— Сеня, детка, вы — подлинное сокровище! — заявила
она надтреснутым голосом, похожим на дзиньканье антикварной чашки. —
Другой бы на вашем месте начал возмущаться. Я сразу спросила этого ребенка, где
его родители и почему он бегает в темноте по чужим подъездам. И как он
просочился мимо охранника. А вы… Такой открытый, такой бесхитростный!
Бесхитростный Кудесников приторно улыбнулся Нелли Ираклиевне
и скрылся в квартире. Дождался, пока она затопчет окурок и освободит лестничную
площадку. Натянул штаны, застегнул не на ту пуговицу рубашку и выскочил из дому
в ботинках на босу ногу.
Двор встретил его скрипом качелей и поскуливанием
совершающей ранний моцион собаки, которая таскала за собой сонного хозяина. Жесткая
темнота уже размякла, превратившись в жиденький серый кисель. Кудесников
быстрым шагом прошел до будки с охранником, махнул ему рукой, а потом побежал.
Прохладный ветер немедленно забрался к нему за пазуху и пощекотал, прогоняя
остатки сна.
Возле булочной никого не было. То есть совершенно никого. Он
прогулялся вдоль крыльца с разбитыми ступеньками и дошел до кустов боярышника,
усеянных тяжелыми лакированными ягодами. Сорвал одну, обтер о штаны и сунул в
рот. Внутри оказались волосатые семечки, и Кудесников с отвращением выплюнул их
на асфальт. В ту же секунду листва защумела, треснула ветка, и тихий голос
позвал:
— Пст!
Арсений, недолго думая, влез в палисадник и нос к носу
столкнулся с Аликом Малаховым. Именно ему он несколько часов назад поручил установить
личность загадочного Игоря, на рандеву с которым отправилась давешняя брюнетка.
У Алика оказался абсолютно дикий вид — волосы стояли дыбом, одна пола рубашки
застряла в брюках, другая болталась поверх ремня. Маленькие, вечно бегающие
глазки были неправдоподобно вытаращены и смотрели в одну точку — а именно в лоб
Кудесникову.
— Ты почему в кустах? — спросил тот, но Алик не
дал ему закончить, схватил за грудки и больно стукнул о ствол тощей березки,
подпиравшей изгородь. И страшным шепотом просвистел, оросив физиономию сыщика
порцией слюны:
— Ты что, Сеня, смерти моей хочешь?
— В каком смысле? — до невозможности удивился
Кудесников. Его еще ни разу не затаскивали в кусты, чтобы доложить о
выполненной работе. — Возьми себя в руки, Малахов. Ты мужик или мамзель в
кружевах? Говори спокойно — так, мол, и так, Арсений.
— Так тебя и растак, Арсений! — в сердцах ответил
тот. — Во что ты вляпался, а? И меня за собой потянул!
— Вляпался… — задумчиво повторил Кудесников, и призраки
мотоциклистов-автоматчиков закружились в его глазах черными мушками. — А
что случилось?
— Что случилось?! — задохнулся Малахов. —
Знаешь, кого ты поручил мне разрабатывать?
— Игоря, — покладисто ответил Кудесников, почесав
левую лопатку о нарост на березовой коре. Да, он не ждал от брюнетки ничего
хорошего, но чтобы так паниковать… — Игоря, которому принадлежит квартира на
Лиственной…
— Квартира принадлежит черт знает какому фонду, —
перебил его Малахов. — Хотя в ней действительно находился Игорь. Как потом
выяснилось. Значит, он под ручку с бабой выходит из подъезда и садится в
машину. А я, значит, за ним слежу. И пока слежу, сбрасываю Михалычу номер
автомобиля, чтобы он, значит, установил владельца. Еду дальше. И тут Михалыч
перезванивает, орет, как обезьяна резус, и меня матом! Я ссылаюсь на тебя, он
тебя тоже матом! Трубку бросил и оба телефона отрубил.
Кудесников нервно почесал о березу вторую лопатку. Чтобы
железобетонный Михалыч орал? Уму непостижимо.
— Я отправился к нему, — продолжал шипеть
Малахов, — и знаешь, что он сказал?
— Что брюнетка оказалась молочной сестрой Кондолизы
Райс и на Москву уже летят американские баллистические ракеты, — вслух
предположил Кудесников.
Малахов несколько секунд смотрел на него не мигая.
— Теперь я вижу, что ты спятил, — мрачно заключил
он, — Ты просто спятил, и все. Будь ты в своем уме, ты не послал бы меня
следить за руководителем департамента службы безопасности.
Арсений почесался о березу всей спиной, извиваясь, как уж,
задумавший вылезти из старой шкурки. И глупо переспросил:
— Службы безопасности чего?
— Страны! — гавкнул Малахов. — Игорь Тагиров,
твою мать, его зовут! Думаешь, он не заметил, что я за ним слежу? Думаешь, он
не узнает, кто я такой? И кто раздает мне поручения, да? Мы исчезнем прямо
сегодня утром, — простонал он. — Бесследно. Наши изуродованные тела
смешают с трупами жертв авиакатастрофы рейса Бенин — Урюпинск. Нам крышка. Мне
— крышка!
— Ты вот что, — сказал Кудесников, чувствуя
беспокойство в желудке, — ты иди домой и ложись спать. А я разберусь…
— Он разберется! — Малахов воздел руки, призывая
небожителей стать свидетелями кудесниковской глупости. — Вместо того чтобы
разбираться, иди и пиши завещание. Я уже велел жене собирать детей.
Собирать детей! Арсений представил, как дети Малахова,
завязанные крест-накрест в белые платки, сидят на чемоданах и рыдают в два
голоса. А их мать дрожащими руками запихивает в баул самые ценные вещи, уминая
их коленкой.
«Бежать!» Слово билось в голове Кудесникова, раскладываясь
на два слога в такт его шагам: бе-жать, бе-жать, бе-жать… Он двигался к своему
подъезду длинными скачками, изредка виляя, словно уже был взят в перекрестье
прицела. Беспокойство в желудке перешло в штормовое предупреждение. Кудесникову
казалось, что этот важный орган раздулся внутри него подобно воздушному шару и
уже подпирает сердце — дышать становилось все труднее и труднее.
Прилетев домой, он заметался по квартире, не зная, с чего
начать сборы. Необходимо спрятаться. Пересидеть бурю. Конечно, он ничего такого
не сделал, всего-то проявил человеческое участие. И все-таки… Все-таки было
страшновато оставаться тут и прислушиваться к шагам за дверью.
«Там», конечно же, решат, что Дину подослал он. И слежку
тоже организовал он. Великолепно! Как говорится, сделал дело — жди расстрела.
— Мерс, мы уезжаем! — предупредил Арсений кота,
свесившего заднюю лапу со спинки кресла. — Собирайся.
В комке шерсти приоткрылся один зеленый глаз и принялся
следить за тем, как хозяин мечется по квартире. Вот Арсений вытащил из шкафа
большой чемодан с кусачими замками и принялся набивать его добром.
— Твою миску мне мыть некогда, поэтому мы ее не
возьмем, — говорил Арсений. — Иначе вся одежда провоняет «лакомыми
кусочками». Воистину, мы живем в век мышиного счастья. Уму непостижимо — коты
питаются консервами! Моя дорогая бабушка лопнула бы от смеха. Раньше котов не
кормили, а просто предоставляли им кров. Они были обыкновенной скотиной, а
сейчас обнаглели до чрезвычайности.
Мерседес приоткрыл второй глаз, всерьез заинтересовавшись
хозяйским монологом. Нечасто с ним обсуждали философские вопросы!