Та, что меня спасла - читать онлайн книгу. Автор: Ева Ночь cтр.№ 52

– Да, – трёт Лада лоб. Тонкие пальцы, идеальный маникюр. Изысканная. Ухоженная. Стопроцентная женщина. – У Антона рак головного мозга. Опухоль неоперабельная. Уже ничего не поможет и не помогло. Никакие деньги не воскрешают. Угасает. Приступы. Но вполне ещё в себе.

Лада снова смотрит мне в глаза. Сжимает губы. У неё неяркая помада в коричнево-пастельных тонах. Тёмные тени в тон делают синь её глаз отчётливее и ярче.

– Я тогда ошиблась. Не поняла. Да и не в состоянии была разбираться, кто прав, кто виноват. Хотелось получше спрятать Настю и удрать подальше. Это не Антон, Эдгар. Не он злодей. Тряпка – да. Трус – безусловно. У всей этой истории был и есть серый кардинал.

– Федя, – у меня даже сарказма не получилось, потому что если бывают моменты, когда ты потрясён, то этот – из их числа.

– Догадаться нетрудно, – прикрывает Лада глаза и безостановочно водит пальцами по краю стакана, к которому она так и не притронулась. – Он настолько струхнул, что не доверил это дело никому. Сам поехал сюда разбираться и выяснять, что к чему. Нервишки у него уже явно не те, раз тётку по голове огрел.

– А он каким боком во всём этом? – хочу дослушать до конца, чтобы начать строить планы. Мне жизненно необходимо выстраивать логические цепочки, думать, анализировать, находить решение.

Лада достаёт из сумки салфетки, тщательно протирает край стакана и наконец-то делает глоток. Маленький. Чтобы промочить горло. Видимо, пересохло всё от нервов.

– Он родной брат Антона. Старше на пару лет. Такой же красавец и пройдоха, но с двойным дном и с характером покрепче. Это он всё придумал. И он всё провернул. Это он должен был оказаться на месте Антона, но мать почему-то выбрала не Федю. Федя этого не понял. Зато понимаю я: мать больше не захотела находиться под игом властного самца. Выбрала того, что помягче и подобрее.

Осталось только достать этого говнюка, чтобы он не портил атмосферу и не подбирался к моей жене. Я уже углубился в собственные мысли, но голос Лады меня догнал:

– Он где-то здесь, Эдгар. Что-то замышляет. А у меня – признание Антона. Он всё мне рассказал. Я передала дело в полицию. В надёжные руки. Но нам всё равно нужна помощь. Здесь. Думаю, ты знаешь, к кому обратиться, чтобы найти этого урода.

Я киваю. Протягиваю руку.

– Пойдём отсюда. И спасибо, что настояла на встрече. Что рассказала всё с глазу на глаз. Я бы не хотел, чтобы Тая… нервничала. У неё завтра особенный день. Не будем портить ей праздник.

Она вкладывает ладонь в мою руку. Горячую и сухую. Кивает в ответ и улыбается. Вымученно, но с облегчением. Она сбросила груз с плеч. Облегчила душу. Рассказала историю, что мучила её долгие годы. Смелая и мужественная девочка, заслужившая и прощение, и отдых.

Я просыпаюсь от поцелуев. Снова от поцелуев. Тону в нежности и бережных прикосновениях. Я раритет. Бесценное произведение искусства. Так он относится ко мне – мой муж. Я слушаю его дыхание. Схожу с ума от губ, что касаются меня везде. Подставляюсь ему бесстыдно, выгибаюсь в руках.

У меня есть грудь – чувствительная и упругая. Он проводит по ней костяшками пальцев, задевая соски. Язык его оглаживает широко твёрдые горошины. Рот посасывает вершинки. Руки исследуют тело. Искры, искры, стоны.

У нас огромная кровать. У нас большая спальня. Здесь можно не стесняться и не закрывать рот ладонью: мы слишком далеко от всех. К тому же – отличная звукоизоляция. Эдгар постарался. Мой муж. Мой неистовый ураган. Неутомимый любовник.

