— Все зависит от того, чего захочет сама Яна. Ей решать. Для начала, я бы хотел, чтобы ты записал с ней пару песен. Ну и покрутить их месяц-второй на радио.
Гоголь спохватывается. Его мозг, словно молния, пронзает гениальная идея.
— Слушай, а у меня есть для нее подходящая песня, — сообщает он Рагнарину. — И ее еще никто не слышал.
Когда раскрасневшаяся и довольная Яна выходит из тонкамеры, уже ей в красках расписывает смысл написанного им текста:
— Эта песня о молодой девушке, которая ищет себя. Называется «Сеньорита», но тут никаких прямых отсылок к Испании нет. Девушка определяется. Спрашивает себя — кто я? Понимаешь, ты настоящий энерджайзер. Добавь вот эти свои качества — задор, дерзость, чувственность. Но сохрани капельку грусти. Вот здесь, — произносит, играя тонами голоса. — «Кто я? Не говори мне. Не говори. Сама решу… Сеньо-орита-а…» Слышишь?
— Да.
— Она от чего-то бежит. Примеряет на себя разные образы. Но ничего ей не походит. Она дальше ищет. А потом влюбляется… Вот здесь максимально высокую ноту возьми, только не ори. Понимаешь?
— Угу.
— А дальше снова задор и игривость. Чуть легкомысленная воздушность, — подчеркивает нужный столбец. — Улавливаешь настроение?
— Да, — активно машет Яна. Ей и самой уже не терпится «попробовать» эту песню. — Я поняла, что вам нужно.
— Вот здесь, на втором куплете, максимально поиграй голосом. На контрастах — от самых высоких до шепота.
— Хорошо.
Едва Янка скрывается за стеклом и включается в новую песню, берет лишь первые ноты, Гоголь с каким-то изумлением выдыхает Денису:
— Слушай, это же чистый бриллиант! Я тебе за нее сам заплатить готов! Только чтобы она у меня пела.
— Не сходи с ума, — осаживает товарища Рагнарин. — Я же сказал, она еще не решила, хочет ли серьезно этим заниматься. И, кроме того… У тебя к ней должно быть особенное отношение. Она не просто очередная звезда, на которой ты можешь нагреться. Она — моя.
— Да понял я, — бубнит Ярослав под нос.
Подавая Яне какие-то спецзнаки, больше не смотрит на Дениса.
— Я все проплачу. Но ты ей не говори.
— Не скажу.
Вечером Яна ведет себя непривычно тихо. Сама не болтает, а если ее о чем-то спрашивает Рагнарин, отвечает рассеянно.
— Задумалась?
— Ну да… Не ожидала, что понравлюсь настоящему профессионалу.
— И?
— И не знаю, что теперь делать, — честно признается. — Ты знал, что так будет?
Денис молча подводит ее к столу. Усаживая на стул, садится напротив нее.
— Я хочу, — он держит выразительную паузу, — чтобы ты сделала правильный выбор.
Янка взволнованно сглатывает, прежде чем решается на предельную для себя откровенность.
— Меня с моим выбором никто не поддержит. Моя семья… Понимаешь, они могут от меня отказаться.
Ожидает, что эта информация вызовет у Рагнарина определенную степень шока. Но он остается таким же спокойным, как и за секунду до ее признания.
— Тебя поддержу я.
И Янка, глядя ему в глаза, разбивается вдребезги об его уверенность.
— Запомни, котенок. У каждого есть право быть именно тем, кем он хочет быть.
— Мне страшно, — выдавливает она едва слышно.
— Всем иногда страшно. Всем. Кто скажет, что нет — не верь. Только посмотри на ситуацию с другой стороны, Ян. Вот здесь ты, вот твой страх, — обозначает пространство перед ней. — А здесь, — толкает ладонь еще дальше по воздуху. — За твоим страхом находится человек, которым ты хочешь стать.
У нее не находится слов. Ни возразить, ни согласиться уже сил нет. Она словно уже и не она. Не мурлычет привычно. Замирает над тарелкой, которую перед ней ставит Денис, слепо упираясь взглядом в содержимое.
— Съешь что-нибудь, а то свалишься под стол.
Поднимая вилку, Шахина бездумно перекидывает столовый прибор из правой руки в левую, и Рагнарин замечает в ее конечностях нервный тремор.
— Ешь, Яна.
Приподнимая от усердия плечи, она глубоко вдыхает и, наконец, принимает решение:
— Я запишу эту песню.
Он молчит, не давая этому решению никакой оценки, чтобы не оказывать дополнительного давления.
— Только надо придумать сценический псевдоним. Не хочу папиной фамилией светить.
— Придумай. Сейчас это модно. А теперь ешь.
Но она, откладывая вилку, вскакивает со стула и забирается ему на колени.
— Сначала обними меня, Денисочка, — шепчет ему в ухо. — Мне так страшно.
Обнимает, конечно. Гладит по плечам и спине. Целует волосы.
— Все будет хорошо, Яна. Я с тобой.
— Правда-правда?
— Правда.
— Для меня это очень важно.
— Знаю.
Чуть отстраняясь, долго смотрит ему в глаза. Горячо выдыхает в губы. И снова в глаза смотрит. А взгляд такой чумовой — завораживает до головокружения.
— Целуй меня. Целуй, Денис, — шепчет с таким трепетом, что эти простые слова бьют по его нервным окончаниям мощными двухсотвольтными разрядами.
Целует, конечно. Нажимая на затылок, цепляет нежные девичьи губы своими — напористыми и жадными. Скользит по чувствительной плоти языком. Яна тотчас свой навстречу ему толкает.
И в кухне вдруг, среди бела дня, становится темно.
Тесно, как в клетке. Он ведь явно не в себе. Весь в ней. Весь. Без остатка.
Глава 18
…ты целуешь меня, смеясь.
А я люблю, когда ты горишь…
© NЮ «МИ-6»
— Три, два, один, — отсчитывает Гоголь. Для стоящей за стеклом Шахиной сопровождает счет жестикуляцией. Оставляя один большой палец, дает отмашку: — Записываем.
И начинается магия. Душевная сумятица рассеивается. С первых нот Яна, ощущая головокружительную уверенность в себе, уходит в азарт. Сердце ускоряется. Звенит в груди, посылая по телу потрясающие вибрации.
С Рагнариным старается взглядами не встречаться, ей хватает того, что он на нее смотрит. Впрочем, за реакцией Ярослава и находящегося за микшерной консолью парня Шахина тоже не следит. Целиком и полностью отдается песне. Вкладывает в каждое слово частичку своих собственных чувств.
Тебе нравится меня целовать,
А я рядом с тобой забываю дышать.
И даже если много болтаю и без толку шумлю,
Не забывай, что я очень сильно тебя люблю.
Люблю, люблю, люблю…