— Местная сумасшедшая.
Ситуация настолько меня шокировала, что я даже проигнорировала то, что он со мной заговорил.
Уложив приятные переживания, связанные с приездом отца, я, наконец, пересказываю Саульскому этот инцидент. Он слушает меня с каменным лицом, вообще не выказывая никаких эмоций относительно произошедшего, и мой энергетический запал быстро идет на убыль. Вероятно, Чарли сам успел все рассказать, и Роме просто неинтересно то, о чем я говорю.
— Макару следует лучше выполнять свою работу.
— Дело не в этом…
— Не волнуйся, Юля. Если нужно будет, отдам тебе еще Костю.
— Какого еще Костю? Не хочу я никого! Только к Чарли привыкла…
Он протяжно вздыхает и проводит ладонью по лицу.
— Ты, как обычно, меня не слышишь, Юля.
— Нет, это ты меня не слышишь, Рома!
— Будем спорить? — машинально прослеживаю за тем, как он поднимается с кровати и перемещается по комнате.
Я, может, и хотела бы… Но он берет и выключает свет! Меня этот саульский способ гасить конфликт бесит неимоверно. Словно я собака Павлова, которая на рефлексе должна лечь спать.
— Я не собиралась еще ложиться… — мой голос обрывается, когда я чувствую, как он подхватывает меня с пола на руки и несет к кровати. Сглатываю и пытаюсь отстаивать свои права: — Ты не можешь все решать за меня. Я не кукла.
— Я не говорил, что ты кукла, Юля. Уже поздно. Я устал. Ты тоже.
Кому-то из нас везет, это тот редкий случай, когда его спокойный голос меня утихомиривает, а не раззадоривает. В конце концов, у меня нет никакого желания ругаться. Теперь в борьбе за свою эмансипацию я стараюсь действовать умнее.
— Ты меня расстраиваешь.
Матрас прогибается, и я скатываюсь ближе к середине. Напрягаюсь, ожидая, что Саульский, как всегда, проигнорирует мою обиду и начнет приставать. Но ничего подобного не следует.
— У тебя нет причин расстраиваться. Спи, Юля. Завтра рано вставать.
Уснуть долго не получается. Сначала я намеренно забиваю сознание, взявшись перебирать все пункты, которые запланировала на новый день. Дел слишком много. Кажется, двадцати четырех часов не хватит. Если бы не зачеты по политологии и социологии, прогуляла бы универ в пользу последних приготовлений в родительском доме. Все решаемо, конечно, но умышленно создавать себе проблемы не хочется.
Но момент помутнения рассудка, конечно, неизбежен. На границе сна и бодрствования сознание единолично заполняет Саульский. Мозги в кучу сбиваются, словно пригоревшая каша. Не первую ночь, после вырвавшегося у меня признания, решаю одну и ту же задачу: он не слышал — 5 %, он делает вид, что не слышал — 45 %, ему все равно — 50 %.
Дурацкая задача!
Кто говорил, что математика — мой конек? Очевидно, все же, нет.
* * *
При виде папы я немного теряюсь. Он выглядит намного хуже, чем я ожидала. Можно было бы даже бросить, казалось бы, заезженную фразу: я его едва узнала. Но замешательство быстро рассеивается. Безусловно, я его узнаю. Пусть не с первых секунд. Это происходит благодаря его походке, каким-то особенным движениям тела, которые, так или иначе, имеются у каждого человека.
— Папочка… — растягиваю, осторожно прижимаясь к груди отца. Он худой, осунувшийся, бледный. Но это ведь не страшно? Дома и стены лечат. Питание и забота быстро помогут ему пойти на поправку. — Как же я скучала! Как же хорошо, что ты вернулся!
— Надо было раньше все бросить…
Вижу, что тронут встречей не меньше меня. Глаза прячет.
— Нет, нельзя было… — возражаю я, утирая слезы. — Все хорошо… Теперь все хорошо!
В отцовском доме мы не можем наговориться. Точнее, я, конечно. Папа лишь с улыбкой слушает мою трескотню и в нужных местах вставляет лаконичные комментарии или же просто кивает.
— Пааап, мне восемнадцать, а не восемь, — смеюсь над подарками. — Я давно не играю в куклы.
— Я больше не знаю, что тебе дарить, — почти беззвучно хохочет отец. — Застрял в том периоде, когда ты радовалась триста первой кукле. Но эта кукла не простая.
— Золотая? — все еще смеюсь, но проворачиваю подарок осторожно.
— Антикварная.
— Красивая.
— Оставишь своей дочери.
Беззаботное хихиканье резко заканчивается кашлем. Не ожидала от папы чего-то подобного.
— А если у меня будет сын?
— Тогда внучке, — улыбается еще задорнее.
— Стратегическое решение. Мне нравится!
— Вот и отлично!
— Паа-ап, Тоня пусть с тобой остается, — перехожу к важному для всех нас моменту. — Пожалуйста, не спеши возражать мне. Сам рассуди здраво! У меня все отлично. Мы с Саульским поладили, и вообще… — краснею, а осознавая это, краснею еще сильнее. — Возражения не принимаются! Если тебе Тоня не нужна, я ее уволю.
— Уж зная твое баранье упрямство, не сомневаюсь, — добродушно ворчит отец. — Ладно, пусть остается со мной.
Сдерживаю откровенное ликование, будто и правда изначально была уверена в своей победе.
— Я к тебе каждый день приезжать буду. Сразу после занятий. Ты не скучай тут, хорошо? Я тебе книг новых накупила. Зарубежные детективы, как ты любишь. Еще партию новинок ждут к концу недели, я просила отложить… Только если почувствуешь какой-то дискомфорт, не выделывайся, пожалуйста. Врач сказал глаза беречь. Я приеду, почитаю.
— Не дашь ты мне умереть спокойно.
— Я тебе в принципе запрещаю! Неспокойно тоже. Повезло тебе, что я у тебя одна!
— Повезло. Что ты у меня есть.
Под вечер внутри меня какая-то тоска разливается. Ноет и ноет, дышать тяжело. Хочется, чтобы обнял и успокоил именно он… Саульский.
Места себе не нахожу. Как зверь в клетке — туда-сюда, туда-сюда ношусь по спальне.
— Рома… Рома… — бросаюсь к нему, едва входит.
Обхватываю руками, прижимаюсь к груди. Жмурюсь от счастья, когда он в ответ обнимает. Так тепло мне… Так хорошо… Так надежно…
Глава 30
Я завтра снова в бой сорвусь,
Но точно знаю, что вернусь.
© Игорь Тальков «Я вернусь»
Сауль
Колоссальное количество людей не может найти себя. Признаться по чести, я достиг всего, чего когда-то хотел. Не расслабляюсь, конечно. Некогда. Жизнь — это бесконечная полоса препятствий. Стараюсь предвидеть проблемы, а не решать их по мере поступления.
То, что случается в первый день нового года, к сожалению, не загадаешь. Горит контейнеровоз из Гонконга. Сто двадцать пять тонн груза. Только девяносто из которых застраховано.