– Леночка, кто бы мог подумать, что ты теперь Варшавина, – сладко тянет Лиловая. – А мы тут головы сломали. Думали, ты восстанавливаешь здоровье после той некрасивой истории. Кстати, с тем же Гинцем. Как много его стало вдруг. Варшавина, – Лиловая разве что слюнями не давится – с таким наслаждением катает фамилию Леночки во рту. – Удивительно. Почему же вы скрывали свой брак? Были на то причины?
Елена смотрит на Лиловую насмешливо. Красивый рот ярко выделяется на бледном лице. Тёмно-рыжие волосы пылают осенним костром. Небрежные завитки падают на мраморный лоб и прикрывают глаза. Она красива и утончённа. Немного капризна и вальяжна. Здесь она своя. Львица в прайде. Никого не боится и не стесняется.
– Это наслаждение – жить тихо. Путешествовать. Хранить брак в тайне и чистоте. Пока о нём никто не знает, он сияет белизной. Как только чужие руки касаются и оценивают – всё, теряется первозданная прелесть Гименеевых уз.
Она тянет слова. Возможно, издевается, но никто не смеет её одёрнуть. Наверное, она как раз из очень приличной семьи. По статусу так высоко, что все эти лапочки следят за каждым её жестом. Кто с благоговением, кто со скрытой насмешкой. Одна Лиловая смеет ей противостоять.
– Я слышала, у тебя были проблемы с антидепрессантами, Леночка? Поверь, ни один мужчина не стоит того, чтобы из-за него умирать.
Антидепрессанты?.. Умирать?.. Кажется, я сейчас с ума сойду. Если бы я знала, что мой Гинц такой популярный среди дам, никогда бы замуж за него не вышла.
Это ревность. Я поймала себя на том, что ненавижу их всех. А Лиловую – особенно. Нашлась умница. Воспитывает всех. И лезет, куда не просят.
У Леночки на щеках – рваный румянец проступает. На белой коже он как флаг – сразу же выдаёт её. Говорит о том, что она не смогла сдержаться. Рассердилась или расстроилась. По лицу не понять, но кожа выдаёт. И глаза под умело накрашенными веками. Она прячет взгляд.
Она права: нельзя же грязными руками лезть, куда не просят! Я не испытываю к Варшавиной тёплых чувств, но именно в эту минуту мне её жаль. Одинокая, на отшибе от всех. Зачем она явилась сюда? Ведь знала, что будут обсуждать и её исчезновение, и странный тайный брак.
Варшавина, кажется, готова дать отпор, но тут, как привидение, появляется Альберт. И разговоры утихают. Крутятся теперь вокруг рисования. Кто-то радуется похвале, кто-то огорчён, что ничего не получилось. Кому-то без разницы, как Аде. Она сюда не рисовать пришла. И рисунок у неё жуткий. Как у душевнобольных: мрачный, с неровными штрихами-линиями.
Аль неожиданно хвалит и её:
– Это намного лучше, чем в прошлый раз. Ещё несколько занятий, Ада, и из тебя можно будет что-то стоящее лепить.
– Ты же знаешь, что из меня ничего не получится, Альберт, – кажется, кого-то прёт на откровенность. И странно, что она не повелась на лесть. На вид Ада – отрицательный персонаж во всех отношениях. Но вот сейчас даже ей можно посимпатизировать за смелость и правду. Хотя это больше заслуга Аля. Он умеет раскрывать людей, вызывать на откровенность.
Я настолько увлечена его движениями и разговорами, что вздрагиваю, когда в кармане начинает вибрировать телефон. Достаю его из кармана и ухожу в дальний угол. Тётка. Соскучилась? Или её альфонс из тени в подъезде превратился в небесный дым?
