Праздник удался. И привалила новая удача. На домашний телефон позвонила клиентка. Леся не растерялась, представилась Вероникой Фоминой, пригласила тетку в «Лавку света». И мигом сочинила гениальный сценарий. Она назовется Никой. Расспросит семейную пару, которая явится с визитом, уйдет в служебное помещение, а оттуда выйдет Галя в образе Хионии. Это имя тетя использует как путешественница во времени. Морозова наденет шапку с вуалью, подвяжет под одежду подушки, скажет:
– Я Вероника из прошлого. Выгляжу иначе, чем Вероника сегодня. Но тогда все женщины были жирные. Ваша карма исправлена. Ступайте спокойно домой.
– Большей глупости я в жизни не слышала. Подушки! И почему те, чья молодость пришлась на семидесятые годы прошлого века, были толстыми? – не выдержала я. – Зачем ты привлекла Галю?
– Она моя лучшая подруга, – объяснила Леся. – И разве вы никогда старые фото не видели? Тогда все были просто жиртрест, а не женщины. Задница во! Талии нет! На голове «химия»! Поэтому на Галке шапка! Вуаль, чтобы лица не было видно. Как мне успеть за пару минут переодеться? Нельзя же полчаса возиться. А Галка наготове сидеть будет. Я ушла, и тут же Хиония выйдет. Ничего плохого мы делать не собирались. Наоборот, только хорошее. Муж с женой, ну те, что приедут, успокоятся, подумают, что в их прошлом косяки исправили, теперь все зыко покатит. Ника так всегда делала.
– Переписывала прошлую жизнь? – прищурился Никита. – Летала на много лет назад?
– Ну… не совсем, – призналась Леся, – она просила рассказать о том, что клиент делал раньше. Прямо по годам. Если человек забыл все события, Вероника с ним долго встречалась, они вместе искали точку зла. А некоторые хорошо помнили, где, кому и когда нагадили.
Олеся вытерла нос рукавом кофты.
– Вероника уверена, что у каждого эта самая точка зла есть. Ты сделал нечто плохое, и оно запустило бумеранг. И ты получаешь теперь без конца люли. Если клиент знал, откуда ноги растут, то тогда он должен был поехать к тому, кого обидел, извиниться, на коленях стоять, лбом о пол биться. Если его простят, то и беды, в которых он тонет, прекратятся.
– Одиннадцать шагов к счастью, – бормотнул Никита, – есть такая практика изменения себя. Последний шаг: попросить прощения у всех, кого оскорбил. Ничего нового Фомина не придумала.
– Сама она это изобрела или нет, неважно, – отмахнулась Олеся, – зарабатывает Ника суперски. Я решила так: мы с Галкой поговорим с клиентами и получим деньги. Купим себе что-нибудь! Сумку! Туфли! Просто очень хочется!
– Мне уже ничего не надо, – простонала Галя, – это просто ужас. Леська лавку открыла, велела: «Переоденься здесь, на кухне тесно, потом иди в служебку, вон дверь, жди там, я принесу нам кофе. На первом этаже в баре Володька работает, я ему нравлюсь, он бесплатно сделает два больших капучино. Запру тебя, сиди тихо». И утопала. А я… а я… а я…
Галя всхлипнула.
– Оделась как Хиония, открыла дверь в кухню. А там!.. Тетя Ника на столе! Мертвая! У меня в глазах потемнело!
– Ты дура безголовая? – взвилась Леся. – Она жива! Ее в больницу увезли!
– Я думала: она все, – заплакала Галя. – Так странно лежала! Посмотрела я на нее, и темно стало!
– Вот дура! – злилась Николаева.
– Вечеринка вчера удалась? – неожиданно сменил тему беседы Никита.
– Да, – засияла улыбкой Леся, – мы суперски повеселились!
– Что пили? – спросил детектив.
– Вино, – ответила студентка, – пришло пятнадцать человек, вся наша группа, каждый принес бутылку. Серега коктейли делал.
– А на закуску что? – не утихал Никита Павлович.
– Орешки, попкорн, – перечислила Николаева, – вообще-то я всех не жрать звала, а потусоваться.
– Вероника Матвеевна любит выпить? – снова резко сменил тему разговора Кит.
– Она не может, – ухмыльнулась Леся, – понюхает стакан – и готова! У тети неприятие спиртного.
– У Вероники Матвеевны есть какие-то хронические болезни? – присоединилась я к беседе.
– Вроде нет, – ответила племянница, – она не жаловалась!
– Некоторые не жалуются и внезапно умирают, – оптимистично сказал мой спутник. – Перед отъездом Вероника как себя вела?
– Она съела три сосиски, яичницу, два куска хлеба с маслом, выпила чаю и сказала: «Я не наелась», – отрапортовала Леся, – весь холодильник сожрала и не поморщилась. Ну, просто совсем больная и плохая. И с собой похавать взяла, бутеров гору сделала, бутылку фруктового чая прихватила.
Я осмотрелась по сторонам.
– На столе стоит кувшин. Зачем он тут?
– Вероника из него на сеансах всегда пила, – ответила девица, – торжественно так объявляла: «Сейчас глотну воды перемещения, уйду, чтобы вас не напугать своим исчезновением. Сидите тихо, ждите, я вернусь в образе Хионии».
– Но здесь кружки нет. А на кухне их несколько, – сказала я.
– Три чашки всегда стоят у чайника, – уточнила племянница Фоминой. – А ее личная в кабинете. Наверное, ее Галка унесла.
– Зачем? – удивился Никита и посмотрел на Морозову.
– Ничего я не трогала, – пролепетала та, – переоделась, вещи в сумку сложила, спрятала ее в шкаф, открыла дверь в кухню. А там жуть!!!
Я взяла кувшин.
– Можно его забрать?
– Да, – разрешила Олеся, – он две копейки стоит, выглядит как стеклянный, а на самом деле пластиковый.
– Непременно вернем его, – пообещал Никита.
Детектив сразу понял, что я хочу отдать на экспертизу сосуд, на дне которого осталось немного жидкости.
– У кого есть ключи от лавки? – спросил мой спутник.
– У тети, – ответила Олеся и потупилась. – А зачем вы спросили про ключи?
Никита начал ходить по комнате.
– Скажи, Фомина аккуратная? Или неряха? Ходит в несвежей блузке? Грязной обуви? Не моется?
– Да вы что! – возмутилась Леся. – Тетя чистюля каких поискать. Перед тем как из дома выйти, всегда отгладит и юбку, и кофту.
– Вероника не из тех, кто все расшвыривает? – уточнил детектив.
Олеся ответила:
– Тетя невероятная зануда. Дома у нас у каждой вещи свое место. Ну, например, сахарница стоит посередине стола на кухне. Четко в центре! Если кто-то ее перенесет на подоконник или в буфет, Ника ничего не скажет. Молча вернет фарфоровый бочонок туда, где он должен находиться. Злиться, делать замечания, ругаться не станет. И так всегда! Ее пальто висит на вешалке справа, мое слева. Губки в ванной лежат по размеру: у стены большая, за ней поменьше. У нее даже иголки в коробке по росту воткнуты, пуговицы запасные разобраны. Еще у нее бзик с посудой. У Ники свои чашка, ложка, вилка, тарелка. Никому их брать нельзя.
– Жуть, – оценил ее рассказ Никита, – я бы скорее умер, чем постоянно думать о том, куда положить мочалку. Целый день пендели от занудной бабы огребал бы.