Я сплошная эрогенная зона. Где бы он меня не тронул – ощущаю дрожь, хрустальный звон, горячий отклик. Губы его теребят мочки ушей, скользят по шее. Язык очерчивает ключицы, рисует дорожку между грудей к животу, задерживается у пупка.

Я уже влажная и горячая. Распахнутая настежь. Рука его касается плоти между ног. Пальцы медленно двигаются вниз, вверх, вниз, вверх. Поступательно, настойчиво, целеустремлённо. Ныряют вглубь и возвращаются.

Я вскрикиваю, кусаю губы, напрягаюсь. Бёдра мои двигаются в согласии с его рукой. Пытаюсь отсрочить неизбежное – извернуться, притянуть его к себе, но с ним бесполезно спорить. Он доминант и сделает так, как задумал. Ещё пара движений – и я рассыпаюсь разноцветным конфетти. Взмываю ввысь, чтобы потеряться в потоке света, в содроганиях экстаза…

– С днём рождения, Тая Гинц. Моя самая лучшая, самая прекрасная, самая любимая девочка, – губы его шепчут прямо мне в губы. Воздух входит из его рта в мой. Одно дыхание на двоих. Большего и не нужно.

И это не просто физиология: в последнее время мы очень близки. Каждую свободную минуту – рядом. Он приходит домой измочаленный и убитый. Ест мою стряпню и рассказывает какие-то мелочи, которые не могут меня расстроить.

Он бережёт меня. Хранит. Окружает заботой. И в то же время я не чувствую себя хрустальной вазой, над которой трясутся и сдувают пылинки, чтобы не повредить. Я живая и настоящая. Эдгар – искренний и естественный. Никаких пауз, недомолвок, натянутостей, неловкостей. К этому привыкаешь молниеносно.

Иногда мы смеёмся вместе. Эльза смотрит на нас влажными глазами, прижимает руки к сердцу и ничего не говорит. Она оберегает нас. Даёт возможность побыть наедине. Отдельно от всех. Нам это нужно.

Мы соскучились и никак не можем напиться, наглядеться друг на друга. Не знаю, как там бывает в хороших благополучных семьях. Сейчас я чувствую себя наполненной до краёв счастьем, маленькими нашими секретиками, взглядами, прикосновениями.

Мы как будто пишем новый сложный код, понятный только для нас двоих.

– Не могу к этому привыкнуть, – вздыхаю. Я ничего не помню. Мне девятнадцать и точка. А этот летний день и цифра двадцать один… Я почти уверена, что я та самая Настя Бакунина, но ничего не отзывается ни на звук этого имени, ни на эту семью.

Я перешерстила Интернет. Мы переписывались с Ладой. Она выслала мне фотографии из домашнего архива. Чужие люди, лица, события. Там есть я на этих фото – маленькая худая птица с глазищами.

– Тебе не обязательно быть ею. Оставайся моей любимой женой Таей. У тебя есть имя, фамилия, я. Моя мать, дети, собака, дом. И будет много ещё всякого.

Эдгар гладит мой плоский живот. Он знает, что нет никакого ребёнка – у меня недавно прошли критические дни. Я держу таблетки в сумке. Будет ли он проверять и пересчитывать, как раньше? Сможет ли принять моё решение? Я вроде бы как получила право выбора. И сделала его.

Я раскрываюсь для него, принимаю в себя, становлюсь частью целого. Пью его дыхание, отдаю стоны, сплетаюсь руками. Он мой – и в этом нет сомнений. Я его – и это прекрасно. Нет ничего слаще принадлежать кому-то, но не быть рабом, а отращивать крылья, чтобы парить, дышать, ловить раскрытыми ладонями счастье – общее, потому что по-другому не нужно.

Крик. Экстаз. Вспышка. Дрожь. Кожа к коже. Очень плотно. У нас одно сердце, гулкий стук которого я слышу каждый день.