– Тая! – кричит она возбуждённо. – Тая! Я вспомнила, вспомнила фамилию твоего отца! Конечно же, он не Прохоров, а Баку…
Связь прерывается так резко, что я вначале и не понимаю, что произошло. Фамилия Баку? Город Баку? Что Баку?.. Пытаюсь дозвониться тётке, но равнодушный голос робота рассказывает мне, что абонент вне зоны доступа. Видимо, сеть пропала или заряд батареи закончился. У тётки телефон древнее дерьма мамонта.
И я понимаю, что не хочу дозваниваться. Хочу увидеть её. Может, она мне не только про фамилию отца расскажет. Воспоминания – они такие: сегодня их нет, а завтра – всплывут, как подводная лодка. Мне ли не знать?
26. Эдгар
– Мне нужно с Таиной тёткой увидеться, – сам не верю, что произношу эти слова. – Что-то там не так. Хоть что бы вы мне ни говорили и в чём бы ни убеждали.
– Эдгар, как ты достал – ты представить себе не можешь, как я хочу от тебя избавиться. Вылечить и не портить себе нервы. Более беспокойного пациента сложно отыскать. Где были мои мозги, глаза, мысли, когда я согласился быть твоим домашним доктором – собакой на побегушках. Думал, ничего сложного – ты ж бугай. Не болеешь никогда. А тут одно за другим: то ты женился и сдуваешь пылинки со своей нелюбимой жены, то тебя отравили. А теперь ещё у нас мама, двое детишек опасного возраста, когда дети падают, ломают конечности, разбивают носы… Дальше продолжать? Даже Сева с тобой рядом не удержался – руку сломал в знак солидарности. Я уже побаиваюсь за свою собственную безопасность и сохранность остатков разума.
Жору прорвало. Обычно он скромнее в высказываниях.
– Ты закончил?
– Нет, я только начал! Никаких тёток, Эд! Ни тёток, ни дядек, ни бабушек, ни дедушек. Имей совесть! Сотрясение мозга – это не шутки.
– Лёгкое сотрясение. Вообще мне кажется, что ты преувеличиваешь мои хвори. Меня даже ни разу не тошнило. И чувствую я себя прекрасно.
– Гематома на твоей умной башке говорит несколько о других, более прозаических вещах. Не будь скотиной, Эд. Ну подождёт твоя тётка с неделю.
– Жора, ты сколько меня знаешь? – осаживаю друга голосом и взглядом.
– Давно, – сдувается, – тебе точно годы посчитать?
– Не нужно считать. Немногие знают меня так, как ты или Сева. Я достаточно замкнут и нелюдим. Хоть многие считают, что это не так. По городу бродят удивительные сплетни обо мне. Я их наперечёт знаю.
Мужчины считают меня редкой сволочью и гадом. Беспринципным терминатором, который ради наживы или прибыли готов убить или на галеры отправить своих конкурентов. Женщины считают моих любовниц, коих было не так уж и много. Завидный жених. Был.
Но ты же помнишь и знаешь: у меня хорошая интуиция. Да, я хорошо считаю, выстраиваю логические цепочки, просчитываю варианты, риски, возможности. Но помимо моих деловых качеств есть ещё кое-что. Интуиция. Это то, что не объяснить словами. Но если это чувство пробуждается во мне и говорит сделать вот так – я делаю. И ещё ни разу оно меня не подводило. Так вот интуиция сейчас говорит мне встретиться с Таиной тёткой. И я сделаю это, даже если ты меня к кровати привяжешь. Отвяжусь и убегу.
– Надеюсь, когда твоя интуиция успокоится, мне останется что лечить.
Жора уже спокоен. Руки на груди сложил. А я вздыхаю с облегчением: индульгенция получена. Утром я отправлюсь к чёртовой тётке, этой жадной Алевтине Витольдовне, и попытаюсь вытрясти из неё хоть что-то. Не может быть, чтобы она не помнила. Не может быть. А заодно и на её альфонса посмотрю. Что там ещё за чудо-юдо возле тётки трётся и с какими целями. Тая беспокоится.