетов Роман действительно начитался, вот только на другую тему, и сейчас выдавал всё, что отложилось в голове. Всю ту ложь, что они сами же в своих бумагах и понаписали. — Хотите убедить меня, что моя жена сама была виновата, а ваша бригада вела себя крайне профессионально? Уверяю вас, её адвокатам так не покажется. И увольнение врача, и смерть акушерки точно не выглядят совпадением. Не желаете сотрудничать, ваши проблемы, — швырнул он многострадальную папку. — Но знайте, если к тому же в свидетели привлекут женщину, ребёнок, которой в тот день умер, и выплывут деньги, полученные вами в знак благодарности, уверяю вас, расценят они их по-своему. А я пальцем не пошевелю, чтобы вас оправдывать.